Ничейная земля (ЛП) - Гонсалес Фернандо Гамбоа. Страница 2
— Да знаю я, дружище. Я тоже там был, припоминаешь? Я тот парень, который тащил тебя волоком, когда из дырки от пули в твоей груди хлестала кровь.
Алекс машинально поднес руку к шраму от ранения рядом с сердцем. Он четыре месяца провалялся в госпитале в Валенсии, находясь на краю смерти. Но не рана мешала ему спать по ночам и отравила душу угрызениями совести.
— Хватит трепаться, — резко одернул он друга. — Выполняй приказ, да поживее. До заката всё должно быть сделано.
— Есть, товарищ лейтенант.
Хоакин Алькантара выпрямился и отдал честь, поднеся сжатый кулак к виску. Он выглядел настолько карикатурно серьезным, что нельзя было не распознать в этом жесте насмешку.
— Иди к черту, Джек, — пробормотал Райли, а потом развернулся и пошел отдавать приказы остальным подчиненным.
2
Пару часов спустя батальон Линкольна в полном составе расположился на северном склоне небольшого холма с оливами, закрытый и от солнца, и от огня защитников Бельчите. Конечно, в эту минуту те пристально разглядывали батальон в бинокли, как делал это из-за мешков с песком генерал Красной армии Вацлав «Вальтер» Сверчевский, поляк по происхождению, окончивший Военную академию в Москве. Командующий Интернациональными бригадами, куда входил и батальон Линкольна, отличался ледяным взглядом и непримиримостью.
Рядом с ним, как молчаливая тень, находился политкомиссар Интернациональных бригад Андре Марти — зловещий француз с бегающими глазами, его прозвали «Мясник Альбасете». Он держался неподалеку, сложив руки за спиной, внимательно наблюдал и слушал.
— Товарищ генерал, — раздался громогласный голос Мерримана.
— Да? — отозвался генерал Вальтер, но не повернулся и не оторвался от бинокля.
— Все офицеры на месте. Можем начать, когда скажете.
— А это что? — спросил генерал с жутким акцентом, показывая куда-то вперед.
Роберт Мерриман пристроился рядом с генералом и прикрыл рукой глаза от солнца, пытаясь понять, о чем идет речь.
— То здоровенное трехэтажное здание с колокольней? Это монастырь Святого Рафаэля.
— Монахи?
— Скорее монашки.
— Ясно. А вон то... рядом с въездом в город?
— Монастырь Святого Августина.
Генерал наконец-то отвел от глаз бинокль и с написанным на лице сомнением повернулся к майору.
— Вы шутите? Два монастыря в одном крохотном городке?
Мерриман пожал плечами, что означало «Это же Испания».
— Мы думаем, что второй покинут.
Генерал Вальтер снова поднес бинокль к лицу и внимательно изучил здание.
— Интересно... — пробормотал он себе под нос.
Он убедился, что вблизи городка нет ни артиллерии, ни дотов, и удовлетворенно повернулся, чтобы обратиться к группе офицеров, стоящих полукругом у грузовика снабжения. К его борту была прикреплена подробная карта города и окрестностей.
— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал он лёгким кивком четырех капитанов и пятнадцать лейтенантов, командный состав батальона Линкольна.
— Здравия желаем, товарищ генерал! — ответили они хором, отдавая честь.
— Вольно, — холодно произнёс Вальтер.
Затем, сложив руки за спиной, он долгие две минуты изучал карту, повернувшись спиной к офицерам, молча ожидающим решения генерала.
— Хорошо... Отлично, — произнёс он по-русски и, видя, что его никто не понял, повернулся и повторил то же самое по-испански.
Командующий Интернациональными бригадами улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего приятного.
— Товарищи американцы, — произнёс он, окидывая взглядом присутствующих — Перед батальоном Линкольна стоит важнейшая задача — захватить город Бельвиче.
Стоящий рядом с ним Мерриман тихонько покашлял.
