Государственный обвинитель - Зарубин Игорь. Страница 21

И заключение судмедэкспертизы. Глаза выколоты острым предметом, горло перерезано острым предметом. Смерть наступила от болевого шока и потери крови. Половые органы отрезаны уже после смерти острым предметом.

— Острым предметом… — повторила Наташа, как во сне.

— Что? — не расслышала Гуляева. — Что вы говорите?

— Нет-нет, ничего. — Наташа вскочила и выбежала из кабинета.

В туалете ее долго тошнило. Может, токсикоз, а Может, оттого, что за последнее время она отвыкла от подобного рода зрелищ. В университете, когда проходили убийства, частенько видела фотографии трупов, но тогда они почему-то воспринимались скорее как наглядная агитация, чем как фиксирование страшных злодеяний. А теперь…

В кабинет она вернулась минут через пять, вся бледная, с трясущимися руками. Бухнулась в кресло и уставилась в окно, не в силах заставить себя заняться работой.

— Такие дела лучше проскакивать на полном ходу, — тихо сказала Нина Петровна.

— Что? — Наташа вздрогнула.

— Я говорю, не надо вникать, а то по ночам спать не сможешь. Быстро просмотрела, криминал подсчитала и по полной катушке. — Женщина не отрывала взгляда от документов и что-то быстро писала. — Если убийство, да к тому же с отягчающими обстоятельствами, лучше глубоко не копать.

— Но как же?.. — удивилась Наташа.

— А так. — Гуляева бросила ручку и грустно посмотрела на коллегу. — Я когда второе дело получила, потом месяц от психиатра не вылезала — никак в себя прийти не могла. А дома муж, мама старенькая. Если начинаешь копаться в этом подробно, то поневоле втягиваешься. И тогда просто туши свет. На людей спокойно смотреть не можешь. Так что не советую. Если второе дело переживешь, то дальше все как по маслу. У нас ведь каждому новичку первое дело дают полегче, чтобы освоился, а второе — примерно такого рода. На выносливость щупают. Пару человек сломались, в юрисконсульты ушли по собственному. Трудно такое пережить.

Сказав это, Нина Петровна тихо вздохнула и опять принялась писать. А Наташа еще час не решалась дотронуться до папки, как будто боялась испачкаться в человеческой крови…

Соседи постоянно жаловались… Постоянные ссоры с убитым… Неоднократно угрожали физической расправой… В гомосексуальной связи… После распития спиртных напитков… Возникла очередная ссора… С особой циничностью… Кухонным ножом… Отрезанные половые органы спустили в унитаз… Продолжили распивать…

Все эти детали вспыхивали в ее мозгу, пока она ехала с работы домой. Наслаивались одна на другую, складываясь в какую-то страшную бесформенную глыбу. На протокольном языке это называется отягчающими обстоятельствами. Отягчающими вину. Отягчающими жизнь тем, кто будет в этих обстоятельствах разбираться. И действительно, отягчали. Отягчали настолько, что Наташа чувствовала себя так, как будто это она убила. Или как будто это ее зарезали в ванне. Теперь она понимала, о чем говорила Гуляева. Если попытаться еще и копаться во всех этих подробностях, можно просто сойти с ума, взять ножичек и самой кого-нибудь убить.

— Привет, как у нас дела? — встретил ее на пороге Витя радостной улыбкой. — Как здоровье? Как мы себя чувствуем?

— Отстань, — буркнула Наташа, скидывая туфли.

Но муж не отстал и полез целоваться.

— Отстань, я сказала! — крикнула Наташа и грубо оттолкнула его от себя.

— Ты что? — обиделся он.

— Ничего…

— Я ужин приготовил, — пробормотал он, удивленно глядя на нее. — Отбивные, с кровью, твои люби…

Но не успел он договорить, как Наташа ринулась в туалет, судорожно зажав рот ладонью.

— Приготовь мне чаю крепкого, хорошо? — попросила она. — Ты меня прости, но я есть не буду. Я спать пойду.

А на следующее утро все было уже нормально. Наташа спокойно позавтракала, приготовила обед и пошла на работу. Как будто что-то порвалось, сломалось, умерло за эту ночь, во время которой она раз пять просыпалась в холодном поту. Но теперь все кончилось. Теперь она могла уже спокойно думать об этом деле. Даже немножко жутковато было смотреть на собственное спокойствие со стороны.

