Чёрная Вдова, или Королева Смерти (СИ) - "АПОЛИЯ". Страница 48
О, да… Именно это со мной и происходит…
Аро, я не знаю, как мне быть…
Я всегда играла главную роль…
Аро, я ненавижу тебя!
Я боюсь его…
Но.Аро, я люблю тебя! Очень сильно… Аро… Любимый…
Что всё это значит? Ведь если бы он сказал, что любит меня, я бы растерялась, я бы испугалась… Я бы не смогла справиться с собой. Я отвернулась бы, я бы ушла…
…Я не хотела бы знать…
Аро, я больна тобой. Убейте… Убей…
Ты тем был, кого я никогда бы
Не стала ложным словом упрекать,
Ты был душой… Ты тем был, кто был рядом,
Ты был той правдой, что не поменять…
Боже… Я боюсь… А вдруг это лишь сон…и я проснусь в своем замке в Петре, будто не было ни Беллы с Мэттью, ни Эдварда, ни письма, ни Сульпиции, ни кабинета Повелителя, ни музыки, ни поцелуя после моего возвращения, ни рояля на крыше, ни его… Ни Аро…
Нет…все слишком реально… Я правда здесь… Я правда здесь…
Боже…как же я больна. Так безумно и тяжело понимать, что ты больна, и в то же время больна настолько, что справиться с этим не можешь, даже осознавая это…
Быть больной тобой… Неизлечимо больной…
Любить тебя, Аро… Неизлечимо любить…
Гайя, ты сошла с ума…
Аро…я не знаю, как мне быть, что делать и говорить ли тебе о своих чувствах? Исчезнуть, испариться, умереть, стать воздухом, которым ты дышишь…
…За что же все так страшно получилось,
Казалось, счастье то меня нашло,
Но нет, оно взяло и испарилось…
Это моя ошибка, Аро. Мне не нужно было доверять… Доверять тебе…как же страшно, Боже…
Ушло…ушло бесследно, как вода,
Точащая все камни и обрывы,
Прошу, ты вспоминай хоть иногда
Мгновенья наши, что когда-то были…
Я всегда буду помнить наши июнь, июль, сентябрь, октябрь, ноябрь… Наши разговоры, споры, обсуждения… Чертеж схемы построения клана, твои расстегнутые манжеты…
Буду помнить твою улыбку, твои до невозможности красивые пальцы, касавшиеся страниц книги… Как бы хотелось, чтобы вместо этих страниц была я, а вместо твоего рабочего стола — кровать…
Прошу, запомни…и не забывай,
Не забывай улыбку ту и взгляды,
И чистый смех, не знающий преграды,
Прошу, ты сохрани, не отдавай…
Я знаю, что я не нужна… Но я прошу тебя, помни… Вспоминай иногда, пожалуйста. И знай, я буду рядом, даже если умру или погибну…
Не отдавай тот свет, что подарила
Тебе моя огромная душа,
Моя душа, которая любила,
Тебя любила, будто не дыша…
Эта крыша.этот рояль…как я носила с собой влажную тряпку, чтобы протирать белоснежную клавиатуру от черных разводов моих нескончаемых слез, пролитых из-за тебя… Я за это время написала около двадцати произведений, посвященных тебе… Эта музыка… Этот крик… Эта музыка плачет, плачет вместе со мной, плачут и воспоминания, которые мы необдуманно хороним, закапываем, уничтожаем…
Верни ту музыку, что я написала,
Верни ту песню, что я отдала,
Верни то чувство, что не признавала,
И звуки, согревавшие года.
Мой блюз, мой соул, симфонию, токкату,
Ту музыку, что Ангел подарил…
Хрустальную печальную сонату,
Не трогай то, где трещину пустил…
Что осталось после тебя? Выжженная степь, не способная давать урожай, не питаемая дождями, выжженная степь, по которой с нацистской жестокостью палит солнце, и суровый ветер гуляет, унося с собой пески, песчинки — все то, чем я дорожила и дорожу…все, чем я живу…
Оставив лишь пустынные мгновения,
Оставив пепелище за собой,
Разрушив душу Ангела и Гения,
Мечты мои, вдруг ставшие золой…
Аро… Мой милый, несносный, ненавидимый и любимый… Люблю… Слишком сильно…
Я боюсь тебя… Боюсь твоей власти надо мной… Боюсь потеряться в этом мире, который насквозь пропитан тобой.
Боюсь потеряться там, где все пахнет шоколадом и корицей, там, где я отчетливо слышу твой мягкий голос, от которого по всему телу пробегают мурашки…
Я боюсь потеряться в этом бездонном кровавом омуте твоих глаз, так притягательно взиравших на меня…
Я не хотела бы знать, ведь я боюсь его… Я так хочу быть с ним, ведь я так люблю его…
Если бы я умирала, последнее, что слетело бы с моих губ — это твое имя, насквозь пронизывающее мою вечность…
Говорят, вампиры любят раз в жизни… Что ж, у меня больше нет шансов…
Я обречена…обручена…
Я застыла, как и моя вечность…
Я застыла, как и этот сладостный, но болезненный звук, так часто произносимый мною шёпотом в пустоту:
— Аро…
Я так боюсь его…
Твоя власть… Твое влияние…
Я так хочу быть с ним…
Но я не хочу забывать… Если бы я только могла… Я бы многое отдала, чтобы быть с тобой, Аро…
Я так люблю его… Люблю его…
Я и так отдала тебе свою душу и сердце на вечное хранение… Подарила себя…
Дьявол…
Я не знаю, как любить его…
Конец POV. Нагайна.
***
Аро не находил себе места. Он понимал, что поступает как трус, но он не знал, что делать… Раньше он всегда советовался с Нагайной или Дидимой, но ведьма не подходит к нему на расстояние пушечного выстрела, а Дидиму он не хотел расстраивать. Находиться в своем кабинете и библиотеке ему было невыносимо. Он не знал, куда идти, что делать… Молчать, не говоря ничего? Или же сорваться и рассказать все?
Аро больше не мог выносить эту неопределенность и напряжение между ним и Нагайной. Он принял решение, он решил признаться…и будь, что будет, ее ненависть — это лучше, чем напускное безразличие…
Он сидел в своем кабинете, он ждал, когда Нагайна поднимется на крышу и начнет играть на рояле… Он ждал три часа, сидя в неподвижной позе и смотря в пустоту… Когда он услышал звуки рояля, он сорвался с места, но остановился у двери… Нужно быть спокойным и рассудительным.
Он уверенно вышел из кабинета, захлопнул за собой дверь, прошел в западное крыло, завернул за угол и открыл маленькую дверцу, служившую проходом к ступенькам, ведущим на крышу. Он выдохнул, нагнулся, чтобы пройти, закрыл дверь… Он волновался… Очень волновался… Но обратного пути больше нет. Он легко взлетел по каменным ступенькам и застыл у арки, не входя внутрь. Он незаметно заглянул за угол, посмотрев на нее.Она, не смотря на клавиатуру, играла свое произведение…очередное свое произведение, посвященное ему. Только вот Аро не знал этого…он даже не предполагал. Она играла и плакала, ее губы подрагивали, а на щеках были черные дорожки от слез. Он смотрел на нее и сжимал кулаки… Боже, до чего она себя довела… До чего он довел ее. Ее вид бы настолько хрупкий, хрустальный и неустойчивый, что казалось, одно неловкое движение — и Нагайна превратиться в прах. Ее рубиновые глаза размером на пол-лица бессмысленно, безжизненно смотрели в одну точку. В них погас огонь. В них погасла жизнь…