Черный оксюморон (СИ) - Леннон Анастасия. Страница 13

Изображение на видео резко поменялось: все та же комната, та же постель, но на ней было заметно странное копошение под одеялом. Чонгук, Чимин и Йоко прищурились, вытянув чуть вперед шеи, а когда поняли, что творится на экране, раскрыли рты от удивления. В колонках послышались мужские и женские стоны, всхлипы, судорожный шепот и повторяющиеся имена: Джун… Эрика… Джун… Эрика…

— Блять! — ругнулся Чимин и резко захлопнул ноутбук. — Этот Джун… этот… этот ублюдок! Обрюхатил собственную сестру и позволил ее за это убить какому-то спятившему подонку! Твою мать, да что творится с этим миром?!

— Ты помешала планам этого человека, — Чонгук хлопнул шокированную Йоко по плечу. — Джуна хотели усыпить, а ты застрелила его. Облегчила работенку нашему мистеру Иксу.

— И что нам теперь делать? — не унимался Чимин. Он находился в огромнейшем ужасе и не мог прийти в себя. — Настоящий убийца ходит по городу и выискивает новые жертвы. Он опасен, чертовски опасен!

— Нам остается только ждать новых вестей от этого человека… — прошептал Чонгук, и в следующую секунду послышались оглушительные раскаты грома.

========== Йоко / То, что ты любишь, убивает тебя. Pt.1 ==========

Йоко познала весь ужас смерти в восемь лет, когда прямо у нее на глазах отчим вонзил нож в спину ее матери. У Бодо, так звали отчима, были проблемы с психикой. Этот мужчина мог завестись просто так, без особых причин, начать все крушить, ввязываться в драки, кричать, срывая голос… В такие мгновения он зверел и переставал быть человеком. Его глаза наливались кровью, становясь похожими на два горящих рубина, губы предупреждающе дрожали, а пальцы сжимались в каменные кулаки. Нечасто встретишь людей, у которых проблемы с контролем внутреннего гнева, но Йоко «повезло» — подобный синдром она встретила у мужа своей матери. Бодо не отличался джентльменскими манерами, ему было куда приятнее пощупать зад доступной девицы, опрокинуть чашечку сакэ и уснуть перед телевизором. Он был похож на типичного мужчину, у которого банальнейшие цели в жизни: заняться грубым сексом, напиться и громко похохотать над очередным бессмысленным в шоу, коих в Японии снималось предостаточно. Мать Йоко вышла замуж за Бодо только из-за того, что он был единственным, кто захотел взять в жены немолодую, растолстевшую женщину с маленьким ребенком на руках, но этот ребенок рос, превращаясь в осознанного человека, и ему перестало нравится то, что рядом с его матерью шатается подобное чудо природы. Йоко ненавидела Бодо каждой клеточкой своего хрупкого, худощавого тела. Он казался ей монстром, вылезшим из пыльного чулана, который обижает маму и ее, такую маленькую, но уже с окрепшим характером. Вечные протесты, высказывания, горькие обиды и побеги из дома. Йоко выглядела на восемь, но душа ее — на все сорок. Дитя быстро подросло и слишком рано вкусило все колкости окружающего мира. Матери девушки было ровным счетом плевать. Ее устраивало, что рядом мужчина, который не только приносит деньги в дом, но и удовлетворяет все плотские желания. Только Бодо забыл, что у женщины свои физические особенности, не позволяющие ей ложиться с мужем в постель ежедневно.

— Милый, не сегодня, Крестный отец приехал, — шептала испуганно женщина. Йоко сидела возле дверей, ведущих в спальню, и подслушивала, затаив дыхание.

— Давай сделаем это иначе, переворачивайся, — похотливо хрипел Бодо, заставляя дочь своей жены дергаться и яростно сжимать кулачки.

— Нет, пожалуйста! Бодо, я нехорошо себя чувствую…

— Сука, ты будешь делать что я говорю! Я обеспечиваю тебя и твою маленькую дрянь! Задирай живо халат!

