Кукла (СИ) - "Stashe". Страница 42

— Поверь, для них так лучше. Я не могу ввязывать людей в этот этап твоей жизни. То, что ты должна узнать, их не касается.

— А нельзя было просто сказать им об этом? Попросить подождать? Вы же пообещали, что не причините людям вреда!

— И сдержим слово.

Доверия ее слова больше не вызывали. Ну, а как поступить, если жизнь Гая и Буса зависит от принятых мной решений и действий?

— Я нужна вам?

Ингирит и Алиса стояли неподвижно, как каменные статуи, и равнодушно изучали меня взглядами. Наконец, Ингирит позволила себе легкую улыбку:

— Да.

— В таком случае, требую гарантий безопасности для моей семьи.

Впервые, в голосе морока проскользнули нотки недовольства:

— Они не твоя семья.

— Вы тоже.

Я позволила себе то, о чем раньше не могла и помыслить. Открытый вызов. Алиса подошла ко мне и крепко взяла за руку. У нее была железная хватка. За последние месяцы я как-то начала отвыкать от физической боли, поэтому остро почувствовала, какой силой обладают взрослые куклы. Куда там Сневидовичу с его оплеухами. При желании, Алиса, не поморщившись, смогла бы оторвать руку или любую другую часть моего тела.

— Послушай, Табат, — сухо сказала она, — о людях позаботятся. Они только навредили бы тебе и себе, потому что непременно начали сопротивляться. Мы достаточно знаем о человеческих привычках. А так, очнутся на побережье с головной болью, рядом со своим челноком.

Я смотрела на нее со злостью и разочарованием:

— Ты думаешь, Бус и Гай сядут в челнок и просто улетят? Оставят здесь меня, Марту и Марата? И ты говоришь, что разбираешься в людях?

— У них не будет выбора. Внушение это действенный метод.

— Значит, Бат говорила правду. Она — не вы!

Алиса потянула меня за руку:

— Идем. Мы должны показать и рассказать, как все было. Ты ведь хочешь остаться с нами, и никакого одиночества больше. Отпусти, пусть люди идут своим путем, а мы будем двигаться своим.

Я сопротивлялась, но морок легко волокла меня за собой по направлению к двери. Уверенность, что как только она закроется за нами, я навсегда потеряю связь с людьми, беспомощно лежащими на полу, наполняла яростью и гневом:

— Отпусти меня! — Выкрикнула я, с силой отталкивая ее. Куда там. Алиса сжала запястье сильнее и дернула. Я повалилась на пол, упираясь ногами, стала цепляться пальцами. Боль в вывернутой руке становилась сильнее, переходя из разряда тупо ноющей в ощутимую. Но…что такое боль?

— Прекрати, Алиса, — раздался спокойный голос Ингирит.

Морок резко отпустила меня и привалилась к стене, словно ее тоже обессилила схватка. Дрожа, я села и подтянула колени к груди.

— Табат, — ровно продолжила Ингирит, — люди природой созданы сверхэгоистичными. Это их способ выживания. Они верят лишь тем, кто похож на них внешне. Чувство доверия по «крови». Сначала — принадлежность к одной нации, потом — планете, а теперь — расе. Ты никогда не станешь для них «своей». Поверь.

— Вы ничем не лучше.

Ингирит кивнула:

— Хорошо, Табат. Хочешь, чтобы люди остались частью твоей жизни?

— Да.

Она подошла ко мне и протянула руку:

— Я не могу позволить им увидеть наши лаборатории. Но через два часа ты вернешься сюда, в комнату, если к тому моменту не передумаешь. Пусть это устное соглашение станет жестом взаимного доверия. Я заинтересована в тебе больше, чем ты во мне, это правда. Устроит?

Вместо ответа я приняла ее руку.

Что мне было делать? Сопротивляться? Безоглядные прыжки в пустоту свойственные людям частенько приводят к печальным результатом. Бессмысленность жертвы не прельщала меня, я мыслила рационально.