Эти две немолодые женщины были лесбиянками. Жили в коммунальной квартире, почти не скрывая от посторонних своей связи. Больше всего им почему-то не нравился сосед-студент. Наверно, потому, что девчонок в дом таскал. Оно и понятно, дело молодое. Да и какой нормальный человек сможет терпимо относиться к тому, что происходит за тоненькой стенкой. И они его в один «прекрасный» день просто укокошили. Сначала долго накачивали себя дешевым вином для храбрости, потом позвали его к себе. Он парень еще глупенький был, ничего не заподозрил. Вот только спрашивается, за что. На сексуальной почве? А какая тут может быть сексуальная почва, если их мужчины вообще не интересовали? Может, они просто возненавидели его за то, что он натурал? Так этих натуралов девяносто процентов, если не больше. Почему тогда именно он, а не кто-нибудь другой? Был же там еще один сосед, водитель троллейбуса, Нефёдов.

А Гуляева говорит, что не надо углубляться. Как же не углубляться? Для того, чтобы судить человека, нужно его как минимум понять.

Наташа даже представить себе не могла, что такие вот тетки, как эти Нежнова и Ростокина, вообще оказались в сексуальном меньшинстве. Паспортистка ЖЭКа и уборщица столовой. Обоим уже под пятьдесят. Даже подумать противно, не то что представить.

Нет, Наташа не была ханжой и к людям с ненормативной сексуальной ориентацией относилась довольно спокойно, если, конечно, это впрямую не касалось ее. В университете у них про Светку ходили слухи подобного рода. Она была просто красавица, на которую не только парни, но и девушки заглядывались. Стройные длинные ноги, упругая грудь, роскошные рыжие волосы. Вокруг нее всегда была какая-то сексуальная аура, попадая в которую уже переставал задумываться над тем, что хорошо, а что плохо.

Наташа помнила, как однажды в походе ей пришлось ночевать в одной палатке со Светой. Потянули жребий — и выпало. Наташа уже слышала про то, что Светка занималась этим с какой-то студенткой с филфака, но отказаться не смогла. Почему-то думала, что если откажется, то этим выкажет свое презрение, обидит Светку. Глупо, конечно, но так и не решилась попросить, чтобы ее поселили с другой сокурсницей.

Вечером, у костра, конечно, выпили, а когда легли, Наташу всю просто колотило от напряжения. Весь хмель куда-то моментально улетучился, и она уже начала жалеть, что оказалась такой тряпкой и не попросилась в другую палатку.

Светка улеглась, чмокнула подругу в щеку, от чего Наташа чуть не закричала и прямо голышом не выскочила из палатки, перевернулась на другой бок и сразу уснула.

А Наташа не смогла заснуть еще часа два. Прислушивалась к каждому шороху, вздрагивала при каждом движении подруги. Но самое жуткое во всей этой ситуации было то, что если бы Светка все-таки решила ее совратить, то Наташа не смогла бы сопротивляться…

— Ну что, Наташенька Михайловна, как у вас? — радостно спросил Дробышев, с которым она столкнулась на пороге прокуратуры. — Дельце-то я вам приберег, а?.. Прямо как на заказ.

— Да, прямо как на заказ. — Наташа нервно улыбнулась.

— Ну так за работу. — Он засмеялся: — Что называется, засучив рукава. Когда суд?

— Через восемь дней.

— Успе-ете, — протянул он и похлопал ее по плечу. — Там ведь все ясно, как Божий день. Укокошили бедного паренька по пьяни, старые извращенки, а потом еще и надругались.

— Постараюсь. — Наташа кивнула и уже хотела пройти мимо, но Дробышев вдруг взял ее за руку, отвел в сторону и тихонько сказал:

— Только ты в этот раз того, без выкрутасов. Лады?.. Чуда больше не случится, перестройка и сексуальная революция одновременно не бывают. Так что давай без либеральщины.

«…Он постоянно издевался над нами с Лидой, подбрасывал всякие грязные картинки, вот я его и убила. И правильно сделала, я не жалею.

— То есть все это произошло по предварительному сговору?

— Нет, не по предварительному. Я сама его убила, Лида тут ни при чем.