Йоко зажала руками лицо и уткнулась им в голые коленки. Ее буквально выворачивало изнутри, хотелось забежать в комнату, спасти маму из лап этого самца, но она боялась… страшно боялась, ведь у Бодо проблемы с гневом — одно неверное слово, одно неосторожное действие, и он слетает с катушек, причиняя боль всем окружающим его людям. Девочка слышала странную возню за дверьми, всхлипы, треск одежды… Все эти звуки были ей незнакомы, и она могла лишь догадываться, что творится в спальне, и от разыгравшегося воображения Йоко стало дурно: закатив глаза, она резко схватилась за дверь, ища в ней опору, и упала в обморок. На раздавшийся грохот первой выбежала мать. Попутно запахивая разодранный халат, она остановилась в коридоре и испуганно посмотрела на свою дочь.

— Бодо, Йоко стало плохо! — женщина запаниковала и хотела было поднять Йоко с пола, но злой отчим не позволил: он схватил перепуганную мать за руку и дернул обратно к себе.

— Пусть полежит, за пару минут с ней ничего не случится.

— Я так не могу, она моя дочь! Ты делаешь мне больно, пусти меня!

— Вот так, значит? Она тебе дороже, чем я? Ну хорошо, хорошо… Я покажу тебе, кого ты должна слушаться в первую очередь!

Когда Йоко пришла в себя, то первое, что она увидела, — мать, которая лежала рядом с ней на полу в луже крови; из ее спины торчал грязный, окровавленный нож, а из спальни доносился громкий мужской плач, больше похожий на вой дикого зверя. Девочка не поверила своим глазам. Округлив их от ужаса, она медленно раскрыла рот и отползла назад, быстро передвигая конечностями. Бодо истошно кричал из комнаты: «Я не хотел, не хотел! Она сама довела меня! Хацу, моя любимая Хацу! Что же я наделал?!» Его язык заплетался, слова путались и повторялись, их перебивали горькие слезы, которыми, к сожалению, не отмыть той грязи, что прилипла к его омерзительной, зловонной душе навсегда. Йоко лежала на полу возле стены, плакала навзрыд — так печально и завораживающе, как умеют только дети, — и смотрела на убитую маму. Ее красивое личико покраснело, становясь влажным, губки дрожали, как и все тело, которое сковывала периодическая судорога. Она не могла поверить, что единственный человек, которого она любила, который подарил ей жизнь, больше никогда не вернется, не обнимет ее, не скажет «Я тебя люблю, моя девочка». Никогда.

Бодо не стал скрываться от властей и сдался, рассказав всю правду. Соседи, которые услышали странный шум, прибежали на помощь, а когда увидели, что произошло, тут же вызвали полицию. Люди в форме надели наручники на мужчину, приняли его чистосердечное признание и увезли туда, где над ним свершится правосудие. Йоко чуть не загремела в детский дом, но нашлась бабушка по линии покойного отца. Пожилая женщина с радостью приняла к себе единственную внучку. Они быстро нашли общий язык и поладили. Тот роковой день Йоко вспоминает каждую ночь, и ее прошибает холодный пот. Это был единственный и последний раз, когда она плакала. «Больше никто и никогда не увидит моих слез», — пообещала себе девушка. Любой случай — это жизненный опыт, ведь только жизнь умеет давать самые лучшие уроки. Смерть матери закалила Йоко. Она перестала улыбаться, разве что только по исключительным дням, когда случалось что-то ну очень хорошее, возненавидела всех мужчин и старалась не подпускать их к себе. Друзей у нее почти не было, только одна девочка, с которой они познакомились в школе, когда Йоко училась еще в Токио. Ее звали Нацуки. Девочка была из приличной семьи, умная, достаточно симпатичная, но слишком стеснительная. Из-за полноты, над которой издевались одноклассники, Нацуки чувствовала себя неуверенно в обществе сверстников, и это подкупило Йоко. Ей нравилась в ней простота, делающая любого человека приятным и красивым, но простота эта была не деревенская, как часто бывало, а интеллигентная и, если можно сказать, элегантная.

— Ты мне нравишься, будешь моей подругой, — как факт сказала Йоко в пятом классе, когда подсела за парту к Нацуки. — У меня совсем нет друзей, а с тобой мне хочется общаться.

— Не боишься, что над тобой будут смеяться? Ведь ты сидишь вместе с главной толстушкой класса… — тихо проговорила Нацуки.