Вознесение черной орхидеи (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 122

Ее боль стала его страданием. Но одно он знал наверняка – пройди эти минуты по шагам, он бы ничего не изменил. Он подарил ей право жить и дышать полной грудью без удушающей раковой опухоли недавней фобии. Она не была окончательно потеряна. Он чувствовал, как прорывался ее ласковый огонь сквозь толщи льда, ежеминутно, незримо, но это было! Ведь нее все еще потеряно? Сможет ли он снова вернуть их целостный мир, один на двоих, снова, отказавшись от тактики давления во имя ее спокойствия и окончательного принятия себя новой, свободной и почти счастливой?

Он не привык отступать. И лучше бы этому сработать. Потому что не ему, сложив руки, подчиняться ударам судьбы. Не сейчас, когда его смысл жизни стал гореть во имя любви к ней.

Никаких рискованных шагов… только ждать. Ради нее одной. Той, для которой он был готов перевернуть мир и отстроить заново. Любишь – отпусти? За свою любовь надо стоять до последнего, но при этом помнить, что вас теперь двое… И ты не имеешь права причинять новую боль. Нет, он и не собирался этого делать. В этот раз способность видеть ситуацию наперед и со всех сторон была его неоспоримым козырем.

- Интересный вкус, - я слежу за его пальцами, ставшими за столь недолгое время моим персональным фетишем. Они так красиво держат чашку горячего кофе, что я непроизвольно ставлю крестик в пункте «научиться так же». Как такое возможно, что даже лед затихающей боли не может уничтожить желание прикоснуться губами к выступающему рельефу фаланги, задев языком перстень с изображением непримиримого бога египетской тьмы?

Мои ноги предательски дрожат. Мне некомфортно сидеть в кресле в позе Шэрон Стоун в его присутствии. И только взбесившиеся вихри хлопьями холодного снега не позволяют встать и прижаться к его ногам… это не унижение и не боязнь одиночества… теперь я знаю, что это мой кислород, но почему не могу перешагнуть через долбаную воскресшую гордость?..

- Корица и тростниковый сахар. – Из меня, возможно, вышел бы неплохой бариста. Его взгляд скользит по моему напряженному лицу сканером сотни осциллографов, я уже знаю, что прячет за собой непримиримый, но не травматичный лазер посветлевших изумрудов. Он выжидает. Он прекрасно знает, что мое дыхание участилось только потому, что я представила себя у его ног… с этими пальцами, которые зарылись в мои распущенные волосы властным поглаживанием, забирая осколки исчезающей тревоги. Он дает мне выбор.

«Тебе нельзя давать никакой выбор!»… Спасибо, Дима, ты так давно не вылазил из своих закоулков молчаливым напоминанием… И ты был прав как никогда. С этим мужчиной мне и не нужен никакой выбор! А вот к тебе это никогда не относилось.

- Я рад, что ты больше не боишься. Даже если ты сейчас ненавидишь мои методы. – Пелена завораживающей ауры власти ласкает мою кожу, ей не в состоянии сопротивляться даже лед. Но ее не принимает восставшее чувство протеста. Я смотрю в зеркальное отражение собственных глаз. Росчерк самой судьбы или совпадение, потому как они у нас одного цвета? – Мне придется уехать. На неопределенное время. Не буду ходить вокруг да около. Ты хочешь, чтобы я остался.

- Если бизнес не терпит отсутствия, то…

- Это не вопрос, Юля. Ты помнишь, что саба никогда не врет своему дому? – Он отставляет чашку недопитого кофе, и я с замиранием сердца слежу, как смыкаются в замок его умопомрачительные пальцы, а поза небрежно зеркалит мою. – Я останусь. Но если ты сейчас осознанно скажешь, что хочешь этого сама. Это не шантаж и не попытка вывернуть ситуацию в свою пользу и уж, ни в коем случае, не ультиматум.

Меня накрывает состоянием мимолетного шока сжатием ледяных щупалец поверх запылавшего сердечка с поспешной вибрацией голосовых связок, которые вспомнили слово «нет». Оно готово слететь с моих губ, прозвучать в ином контексте, разбить иллюзорную стену отчуждения. Я простила? Еще нет… мне надо немного… его тепла и защиты, больше ничего. Мне невыносимо думать о том, что же с нами сделает одиночество чужих усталых городов с расстояниями в тысячи километров.

- Мне надо побыть одной. И мне не хватит на это трех дней. Это не та сфера, где вы можете приказывать!

