Борт 556 (СИ) - Киселев Андрей Александрович. Страница 45
- Послушай меня, Дэни - произнесла Джейн - Еще все успеете. А, инструкцию выслушать придется. И это не шутки. Там сто пятьдесят метров. И ты меня послушай, Володя.
- Прости, любимая - сказал я - Все нормально. Я тебя слушаю.
- Хорошо бы - сказала, тоже соблазнительно улыбаясь, моя Джейн - Угораздило же меня влюбиться в такого несносного до женских прелестей бабника.
- Все, все я весь во внимании, моя любовь - я произнес, не стеснялся в своих выражениях, даже при Дэни. Что таить. И так все происходило на его глазах, почти. И он знал прекрасно, что Джейн, тоже без ума от любви ко мне. Он сейчас я думаю, как и я, просто хотел затереть, быстрей все случившиеся размолвки наши между нами. И восстановить дружбу, и взаимопонимание между друзьями. Ведь у нас все так гладко шло и то, что произошло, было в основном его виной. И виной этого жуткого места.
- Так вот, повторяю отдельно для несносных бабников - сказала Джейн, сверкая в мою сторону обворожительным взглядом черных как ночь влюбленных глаз - Держитесь вместе. Там глубина больше ста метров, может сто пятьдесят. Один белый песок и больше никого. Но, вода там не такая холодная, как в том меж островов ущелье. Я доверяю вам друг друга. Слышишь, Дэни?
Она посмотрела, на меня любящим взглядом. И на родного своего брата.
Он, поправляя с черными стеклами на загорелом лбу солнечные очки, покачал в знак примирения и согласия кучерявой с черными волосами головой, что все в порядке. И все ему ясно.
- Так вот, идите над самым дном - продолжила она - Я так всегда делаю. Так легче маневрировать и ориентироваться. Там дно после пролома выполаживается и ровное как стеклышко. Но, давление воды сильное.
Чувствуется, даже в акваланге. Хорошо, что ты Дэни, братишка мой любимый, гелиевую смесь применил, а не кислород.
Она так ласково говорила в его сторону, чтобы смягчить и свою вину перед ним за вчерашнее.
- Так и дойдете до первых обломков. Я дальше не дошла. Запаниковала от всего увиденного.
- Понятно, Джейн - сказал Дэниел - Мы с Владимиром все поняли.
- Да, там еще течение сильное в районе обломков - сказала Джейн - Смотрите, течение опасное в сторону океана. Держитесь друг за друга мальчики мои. Там, думаю, дальше еще много обломков самолета. Остальное, вероятно, уже упало в пропасть на большую глубину. Или унесло за все это время течением. Не знаю, что там дальше, найдем мы золото или ящики, не знаю. Вам и придется это выяснить.
- Хорошо, сестренка мы поняли - ответил ей Дэниел. И я кивнул головой, глядя влюблено на свою любимую Джейн.
Дэни уже был, теперь в моем подчинении, не как раньше. Так договорилась с ним Джейн. И это увеличивало мою теперь ответственность перед ним и моей Джейн. Так захотела Джейн. Она как старшая над своим братом, взяла шефство над нами обоими на период нашего первого погружения к обломкам самолета. Моя любимая Джейн Морган. Моя морская русалка и пиратка Энн Бони. Я опять с ума сходил от нее. Ее эта гибкая в талии невысокая девичья загорелая до черноты фигура. В этом коротком, теперь шелковом халатике, снова как тогда сводила меня с ума. Она, только покачала, осудительно, но довольно, своей милой девичьей с черными волосами и золотыми маленькими колечками сережками в миленьких ушках за височными вьющимися до плеч ее локонами головкой. И, закатывая черные как у цыганки глаза, от моих влюбленных в нее взглядов, сказала нам напоследок - Я буду вас ждать, мальчики мои .
И она подошла сначала к Дэниелу. И, прижавшись своей к его груди пышной женской сестренки грудью. Встав на носочки, поцеловала его как родного брата в щеку.
- Дэни, Братик, мой родной. Будь осторожен там. Слышишь меня, любимый - произнесла она ему - Я люблю тебя.
- Я тебя тоже, Джейн, сестренка - произнес Дэниел.
После чего, Дэниел пошел продолжать, быстро собирать лодку. Он исчез в носовом отсеке яхты, где лежали свежее заряженные акваланга баллоны и гидрокостюмы. Он загремел там оборудованием, а моя Джейн подошла ко мне. И, прижавшись и обняв крепко любовно цепкими девичьими пальчиками и руками за шею. Поцеловала в губы, глядя в мои глаза, пристально с безумной новой любовью, сказала мне - Береги его, Володя. Береги Дэни. Прошу тебя. Береги ради меня.
