Тиана. Год Седой крысы (СИ) - Гуйда Елена Владимировна. Страница 8
Воевода же улыбнулся.
— Я ж тебе за дочку так спасибо и не сказал. Все по твоему слову сделал. По осени замуж отдал. Уже и затяжелела. От себя же тебе подарок передала.
Он протянул мне коробочку деревянную, в которой лежали длинные серьги из белого золота. Красивой работы и такой цены они были, что я нахмурилась.
— Дорогой это подарок для меня. Не приму я такой.
— Ты мне дороже дар сделала. Потому отказом не обижай.
На то я только вздохнула. Про себя подумав, что так он от совести своей откупится хочет.
— Ты то знала? — спросил меня Лидко, когда ночью уставший обнимал меня, в волосы носом уткнувшись.
— Знала.
— Вернусь я, — сказал он, немного помолчав, и теми словами, будто мою тревогу желая развеять.
— Вернешься, — подтвердила я.
— И все будет хорошо, — сказал, по плечу поглаживая.
— Будет Лидко. Обязательно будет.
Через неделю я провожала мужа и хоть и старалась работой, за заботами тоску заглушить, да все одно выть хотелось. А потому, вместо того, чтобы голосить, как все жены, стояла с приклеенной улыбкой, на каменном лице. Негоже мужу дорогу проплакивать. Пусть лучше с легким сердцем идет.
— Ты жди меня, Крыска. Что год? Мы с тобой к своему счастью дольше шли.
На то я только кивнула. Проклятый ком в горле, да сердце кровью обливавшее, не давали и слова сказать. Только целовала лицо его, желая каждую черточку запомнить.
И только когда домой вернулась, устав в дорогу опустевшую вглядываться, дала волю слезам.
И дальше время смазалось, будто и не шло совсем. Казалось, что кто-то только солнце через небо перебрасывает, дни считая.
К исходу недели ко мне во двор тетка Ведана пришла. Она в войско мужа и двух сыновей проводила. Да теперь изводилась вся, ни дня, ни ночи не зная.
— Ты ж колдовка, Кристиана… — начала она, после того как поздоровались, да на лавке сели. — Воеводе вон как все сказала…
Я же только подивилась, как нужда человека меняет. Раньше меня разве что Седой Крысой и звала, да даже и не всегда здоровалась. Сейчас же…
Меж тем Ведана в ноги мне упала, да завыла, как за покойником.
— Сядь, теть Веда, — рявкнула я на нее, за руку с пола поднимая. — Ты не изводи себя, вернутся они все трое. Живыми и здоровыми. А младший твой еще и жену в дом приведет. Хорошей она будет, хоть и не по тебе. Да ты не по себе смотри, а гляди, как сыну лучше будет.
Говорила я то, что знала. Тетка же затихла, да постепенно лицом светлеть начала. А потом опять на колени рухнула. Благодарить начала. Я же разозлилась на нее, да прикрикнула. С тем и выставила за порог.
Если бы только знала, чем это мне обернется.
На следующий же день ко мне на порог, половина жен и матерей выстроились. Я же только ругнулась себе под нос, да дверью хлопнула, сказав, чтобы не бегали ко мне, а мужей да сыновей домой ждали.
Да только не сильно-то помогло. Теперь и во двор выйти не могла. Хворая Ливка сама по воду и дрова ходила, меня жалея.
— Ну как сказать жене или матери, что сгинет тот кого ждет она? — всхлипывала я на плече свекрови. — Так хоть надежда останется, что вернется.
— Ты, Крыска, дурного в голову не бери. И помни, что никому ничего не должна.
То я, конечно, понимала, да все равно себя виноватой чувствовала.
А через неделю моя судьба опять свернула на дорогу, которой и знать не хотелось, да и миновать не удалось.
Глава 5
К тому времени, я уже извелась вся, от баб местных отбиваясь. Благо мать моя, услышав про мою беду, во двор влетела, да такую головомойку им устроила, что бежали, не оглядываясь. Дайко, слава Богам, дома остался, подле жены и уже почти взрослого десятилетнего Малько. Во-первых, по возрасту уже не подошел, а во-вторых, кузнец хороший и здесь нужен был. Правда, вместо подсвечников, да сапок, ковал он теперь по большей части мечи, да наконечники для стрел. Братец мой, же теперь деревянным мечом размахивал вместе с на год старшим Ливкиным Рейто. Тот тихий всегда был, что и не слышно его в доме, с уходом брата сказал, что он теперь старший мужчина в семье, а потому нас с Ливкой защищать будет, пока брат не вернется. Теперь же его умений хватало только на то, чтобы с Малько по улицам мечом деревянным махать.
