Тиана. Год Седой крысы (СИ) - Гуйда Елена Владимировна. Страница 12
Я же глаза распахнула, не понимая, что говорит он.
— Живое дите. Но ты, Кристиана, если так дальше пойдет, на этом свете его не удержишь.
Я же вздохнула и расплакалась. Альвар же по голове погладил, успокоится велел и себе хуже не делать. Он с хозяйкой дома поговорит, пока поправлюсь здесь буду, а там и домой с торговым обозом вернусь. Я же только языком щелкнула на то:
— Не тебе то решать. Княжич после того как город взял меч с ножен не вынимая меня от себя не отпустит.
— Я уговорю.
— Не уговоришь. Разозлишь только. Ему до меня дела нет, а земли нужны. Я сама уйду, когда время придет.
На что он только рыкнул зло и вылетел дверью хлопнув.
Я же встать хотела, только Буран не дал. Влез в постель и лег на ноги поверх одеяла, что и не пошевелится. Хотела прикрикнуть, да он мне только глухим рыком ответил. Потому и махнула рукой, укуталась, да уснула, возле печи жаром дышащей.
— Ты что удумала? — рявкнул княжич Сельф дверь в дом чуть не вырвав.
Я на то только глазами хлопнула сонно.
— Думаешь на меня моих же воевод натравить?
— Не глупи княжич. — выступил из-за его спины Велэй. — Ей покой нужен…
— Уйди. — прорычал на то Сельф, сквозь зубы. — Уйди на пути не стой. А то и не посмотрю, что с пеленок меня пестовал.
Велэй же не отступил, а наоборот дорогу заступил меня спиной закрыв. Буран же на кровати ощерился, готовый хоть кому в горло вцепится.
— Оставь, дядька Велэй. — сказала я поднявшись на локтях. — Княжич позлится и по тому будет, а ты себе сам не простишь. А ты княжич, зря молнии мечешь. Не уйду я от тебя пока. А как уйти захочу, то и просится не стану и ты меня не найдешь.
— Ты…
— Я. И ты мне сейчас слово дашь, что вместо золота и серебра, оставишь за мной право на просьбу любую.
Сельф же на то ничего не сказал, вылетел, дверью хлопнул так, что чуть с петель не слетели.
— Ты не смотри, дочка, он молодой очень, потому и горячий.
— Что с Альваром? — прервала я его речь.
— Связать велел, да запереть и не выпускать. Пока не решит, что с ним делать.
— Дядька Велэй, пригляди, чтоб глупостей не наделал, пока с постели не встану. Он за меня просил. И не хочется мне, чтобы ему худо от того было.
Та то он кивнул только, пожелал здоровья и на ноги подняться скорее. С тем и вышел.
За неделю же я уже на ногах была, хоть и слаба. Альвара отпустили сразу же по утру, только злился он сильно на княжича. Сельф же на то и не смотрел вовсе, словно забыл, что случилось.
— Здрава будь, колдовка. — поздоровался молодой парень, подходя ближе.
— И ты будь при здоровье. Чего хочешь?
— Да спросить хотел, может тебе нужно чего? — замялся он.
Я же прищурилась. Видела его среди княжича дружины. Балагур молодой. Ливом звать. Так посмотришь, вроде и моих годов, а только чудится, будто на самом деле я уже старуха древняя. И так грустно стало. Что и вздох тяжкий сдержать не смогла. Потому отмахнулась от него.
— Не за тем пришел, чтобы мне помочь, а о своей судьбе спросить. — зло сказала я. — Так знай, никому о судьбе говорить не стану. Кому что написано, тот так и проживет.
Он же губы поджал да сказал тихо:
— Ты не сердись на меня, Кристиана, в бой идти мне еще.
— И что, если знать будешь, что голову сложишь, то меч бросишь и домой побежишь?
— Нет.
— Тогда иди и дурное в голову не бери.
Так и отрезала одним махом всех, кто хотел о судьбе своей у меня спросить. Потому как Лив о моей отповеди по всему стану раззвонил. А мне того и надо. Кому нужно и сама скажу, а как ходить начнут, только сердце рвать станут.
За теми мыслями и сидела на лавке во дворе, под солнышком зимним под лучи его холодные лицо подставляя.
— Ты не сиди на холодном, только хворь от тебя отогнали. — сказала мне хозяйка дома, в котором эти дни я и провела.
