Око Терры - Хейли Гай. Страница 37

Талос выдернул свой цепной меч из очередного павшего воина, не обращая внимания на полетевшие с жужжащих зубьев клинка брызги крови, запятнавшие глазные линзы. Руку свело на эфесе, пальцы скрючились на активаторе и не могли разогнуться. Мышцы пылали от ожогов молочной кислоты, изнуряюще повторяя подъемы и взмахи клинка снова, снова и снова.

Лежавший на пропитанной кровью земле Железнорукий вцепился в Повелителя Ночи, в своем чудовищном упрямстве даже не сознавая, что уже мертв. Очередной взмах цепного клинка отсек протянутую руку воина в запястье, выбросив сноп искр, а ударом на возврате Талос вогнал протестующе визжащее оружие в горло Железнорукого. При проходе сквозь волоконные мускульные пучки на вороте горжета воина, от цепного меча отлетело еще несколько из сохранившихся зубьев. Наконец вытащив клинок, апотекарий с мимолетным раздражением посмотрел на горстку оставшихся, которые порознь крутились на движущемся лезвии. Он попытался отбросить оружие. Чтобы рука разжалась, потребовалось две попытки — настолько крепко ее свело после шести часов боя лицом к лицу.

Стоило мечу покинуть напряженную руку, как что-то, словно молот, врезалось в боковую часть шлема, рывком дернув голову назад и на два удара сердца сбив настройку глазных линз в мешанину красных помех. Талос поднимался из грязи, когда под правую руку обрушился еще один удар, от которого ребра пронзило резкими насыщенным ощущением расходящегося давления. Он почувствовал на языке привкус фицелинового дыма, а глубоко в горле — кровь.

На ретинальном дисплее, требуя его внимания, вспыхивали и мерцали сигналы, перечисляющие точные повреждения и даже указывающие угол вражеского обстрела. Прямо впереди на ретинальной картинке был обведен мерцающим контуром разбитый транспортер «Носорог» — изначальное направление движения сбивших его с ног болтов. На редкое мгновение собственные жизненные показатели приобрели больший приоритет, чем у братьев. Кровеносную систему пронзили уколы, доспех распределял обезболивающие и боевые стимуляторы.

Держа болтер одной рукой, он вслепую открыл ответный огонь через столпотворение сражающихся тел, мощная отдача оружия в кулаке придавала сил. Посреди чистой рукопашной не было укрытия. Ближайший остов разбитого танка находился в тридцати метрах.

Двое из его братьев были рядом, так близко, что до них почти можно было дотронуться. Слева Ксарл рубил налево и направо своим громадным цепным клинком, за ненадобностью отбросив все понятия об умении и рассекая неприкрытые сочленения черной брони Mk II, покрытой боевыми рубцами. Сайрион опустился в грязь, стоя на коленях над бьющимся в конвульсиях Железноруким и пиля своим штыком горло умирающего воина.

В воксе Ксарл — обычно сражавшийся в хладнокровном молчании — издавал первобытное урчание, несомненно, тоже ощущая жжение в мускулах после стольких часов боя. Сайрион чередовал ругательства, состоявшие из напоминавших о рептилиях нострамских звуков, периодически срываясь на смех. В его манере смеяться совершенно не было жестокости, он каким-то образом казался добродушным и благородным, даже вырывая сопернику глотку.

Талос двинулся дальше, ему необходимо было пробиться вперед. Земля под ногами представляла собой истерзанную россыпь разбитого керамита и залитой кровью грязи. Если он не перебирался через трупы павших, то шлепал по крови из их тел. Талос останавливался только для того, чтобы забрать у убитых боеприпасы, всаживая в умирающих болты из милосердия.

+Перестань.+

Слово полыхнуло у него в сознании, скорее видимое, чем слышимое — начертанное огнем по ту сторону глаз. Апотекарий пошатнулся, рискнув бросить взгляд в бок в поисках следов библиария, Рувена. Потребовалось несколько секунд, чтобы зрение прояснилось от тумана пламени мигрени.

+Перестань добивать павших. Милосердию здесь не место.+

Талос по-звериному зарычал от давления внутри головы. Виски сжимало так, что кости черепа заскрипели от напряжения. От телепатии Рувена беспричинная боль последних недель запела резче и сильнее.