— Уходить тебе нужно, Кристиана, — сказала мать мне, в очередной раз, отбивая от баб. — Ты бы в правду к таххарийцам подалась. От туда весточку дала. А я бы Лидко потом, как вернется, сказала, где искать тебя.
— И вправду надо, — вздохнула я тяжко.
В ту ночь я снова не смола уснуть. Теперь же не мерещилась Крыса мне, а видела ее, как живую. Или живую и есть. Так как сидела она на сволоке под самым потолком, хвост свой голый свесив, да шевелила усами, будто говорила о чем. Да только была больше обычной, да с боками сытыми. Та темнотой в глазах такой, что у самой на душе темно становилось. А вот страха не было больше, только чувство, что ничего уже не изменить.
— Предупредить меня пришла? — спросила я у Крысы.
Она же только запищала, словно засмеялась злорадно.
— Ну и леший с тобой, — махнула я рукой и стала собираться в дорогу. — Я от тебя и не ждала добра.
Наутро по улицам Дубнов проехал денмаркийский военный отряд. Да не просто въехал, а с криками, гиканьем и зажженными факелами. Их человек двадцать было, в латы закованных в шлемах и на добрых конях. Из мужиков в городе остались разве что юнцы безусые, да деды седые, а то бабы, дети, да девки.
Я же еще утром в перешитые на себя Лидковы штаны оделась, куртку теплую, сапоги. Только платок, который на голову повязывала, женой будучи, сняла. Лучше пусть сразу видят, с кем дело имеют. Из пожитков своих две рубахи взяла, да жилетку. Подарок же воеводин, так на столе и оставила.
— Ну, вот и пора мне, мам, — сказала я Ливке.
— Да ты что совсем сдурела? — вскинулась Ливка, бросив на пол узелок, в который скидала самое ценное, да думая, как бежать. — Ты чего удумала-то?
На то я только улыбнулась грустно, да, подхватив свой узелок, вышла навстречу денмаркийскому отряду.
Глянула, отыскивая главного, да к нему и пошла.
— Здрав будь, воевода. — сказала я, глядя на него снизу. — Ты бы не спускал псов своих, а при себе держал.
Кивнула я на воев, что уже по домам разбрелись, где пустующим, а где и нет. Там то кричал кто, то плакал просился. Я же губу закусила. Да все с воеводы глаз не сводила.
Был он видным мужиком, чернявым, да с темными очами. Нос ровный, да брови вразлет. А верхом на коне мне огромным казался, потому и не могла от страха избавиться, и голос не последнем слове таки сорвался.
Отряд его меня заметив, заржал, похуже лошадей, да начал шуточки отпускать такие, что не трясись я так, то покраснела бы как девица на выданье, а то и побелела. Да вместо того, ждала, когда на меня воевода внимание обратит. Он и обратил. Сперва, брови удивленно поднял, а после нахмурился, да людям своим махнул, чтоб умолкли, да притихли. Люд же из городка нашего, как крысы разбегался, и скоро остались только мать моя, Дайко и Ливка. Мальцов спрятали где-то, а сами ко мне вышли. Заступиться хотели.
— Неужто, повезло мне в этой глуши колдовку встретить? — улыбнулся вой. — За такую удачу меня княжич золотом осыплет.
Отряд его загудел, как зверь сытый, предчувствуя награду.
— Осыплет-то, осыплет, — сказала я на то, — если ты меня живой довезешь. Знаю я, что княжича боишься, как огня, потому, как молод он, да горяч, а потому и на расправу скор. Ты же за то, что меня потеряешь по дороге, головы лишишься, а не золота получишь.
— Проклясть меня хочешь, колдовка? — прорычал он, склоняясь, и последнее слово выплюнул, как кислое пиво.
— Договорится хочу. — ответила я, в глаза ему глядя. — Я с тобой по доброй воле пойду, и подскажу, как княжичу твоему в Алларийской земле голову не сложить, — мать на то за спиной моей ахнула, и Ливка завыла. Но на то я уже не обращала внимания. — А ты за то, заберешь воинов своих и уедешь, ничего здесь не порушив. И учти, пообещаете назад не возвращаться и слово нарушите, о том узнаю и прокляну тебя, сыновей твоих обоих, да дочку малую. И всех то касается, — сказала я к притихшим воинам оборачиваясь. — И не просто прокляну, а посмертным проклятьем, которое ни один колдун не снимет.