Черная книжка - Паттерсон Джеймс. Страница 2

Кто-то некоторое время назад включил кондиционер на полную мощность, а потому воздух здесь стал более свежим и прохладным, и это должно замедлить разложение трупа…

«Разложение трупа. Трупа моего брата».

— Это в спальне, — говорит Визневски, заходя вперед. — Но я не могу пустить вас туда, вы прекрасно понимаете. Вы — ближайшие родственники одного из…

— Я хочу просто взглянуть. Я не буду туда заходить, лейтенант.

Отец Пэтти говорит вроде бы четким и решительным голосом, и она, наверное, единственная из присутствующих, кто замечает в его голосе дрожь.

Пэтти рыщет взглядом по сторонам, но не замечает ничего. Эми содержала квартиру в чистоте. В свое время Пэтти видела немало попыток замести следы на месте преступления, однако в данном случае нет никаких признаков того, что здесь недавно что-то скребли или разбрызгивали или неудачно пытались вытереть пятна и удалить пылесосом мелкие обломки. Ни в гостиной, ни на кухне — ни малейших следов насилия.

Все произошло в спальне.

Путь в спальню преграждает красная лента, ограничивающая место преступления — его так называемый внутренний периметр.

Отец Пэтти поспешно опережает ее на пару шагов, чтобы иметь возможность заглянуть в комнату первым. Он наклоняется над красной лентой, делает глубокий вдох и поворачивает голову направо, чтобы заглянуть внутрь.

Затем он тут же закрывает глаза и, отвернувшись и затаив дыхание, замирает. Пару мгновений спустя он тяжело сглатывает, открывает глаза (теперь в них заметен застывший ужас) и снова бросает взгляд внутрь спальни.

— О господи, что здесь произошло? — шепчет он.

Пэтти слышит, как Визневски тяжело вздыхает.

— Положение тел и все остальное — такое, как есть, сэр.

Пэтти набирается мужества и, обойдя своего отца, заглядывает в спальню.

Три трупа.

Кейт — детектив Кэтрин Фентон — лежит на ковре и смотрит невидящим взглядом на потолок. Над ее правым глазом — отверстие от угодившей в голову пули. Отверстие довольно аккуратное, без рваных краев. Из него вытекает лишь тонюсенькая струйка крови. Остальная кровь, которой пропитан ковер под ней и измазаны ее красновато-коричневые волосы, в силу закона гравитации вытекает, по-видимому, из выходного отверстия в затылке. Пистолет «Глок» лежит слева от нее, чуть-чуть в стороне от левой ладони.

Пэтти концентрирует внимание на Кейт — но не потому, что никогда не видела трупов (за время службы насмотрелась), и не потому, что ей нравилась Кейт (честно говоря, совсем не нравилась), а потому, что уж лучше видеть это, чем все остальное — то, что расплывчато захватывается боковым зрением.

На кровати — два трупа. Ее брат Билли и Эми Лентини. Оба голые. Эми — с одной огнестрельной раной в районе сердца. Ее тело вытянуто, а голова почти свалилась с левого края кровати. Позади нее слегка виднеется большое темное пятно — кровь, вытекшая из раны.

А затем…

Билли. Пэтти переводит взгляд на него. Сердце лихорадочно колотится, а все тело охватывает жар. Она не сводит глаз со своего брата-близнеца, сидящего на кровати. По правой части его лица течет кровь, голова наклонена в сторону, а глаза закрыты.

Если не брать в расчет кровь и рану, то могло бы показаться, что он просто спит сидя. Он мог спать в таких позах, в каких у нее, Пэтти, заснуть никогда не получалось. Сон приходил только в том случае, если лежала на боку, зажав какую-нибудь подушку между ног.

А вот Билли мог продрыхнуть всю ночь, сидя на стуле или на кровати. Ему удавалось вздремнуть прямо на уроке геометрии, не издавая ни единого звука — не храпя, не сопя и вообще не делая ничего, что могло бы его выдать. Он, в принципе, умел тайком не только спать, но и жить. Он мог что угодно делать тайком — скрывать свои опасения, эмоции, мысли, горести под невозмутимым и добродушным выражением лица. Только она, Пэтти, знала об этой его особенности. Она была единственным человеком, который видел его насквозь.

