Мастер оружейных дел - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 19

— А тебе это вообще зачем? — полюбопытствовала я, перебив ворчание старшего товарища.

— Во-первых, напугать меня довольно сложно, а ты вчера вечером выглядела по-настоящему страшно. Глупо не попытаться разобраться в природе такого явления. Во-вторых, я просто не люблю что-то не понимать, особенно что-то настолько серьезное. А в-третьих, вдруг я смогу помочь? — Он пристально посмотрел на меня, будто пытался через глаза заглянуть в душу.

— Развелось помощников, — скривилась я, а Лар торжествующе хмыкнул. Я даже смотреть в его сторону не стала. Что я, не знаю, как выглядит его довольная рожа? Тьфу! — Ничем ты мне не поможешь. Ни ты, ни друг твой, — я кивнула на северянина. — Со мной уже ничего не происходит, я просто живу. Точнее, происходит, но самые значимые события последнего времени — вы двое и тот тип, что пытался меня вчера убить.

— То есть ты хочешь сказать… — ехидно начал Тагренай.

— Я хочу сказать, что ты неверно сформулировал вопрос, — оборвала его, чуть повысив голос, и смерила недовольным взглядом. — Я просто Порченая, только и всего.

— Но это же сказки! — изумленно воскликнул ужастик, разглядывая меня с недоверием. Я лишь хмыкнула, а северянин с недоумением спросил:

— И что в тебе испортилось?

— Да обычная страшилка, чтобы дети домой возвращались вовремя, — с еще большим недоверием ответил Грай, сосредоточенно хмурясь. — Говорят, что Серые воруют детей и из них выращивают отродий — тварей, внешне похожих на них самих. Только, если верить этой сказке, отродья являются порождениями полусферы Хаоса, нечто вроде големов, или, скорее, элементалей, они всегда на острие атаки, и уничтожить их почти невозможно. Или в другой версии, просто превращают детей в себе подобных. А Порченые — это те, кому каким-то чудом удалось избежать такого исхода. Но из человека нельзя сделать духа стихии, это… невозможно!

— Про отродий я за годы службы никогда не слышал и в глаза их не видел, так что это точно сказка. Серые делают из человеческих детей себе подобных. Со взрослыми этот фокус, видимо, не проходит, потому что живыми они взрослых не берут, а детей — воруют. Когда мы вытащили оттуда Ойшу, в ней уже оставалось очень мало человеческого, — пожал плечами Лар. — За спасение ее души и разума Кай заплатил мастеру Смерти половиной своей жизни. Впрочем, тот старик, хоть и не остался внакладе, плату отработал сполна и очень честно. Да и умер Кайнашэн спокойным, а это стоит дороже, чем жизнь до ста лет в муках. — Последняя фраза адресовалась исключительно мне.

Вспоминая эту историю, бывший Пограничный не уставал повторять, что я ни в чем не виновата перед отцом и, сложись все иначе, он сам бы себя проклял. Я знала, что старшина прав — отец сам часто повторял это и действительно умер в покое — но все равно чувствовала свою… не вину, нет. Скорее, ответственность перед его памятью, и изо всех сил старалась оправдать его надежды.

— Но… как?! — Ужастик в полной растерянности переводил взгляд с меня на Ларшакэна и обратно.

— Не знаю. — Я вздохнула. — Когда сработало оповещение о нападении, я была в гостях у подруги, их дом находился ближе к стене. Серые тогда очень быстро ворвались в город. Ее беременную мать, которая оставалась с нами дома, убили. Та пыталась спрятать нас в подполе, но Серые не настолько тупые, как принято считать. Нас вытащили, уволокли в лагерь. А там… когда все это случилось… мне было девять лет, и о магии я знала очень мало. Они проводили какие-то ритуалы на крови с плясками, ритуальными песнями, какими-то непонятными запахами, после ритуалов на память оставались тонкие, быстро подживающие царапины. — Я прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания. — Сначала это было страшно, потом привычно, а потом больно. Никто не бил, не пытал, боль приходила изнутри, сама. Наверное, так умирали моя душа и разум, изменялось тело. Сначала я жила между этими приступами, с ужасом ожидая следующего ритуала. Потом… между ними не осталось ничего, и я жила только ими. А позже, когда не осталось уже почти совсем ничего, я очнулась в своей постели, а возле меня на коленях стоял отец и рыдал. Это, наверное, был единственный случай на моей памяти, когда он плакал. Подругу спасти не удалось: к тому моменту, когда за мной пришли, я, кажется, единственная еще сохранила хоть какие-то человеческие черты. Вот и вся история. Я потом долго привыкала к тому, что снова человек, и так до конца не привыкла. Но с этим можно жить. Главное, держать себя в руках и… не убивать, — резюмировала со вздохом. Почему-то сейчас было почти не больно это вспоминать. Может, и правда переболела? — До недавнего времени мы полагали, что последняя проблема отпала, смерть Серых больше не оказывает на меня такого психологического воздействия. Но, как оказалось, смерть от моей руки кого-то, кроме этих тварей, все равно выбивает из колеи.