— Идем же, — повторила Ингирит. В ее жестах не было угрозы, лишь вежливое приглашение, а прикосновение, вопреки ожиданиям, оказалось ласковым, заботливым. Когда она отпустила мою руку, ощущение тепла не исчезло, а наоборот, словно разрослось в груди. Эмоции Ингирит! Вот, что я почувствовала. Она окутывала ими, избегая слов, не используя мимику или жесты, и окружала меня бархатистой нежностью ощущений. Называлось ли эта способность эмпатией или же интуитивной восприимчивостью, все равно. Морок повернулась к двери, открыла ее и вышла. Я, словно под гипнозом, двинулась за ней.

Мы снова оказались в джунглях. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Я испуганно посмотрела на Ингирит, ведь на мне уже не было респиратора, но она легонько покачала головой и усилила ощущение безопасности. Каким образом древняя (а я совершенно уверилась в этом факте) кукла сумела разблокировать мое «шестое» чувство, дающее возможность столь полно воспринимать эмоциональное состояние других? Зачем зло дразнила меня, позволяя немым зрителем окунуться в подлинный мир кукол, если позже намеривалась изгнать?

Ингирит шла на полшага – шаг впереди, а Алиса наравне со мной. Из любопытства, я мысленно потянулась к ней и сразу же ощутила темную, иссушающую печаль. Если раньше безупречные куклы выглядели равнодушно чужими, то теперь я снова сомневалась, такие ли мы разные?

Меня окружали миражи…

Даже местность, которую я приняла за лес, оказалась обманкой. На самом деле здесь и было их сердце, их колыбель. Город, слившийся воедино с природой Капао, существующий в многолетнем симбиозе с ней. Один или один из многих, не знаю.

Его дикое величие покоряло. И что за технологии куклы использовали при его строительстве или, правильнее сказать, при выращивании? Настоящее биомеханическое чудо. Гроздья зданий переливались на солнце полупрозрачными пузырями; гибкие сплетения хрустальных трубок шпилей и прозрачных окон переходов простирались на сотни метров; кристаллы оснований башен, вросшие в землю, органично сливались с флорой Капао, а над головой эти диковинные сооружения венчались ракушками разноцветных крыш. Тоннели из волокон и коридоры из искусственных лоз, сияющие многочисленными гранями наросты и нежные, трепещущие паутинные листья. Гигантские стебли срастались с полупрозрачными конструкциями, и порой, было неясно, что возникало перед глазами — цветок с Капао или искусная подделка на него. Я видела вьюнки, ползущие вверх по опорам стволов и увенчанные бутонами черных роз, размером с человеческую голову, не меньше, и поляны, изумляющие неистовой окраской растений, с мясистыми, пупырчатыми листьями; мелко подрагивающими, сворачивающимися в толстые спирали, стоило лишь наступить на землю в опасной близости от них. Алые, сиреневые, розовые и бледно желтые шары, пушистыми гроздьями облепляли ороговевшие пластины деревьев, с которых на жгутах спускались темно-синие звездочки редких листьев и соцветья, скорее похожие на клочковатую вату, нежели цветы.

Большинство местных деревьев, плесени, мха, цветов и трав, если верить словам Бат, для человека были смертельно ядовиты. А вот морокам нанести значительный ущерб могли лишь некоторые из них, в основном, как отметила Ингирит, по неосторожности или глупости самой куклы. Она подчеркнула, что мир Капао прекрасен и гармоничен именно таким, какой есть, и настоящее варварство со стороны людей пытаться его изменять, подламывая под себя природу.

К моменту кульминации ее речи, мы дошли до одного из необычных пузырчатых домов:

— У Капао дикий и вольный нрав. Поэтому, планета так подходит нам. Для людей здесь все было кончено, еще не начавшись, — сказала Ингирит, останавливаясь перед ним, похожим на улей, слепленный из множества шаров с неоднородной, грубой фактурой, каждый примерно в метр диаметром. Здание прекрасно вписывалось в пестрые джунгли, практически сливаясь с ними. Думаю, с воздуха его было бы легко принять за что-то принадлежащее к флоре или фауне Капао.

Я задала вопрос, едва сдержавшись, чтобы не потрогать стену:

— А как на счет людей, которые еще живы?

И тут же почувствовала, как тепло, окутывающее меня, стремительно исчезает. Подумать не могла, что прикосновение разума Ингирит так подействует на меня, а разрыв ментальной связи отзовется болезненным одиночеством, даже не острым, пронзительным. Словно я мгновенье принадлежала к огромной семье, окруженная заботой и любовью, а затем снова оказалась одна, в темноте.