Библиарий стоял рядом с Малхарионом — «Как всегда, — с презрительной улыбкой подумал Талос, — под защитой лучшего клинка роты» — и помогал неуклонному продвижению Десятого капитана своими колдовскими молниями.

— Как я посмотрю, все притворство по поводу Эдикта отброшено, — пробормотал Сайрион по внутреннему каналу отделения.

Апотекарий оставил едкое замечание Сайриона без внимания.

— Это не милосердие, — передал он по воксу тому, кто сражался в тени Малхариона — Это благоразумие. Если продвинемся слишком далеко, раненые перегруппируются в достаточном количестве...

Находившийся впереди Рувен даже не удосужился оглянуться на Талоса. Облаченный в плащ из кожи библиарий размахивал своим тяжеловесным клинком, который рябил от психической энергии и издавал громовые раскаты каждый раз, когда меч обрушивался на иссеченный черный керамит.

+Апотекарий, ты получил приказ.+

Талос уже набирал воздуха для ответа, когда ему под колено попал очередной болт, разбивший механические мускулы поножа. Спустя полсекунды еще два пришли в нижнюю часть нагрудника, расколов серебряную аквилу на груди и опрокинув его наземь. Он рухнул в перемешанную с кровью грязь, но лишь для того, чтобы один из поверженных Железноруких всадил ему в поврежденный бок сломанный гладий, что вызвало новую вспышку паники раздражающих ретинальных сигналов.

— Предатель, — выдохнул раненый медузиец, слово вырвалось из разбитой решетки вокса с булькающим треском. Талос уставился в обожженную пустую глазницу воина сквозь рассеченный лицевой щиток Железнорукого. Это был миг гротескного братства, их объединяли раны, ненависть и клинок, который пробил сросшиеся ребра Повелителя Ночи.

Талос поднял свой болтер, прижав его к изуродованному огнем лицу воина.

Jasca, — прошипел он по-нострамски. Да.

Он так и не нажал на спуск. Голова Железнорукого откатилась в сторону, снесенная опустившимся взмахом огромного завывающего цепного меча Ксарла.

— Проклятье, вставай, — отчужденно скомандовал брат.

Ощерившись от адреналинового жжения болеутоляющих, Талос протянул руку. Занявший место Ксарла Сайрион схватил апотекария за запястье и вздернул на ноги.

Теперь пульсация у Талоса в голове была прерывистым беспощадным давлением. Он едва мог что-то разглядеть за расплывающимися рунами, струившимися по каналам информации. Нейросканы, которые он тайком сделал на «Завете» несколько недель назад, не выявили повреждений мозга, однако боль с каждым днем становилась все более свирепой.

— Благодарю, — сказал он брату.

— Как уместно, — произнес Сайрион.

— Что?

Талос все еще пытался убрать ретинальные сигналы. Первый Коготь не понес потерь, однако другие отделения начинали изредка фиксировать поступление павших сородичей. Нужно было собирать генетический урожай.

Сайрион ударил кулаком в перчатке по дымящемуся нагруднику Талоса, где от выкованной из серебра аквилы остались лишь растрескавшиеся и почерневшие останки.

— Вот это, — ответил он. — Как уместно.

Скрип. Скрип. Скрип.

Воин сидел на корточках в уютной темноте, не нуждаясь в освещении, чтобы резать. Царапать на керамите было непростой задачей, но лезвие боевого клинка Легионес Астартес справлялось с ней достаточно уверенно.

Скрип. Скрип. Скрип.

Каждое движение острия клинка прокалывало пульсирующий нарыв боли в сознании. Каждый долгий скрип приносил облегчение, хоть и не освобождение. Он мог бороться с болью, уменьшить ее, но не прогнать.

Скрип. Скрип. Скрип.

Звук вырезания напоминал скрежет точильного камня, эхом отдававшийся от голых стен. Звук примитивного искусства, рождающегося посреди абсолютной черноты. Человеческие глаза не смогли бы пронзить мрак, но воин уже много лет не являлся человеком. Он видел, как видел в лишенном солнца мире, рожденный и выросший в городе, где свет являлся пороком, которому могли потворствовать лишь богачи.