— Почему ты ушел из Пограничной стражи? — с расстановкой спросил ужастик после долгого молчания, нарушаемого только стуком ножа по доске, тихими всхлипами занятой стряпней Каны и звуком часов.

— Хорош же из меня после этого старшина, — иронично хмыкнул великан.

— Ты ушел без приказа? — понимающе уточнил Грай.

— Это само собой, но я не потому подал в отставку. Старшина отвечает за людей. А когда за кровавой пеленой ярости различаешь только «свой-чужой», отдавать и выполнять приказы не очень-то получается, — насмешливо ухмыльнулся Лар. — У меня с тех пор на этих тварей нечто вроде хронической аллергии: когда они рядом, я впадаю в бешенство.

— И часто здесь такое случается? — мрачно спросил Тагренай.

— Не так чтобы, — пожал плечами Ларшакэн. — Но регулярно. Воруют детей достаточно часто, а вот спасти не удается почти никого, обычно это везение или случайность. Но в той сказке про Порченых мало правды, ничего страшного и потустороннего в котенке нет. Если ее не злить, — ехидно резюмировал Лар и взъерошил мне волосы. Движение было столь молниеносным, что я даже пикнуть не успела в знак протеста, только недовольно оскалилась, сморщив нос, и пригладила встопорщившиеся прядки.

— Пользуешься, что я с тобой не справлюсь, да? — возмутилась, несколько переигрывая. — Кстати, а почему вы хором удивились, когда Лар меня котенком назвал? — Я с любопытством переводила взгляд от одного мужчины к другому, не зная, кто из них решит ответить.

К моему удивлению, этот вопрос вызвал куда больше эмоций, нежели весь предыдущий серьезный разговор. Ларшакэн расхохотался, а северянин с ужастиком смущенно переглянулись и дружно уставились в разные стороны; первый принялся шарить по внутренней поверхности своей шубы, будто разыскивая что-то (может, блох ловил?), а второй вдруг очень заинтересовался старыми ходиками на стене.

— Что это значит? — вытаращилась я на довольного Лара. — Ты ведь понял, о чем речь?!

— Да. Но ты опять начнешь ругаться.

— Тебе их жалко, что ли? — окончательно растерялась я.

— Да их хоть поубивай, мне…

— Ой, а можно, да? — Видимо, радостное восклицание получилось чрезвычайно убедительным, потому что мужчины вдруг дернулись в разные стороны, едва не попадав со стульев. Даже Таллия проняло!

Я самодовольно улыбнулась, чувствуя себя отмщенной. Хотя, подозреваю, на руку мне сыграл эффект неожиданности.

— Ойша, — укоризненно нахмурился Лар, но губы великана неудержимо расползались в улыбке. — Хватит гостей пугать. Но мне кажется, что ты начнешь ругаться на меня, а не на них.

— Лар! — Я скопировала его полную укора гримасу.

— Да уж могла бы догадаться. Я-то тебя так называю, потому что от Кая перенял, и вообще ты мне как дочь. Но эти-то не знали, вот и посчитали меня твоим полюбовником. Я же говорю, мужики на тебя стойку сделали, а мозги от этого хорошо отшибает. Ладно, Таллий, он новенький, но Тагренай уж мог бы заметить, что для ревности тут повода нет, — с издевкой заключил Лар, смерив последнего говорящим взглядом.

Я же, упершись локтями в широко расставленные колени, со стоном согнулась пополам, низко склонила голову и накрыла ее сверху ладонями.