Генерал взглянул на него, затем — на карту, после чего бесстрастно поправился:
— Город Бельчите. Как бы он ни назывался, ваша задача — атаковать его с севера. — Он ткнул указательным пальцем в карту. — Вот наши позиции, и к завтрашнему дню кольцо вокруг города полностью замкнут войска под командованием товарищей Листера и Модесто, отрезав националистов от снабжения. Тогда авиация и артиллерия начнут бомбардировку, чтобы оголить оборону противника, а через два-три дня мы начнем штурм, который возглавите вы, вот по этой дороге, — и он провел пальцем по тонкой черной линии, проходящей прямо по месту их дислокации до северо-западной окраины города. — Сначала возьмете эти два здания — маслобойню и покинутый монастырь, они послужат нам опорными пунктами. Когда закрепитесь на позициях, со всех флангов атакуют четыре дивизии — танки и пехота, пока не подавят всякое сопротивление. — На его лице появилась гримаса, обозначающая улыбку, и, сжав кулак, он добавил: — И не уничтожат врага.
Два десятка офицеров беспокойно переминались с ноги на ногу, но Мерриман поспешил вставить:
— Мы рассчитываем на четыре дивизии, то есть двадцать четыре тысячи человек, как и на артиллерию, которая будет безостановочно обстреливать город, чтобы ослабить врага. Высшее командование полагает, что во время штурма мы почти не встретим сопротивления.
— Товарищ командующий, — вмешался Майкл Лоу, первый чернокожий офицер в истории Соединенных Штатов, отдающий приказы белым, капитан Первой роты, в которой служил Райли, — а что конкретно значит «вы возглавите штурм» и «когда закрепитесь на позициях, атакуют четыре дивизии»?
Мерриман покосился на Вальтера и ответил вместо него:
— Именно то, о чем вы подумали, капитан. Было решено, что мы атакуем с севера и тем самым отвлечем силы обороны, чтобы остальные войска напали с запада и юга.
Капитан Лоу нахмурился.
— Понятно, — пробормотал он. — Отвлечем силы обороны.
— А в чем проблема, капитан? — вмешался генерал.
— Никаких проблем, товарищ генерал, — ответил он с плохо скрываемым сарказмом. — Батальон Линкольна, как всегда, готов броситься в бой в первых рядах.
Губы генерала Вальтера искривились в жестокой гримасе.
— Рад это слышать, товарищ капитан, — ответил он, сверля его взглядом. — Ведь в таком случае вы с удовольствием узнаете, что ваша рота возглавит атаку.
— Есть, товарищ генерал, — сказал Лоу, гордо вскинув подбородок, словно действительно рад этому приказу.
Тем не менее, ему хватило ума не добавить что-нибудь еще. Он посмотрел налево и встретился взглядом с Райли, которому послал завуалированный жест извинения.
Генерал Вальтер, вновь сложив руки за спиной, помолчал пару секунд, после чего поинтересовался:
— Есть ещё вопросы?
На этот раз никто не осмелился высказать свои сомнения вслух, и майор Мерриман снова вмешался:
— Мы считаем, что защитники города располагают несколькими тысячами человек; среди них добровольцы, рекете, фалангисты [1] и марокканцы. Вероятно, есть какая-то артиллерия, вероятно замаскированная — причина, по которой мы не можем начать танковую атаку. Но, как уже говорил генерал, к началу штурма силы противника будут уже истощены и, возможно, начнут сдаваться.
Райли непроизвольно фыркнул, что не осталось незамеченным польским генералом.
— Вы хотите что-то сказать, лейтенант?
Кто-то рядом явно специально наступил ему на ногу. Даже сам майор, казалось, взглядом просил его держать рот на замке.
Но молчаливость никогда не входила в число его достоинств.
— Не совсем, товарищ генерал. Я просто подумал... — Он откашлялся. — Как мы все хорошо понимаем, враг не собирается сдаваться. Они знают, что мы почти всегда их расстреливаем, особенно марокканцев, как и они поступают с нами. Так что на их месте я не стал бы сдаваться и не рассчитывал бы на то, что они так поступят. Разве не было бы намного лучше, — добавил он, выйдя за границы благоразумия, — предоставить националистам коридор для отступления? Мы спасли бы много жизней и куда легче захватили бы город. Как говорила моя мать-испанка: «Бегущему врагу — скатертью дорога».
Генерал сделал два шага вперед, и другие офицеры расступились, как воды Красного моря.