Была она уже старухой годами такими, что и счет им вести перестала. Но дряхлость ее только видимой была. Сама крепкая, даром, что уже к земле пригнуло, да при уме. И хоть и ворчала вроде злобно, а знала я, что так она заботу проявляет.
Потому встала послушно.
— Колдуну твоему я сказала, чтоб берег тебя, — продолжала она. — коль здоровых детей хотите. Ладно ты молода еще, а ему уже пора ума набраться.
Я на то только плечами пожала, не стала говорить, что не его ребенок это. Зачем, если уйду скоро? Да и не хотелось мне, чтобы думала обо мне плохо.
— Иди поешь, на столе уже стынет.
Я же идя в дом думала, как только весть о том, что понесла я расползется, все на нас с Альваром косится станут, да за спиной шептаться. И от того на душе тяжко стало. Думала, свыклась уже со злыми языками людскими. А нет…
Да только чувствовала, что не даст в обиду меня колдун.
Глава 8
Все и правда было так, как я сказала.
Легко давалось княжичу покорять земли. Правда и бои были, и несколько раз жестокие, в которых и денмаркийцев полегло. Да то только горячило кровь молодую. Земли завоеванные, он между воеводами делил. Хотел и мне деревню наделить, да я отказалась.
— Незачем мне. Ты мне лучше слово дай, которое я с тебя требовала.
Княжич же в тот раз артачиться не стал. Сказал, что отпустит, как только сама того захочу и просьбу любую мою выполнит, если то в его силе будет. Правда, не только мои заслуги тому были причиной. В стане таки уже в голос говорили, что колдовка с колдуном сошлась. Ребенка его под сердцем носит.
— Что ж ты, колдовка, на Вельвену волком смотрела, а сама… — сказал как-то Ольвен. — Или думала, не прознают о том, что милуешься с Альваром своим. Вон как с тобой носится.
Я на то только плечами пожала. Пусть думает что хочет.
Альвар же берег меня и вправду, как хрустальную. После той моей болезни, велел одну телегу для меня освободить накидали на нее соломы, да меховых шкур. А рядом Буран лежал часто. И спать колдун всегда рядом ложился, крепко обнимая, чтоб не замерзла. Я и не противилась вовсе. Поняла как-то, что хорошо мне подле него, спокойно. Ловила себя на том, что прижимаюсь к нему все крепче, обнять хочу, а то и поцеловать. Разгладить хмурые складки на суровом лице…
— Ты скажи Альвар, — заговорила я с ним, когда никто не слышал. — как стало, что дара лишился?
Он молчал долго, да сопел злобно в самое ухо.
— Бабы всему виной, — встал и ушел.
Той ночью холодно спать было, словно мороз, почуяв, что защитить меня некому, старался больнее ужалить. И не помогали ни шкуры, ни теплый волчий бок. Потому когда Альвар назад вернулся, прижалась к нему всем телом, голову на груди уложила и уснула, чувствуя себя как за стеной каменной.
О Лидко я думать себе запретила. И если первый месяц он мне чуть не каждую ночь мерещился и тоска брала такая, что с Бураном выть бы. То со временем притупилась она. А через три месяца и вовсе только отголоски остались.
По весне княжич людям отдых решил дать не большой. Больше потому, что донесли — князь Алларийский таки решил завернуть войско, чтобы с земли прогнать своей щенка денмаркийского. На то я княжичу сказала, чтобы не переживал напрасно. Ему отец уже подмогу направил. И придет она раньше, чем успеет алларийское войско сюда дойти.
Княжич от слов моих успокоился, велел лагерем становится и ждать.
В средине весны случилось то, чего я и не ждала.
А сталось так, что в ночь самой полной луны, меня колдун разбудил и велел за ним идти. Я не сразу и поняла, что ему в голову взбрело, и подумала, что княжич зовет. Да не так то было.
Шли мы долго, пока лес нас от всего мира сплошной темной стеной не отгородил. Да так темно было, что если бы не луна, в кронах запутавшаяся, то подумала бы, что ослепла вовсе.
Когда же довольно далеко зашли, он встал, ко мне лицом повернулся, и показалось мне, что глаза его золотые светом мягким засветились. Он меня по кругу обошел, что-то говорил на незнакомом языке, и от голоса его мне как в голове помутилось. Потому и не заметила, как косу расплел, по спине волосы расправил, все так же напевая слова незнакомые, как разул меня, усаживая на землю, да раздел в одной рубашке оставив. Сам по пояс разделся.