«Ты всего лишь спишь, Билли. Пожалуйста. Это я, Билли, ну же, проснись. Резко открой глаза и скажи: „Сюрприз!“ Пожалуйста, пусть окажется, что ты просто спишь».

— Еще, конечно же, слишком рано делать какие-либо выводы, — говорит Визневски ее отцу, — но очень похоже, что детектив Фентон зашла, увидела их — увидела, чем они занимаются, — и открыла огонь. Билли выстрелил в ответ. Они убили друг друга. Прямо-таки перестрелка у корраля О-Кей [1] здесь, в спальне.

— О господи.

«Нет, — мысленно возражает Пэтти. — Здесь произошло совсем не то».

Ее ноги слабеют, голова кружится. Она чувствует, как чья-то рука тянет ее назад. Это, видимо, рука отца. Однако точно так же, как боялась взглянуть на мертвого Билли, она теперь боится оторвать от него взгляд. Даже еще сильнее.

Отец тянет ее назад и уводит обратно в глубь гостиной. Полицейские прекращают делать то, чем они занимались, и таращатся на отца и дочь, будто эти двое — не люди, а музейные экспонаты.

Мимо Пэтти проходят медики: они направляются в спальню, держа в руках специальные мешки для трупов с застежками-молниями.

Ее брата положат в черный мешок. Эта мысль не укладывается у Пэтти в голове.

— Мы сделаем как положено, — говорит отец всем, кто находится в комнате. — Там — мой сын, да, но он был полицейским. Прежде всего полицейским. И, черт побери, очень даже неплохим. Почтите его память и память детектива Фентон — сделайте все как положено. Именно так, как нужно, ребята. Не допускайте ни малейшей ошибки. Не торопитесь. Приложите максимальные усилия. И дайте мне…

Отец запинается. Все вокруг с очень серьезным видом кивают. В груди у Пэтти жжет так сильно, что трудно дышать.

— Дайте мне разгадку, — заканчивает отец. — Раскройте это преступление.

Внезапно почувствовав приступ клаустрофобии, Пэтти поворачивается и направляется к двери. «Все неправда, — решает она. — Ничего не происходило».

— О господи!..

Она слышит эти слова, уже подойдя к двери. И произнес их не ее отец. И не кто-то из полицейских, находящихся в гостиной.

Слова донеслись из спальни, где сейчас находятся медики.

— Есть пульс! — кричит один из них. — Есть пульс! Вот этот еще жив!

Прошлое

3

Детектив Билли Харни потер ладони. При дыхании изо рта вырывалось и на мгновение зависало в воздухе облачко пара, напоминающее о том, как холодно может быть в Чикаго в середине марта. Сидеть три часа в автомобиле повышенной проходимости — уж слишком долго. Он ненавидел такое вот ведение наблюдения за объектом. Пусть даже в данном случае это была его идея. Ведь именно он занимался этим уголовным делом.

Все началось с убитой студентки, учившейся на предпоследнем курсе в Чикагском университете. В районе вокруг кампуса [2] — районе Гайд-Парк — имелись места, пользующиеся дурной славой, и все сочли, что студентка убита в результате обычного для города проявления насилия. Но они не знали того, что знал Билли — благодаря данным, которые скачал с ее сотового телефона: девушка в свободное время зарабатывала себе на жизнь проституцией. Она работала через какой-то веб-сайт, который исчез из сети буквально на следующий день после ее смерти, но по ее текстовым сообщениям было видно, что у нее имелся один специфический клиент с необычными запросами, который готов платить немалые деньги за их удовлетворение.

Если изложить коротко, то ему нравилось ее душить, когда он занимался с ней сексом.

Он был торговцем — женатым и с детьми, — который зарабатывал за неделю больше, чем Билли за два года. Такой тип вполне мог позволить себе нанять целую армию высококлассных адвокатов, чтобы они защищали его в суде. Билли хотел, чтобы этот мерзавец потерял осторожность, расслабился, и поэтому он распустил слух, что уже задержали какого-то подозреваемого в убийстве студентки и, по мнению полиции, на девушку просто напали в районе Гайд-Парк. Билли стал следить за этим негодяем-торговцем.