Я впился своими губами в ее губы. И прижал крепко к себе.
- Любимая - произнес я ей - Все будет отлично. Я присмотрю за Дэни. Не бойся за нас, любовь моя - произнес я любимой моей Джейн, не ведая, что скоро Дэни не станет. И весь свет перевернется для нас с Джейн вверх тормашками.
Я, в своих, теперь палубных пляжных сланцах, бросился, почти бегом помогать Дэниелу дособирать водолазным оборудованием наш моторный резиновый скутер. Джейн только стояла и смотрела в сторону океана. Она, надев на свои черные, как у цыганки глаза, убийственной красоты солнечные очки. Стояла, прижавшись к оградительным леерным перилам левого борта. Она стояла в своем том, как и раньше шелковом короткоподолом халатике. Выгнувшись в спине над ними. Выставив вперед свой девичий под халатиком черный от загара в нашу сторону пупком животик. Она, разбросав в стороны обе в длинных халатика рукавах девичьи, такие же, почти черные от загара руки. Ухватившись ими за перила, как и тогда в океане, когда я первый раз смотрел на нее там, стояла, сверкая крутыми, голыми, почти целиком загоревшими как уголь красивыми бедрами ног. Полными икрами до самых маленьких девичьих ступней с маленькими пальчиками в домашних мягких тапочках.
- "Прелестница ты моя крутозадая!" - нахваливал про себя я ее, рассматривая любвеобильными глазами из-под опущенных солнечных темных очков в единогласном согласии с шевелящимся в животным детородным возбуждении своим детородным членом. В своих тридцатилетнего русского моряка закатанных до колен штанах.
- "Моя Джейн! Только моя Джейн!" - думал снова я.
Я тогда же вспомнил, как все у нас было в первый раз. Первую нашу любовь. Тот ее первый одурманенный любовью по отношению ко мне взгляд безумных глаз. Ее девичий безумно влюбленный глаз черных как бездна океана глаз. Ее неуверенное поведение в мою сторону. И эти такие же робкие слова - Спасибо - и - Не более. Ее в отличие от Дэниела, недоверие к русскому потерпевшему крушение моряку.
Когда я подхватил ее во время качки на волнах Арабеллы. Я, тогда еще не знал моей Джейн, такой, какая она была сейчас. Тогда, она смотрела на меня. Из-под черных солнечных очков, не отрываясь. Рассматривая меня с ног до головы. Как она рассматривала мои синие с зеленью оттенка глаза.
Ее жадный взгляд черных как у цыганки глаз, на девичьем черненьком от загара миленьком латиноамериканском личике, пожирающих жадно и сексуально мое мужское русского моряка тело.
Я, как сейчас, помню ее тот безумно влюбленный моей будущей любовницы на меня взгляд. Этот жаждущий любви двадцатидевятилетней необузданной в диких сексуальных желания латиноамериканской сучки. Я, тогда, так и думал, очарованный ею, в том черном вечернем платье в полумраке главной каюты Арабеллы.
Этот бокал вина в ее руке. И все движения. И ее девичьи мысли, только нацеленные на любовь. Ее мелькающие под музыку гремящего ее кассетного магнитофона.
В коротком домашнем тельного цвета шелковом халатике черненькие от загара красивые ножки, завлекающие меня к себе, на палубе. Летящей по волнам нашей, тогда яхты.
И то ее в главной каюте вечернее платье, и туфли на шпильке и ее...
Ее говорящий без слов беззвучным голосом взгляд - Не уходи! - Когда мы одни первый раз беседовали с глазу на глаз в главной каюте Арабеллы.
Я была, тогда, первая ее настоящая любовь. Любовь посреди Тихого океана. Первая и единственная так и оставшаяся навечно застывшая в тропических, тихоокеанских волнах любовь.
Я вспомнил ее тогда, когда, она, в этом своем шелковом коротком халатике, мелькая голыми, почти черными от загара бедрами ног, теряя эти свои домашние тапочки с маленьких девичьих ступней, неслась, сломя голову ко мне. Напуганная в панике на нас нападением коралловых акул, И, потом ее обиду и слезы за пролитый еще ею недоваренный мясной суп. И наш дурацкий ржач на всю округу. От того, что остались живы, благодаря тому вылитому за борт Джейн супу.