Дерзить – не лучшее решение. Но его взгляд не меняется, не застывает тьмой малахита. Обволакивающая пульсация смещается по позвоночнику, готовая разомкнуть плотно сдвинутые ноги… Мне до боли хочется одного… пусть даже резкого рывка… надрывного «моя»… Ошейник, чтобы не посмела сбежать… Эта мысль даже не кроет ужасом, нет, я судорожно втягиваю воздух, сообразив, как быстро намокли мои трусики от одной мысли… Б**дь!

- Ошибаешься, моя девочка. Но ты права: в том, что касается нас, есть одно правильное решение… твое! Но есть приказ, который не обсуждается, и ты сейчас меня выслушаешь. Ты знаешь, что в данный момент происходит в Украине? В Киеве на Майдане?

Я не сразу понимаю, о чем он. Смотрю недоумевающе, не в силах погасить пульс желания, все попытки вспомнить, что же отложилось в памяти относительно политической ситуации в стране, терпят крах. Он так быстро меняет тему разговора, что, возможно, гасит слабый писк прорвавшегося отчаяния… который хотел произнести «не уезжай»!

- Революция. Народ устал от диктатуры. Все хотят нормальной жизни… - зачастила, словно на экзамене по политологии, как будто целью его вопроса была проверка моих знаний. - Негатива так много в жизни, что пока я пытаюсь абстрагироваться от игр вертикали власти и народа.

- Будет хуже. Намного хуже, Юля. Это не закончится за три дня! – Он всегда умел смотреть вперед, редчайший дар человека, который при желании мог удержать в своих сильных ладонях весь мир. От этого я сейчас хотела убежать? Простившая наперед, осознавшая его правоту, но все еще упрямо сжимающая кровоточащими ладонями с лоскутками содранной кожи трос под названием «шаблонная неуместная гордость»? - Слушай меня очень внимательно. Я знаю практику наших вузов и госучреждений при подобной политической обстановке. Достаточно приказа сверху, чтобы вас организованно свезли на майдан в поддержку пока еще правящей силы. Вам будут далеко не цивилизованным тоном пояснять, что это ваша обязанность, и выбора нет, с угрозами отчислений и завала экзаменационной сессии. Так вот, тебя там быть не должно. Ни при каких обстоятельствах. Ни тебя, ни твоих одногруппников. Вы еще пока не в состоянии оценить весь масштаб происходящего. У тебя остаются все мои номера. Дополнительно я оставлю тебе контакты лучшего адвоката, на случай, если будет оказано сильное давление. Я говорю это не для того, чтобы каким-то образом напугать и повлиять на твое решение.

- А если я патриотка своей страны? Если Майдан станет моим добровольным решением? – я не знаю, чего добиваюсь. Может, именно того, о чем подумала, едва не захлебнувшись в водах жаркой эйфории, которая пошатнула лед… Резкой хватки, слов о том, что он сам все свои поездки отменит, лишь бы выбить из меня эту отчаянную дурь игры в патриотов. Но Алекс не двигается с места, а от потемневшего взгляда пульсацию эротического желания кроет куполом тревоги оникса с зеленым отливом.

- Я запрещаю тебе. Если я узнаю, что ты рисковала жизнью, я вернусь и высеку тебя до новой фобии! Если, конечно, сама не остановишь. И да, это не попытка манипулирования в пользу выгодного мне решения! Это не побег и не попытка проучить тебя, - я же знаю, что ты именно такое объяснение уже себе нарисовала в своей хорошенькой головке, девочка моя. За подобное я задам тебе хорошую трепку вне зависимости от того, будем мы вместе, или нет!

Тепло чужой заботы… пусть такой бескомпромиссной и жесткой, начинает разогревать мои ледники подобно микроволновому излучению. Горло сжимает спазмом приближающегося отчаяния… Мне дали понять, что все в моих руках? Что я одна могу принимать решения? Я так устала от этого, но сейчас… Я пойму позже, что именно он сделал для меня своим просчитанным наперед ходом. Сейчас же я делаю над собой отчаянные усилия, чтобы не вскочить с кресла и не кинуться ему на шею… или к ногам, если он сам того захочет! Удержать, остановить, проговорить в сбивчивом сухом рыдании все свои опасения, которые он примет к сведению и никогда не допустит… Я до боли, до острой рези в заметавшемся сердце не хочу его отпускать!