Борт 556 (СИ) - Киселев Андрей Александрович. Страница 67

  - Что ж, ты так неосторожно, миленький мой - прошептала она, поддерживая меня на плаву.

  - Я спешил, любимая - я ответил Джейн - Спешил. Надо было завершить дело. И уйти отсюда, любимая. А, зачем, ты поплыла за мной? - спросил, не слушая, снова свою малышку Джейн.

  - Я увидела их. И бросилась тебя искать - она, тихо так же шепотом не ответила.

  - Глупышка - прошептал я ей ответ, чувствуя, как меня стало морозить - Зачем. Ты же могла потеряться и погибнуть. Ночью в темноте.

  - Я не успела потеряться, Володенька - произнесла сама, дрожа от собственного уставшего дыхания и напряжения, моя малышка Джейн - Я увидела тебя. И спасла тебя, любимый мой, ненаглядный мой.

  - Джейн - произнес снова я, сам не зная уже, что и спросить. Наверно, просто назвал ее по имени, чувствуя все сильней, как меня сильно морозит, и как слабею от потери крови - Я серьезно ранен.

  - Вот поэтому и молчи. Тише, Володя - произнесла шепотом моя Джейн, по-русски, дрожа и тяжело дыша - Нам надо быстрее на борт, и уходить отсюда. Пока они еще там.

  - Джейн, милая моя - произнес я, не отрывая взгляда от черной двухмачтовой в бортовых огнях огромной яхты. Она действительно была большая. Большая мореходная яхта. И должен быть и соответствующий на ней экипаж.

  - "BLAK STORK" - произнесла Джейн, тяжело дыша всей своей трепетной полной черненькой от загара в застегнутом на замок гидрокостюме грудью. Она произнесла шепотом мне неожиданно и прямо в левое ухо. Моя Джейн, прижавшись алыми своими страстными девичьими любовницы

  губками. И прижавшись щекой к моей щеке, произнесла по-русски - Черный аист.

  - Черный аист? - спросил я, не понимая о чем это она, моя Джейн, слабеющим вялым языком ее.

  - Название у нее - ответила она - Черный аист.

   На яхте горели огни по ее бортам. И на палубе. Там было активное движение. Казалось там наблюдали за нами. За нашей Арабеллой.

   Действительно наблюдали. И там, были слышны команды и крики. Похоже, спускали резиновые лодки на моторах. Они готовились напасть на нас.

  - Джейн! - проговорил возбужденно я - Джейн!

  - Тише, любимый мой Володенька - пролепетала снова Джейн, прижимаясь своей девичьей миленькой загорелой щечкой к моей щеке - Тише. Я все вижу и слышу. Сейчас подплывем к лестнице. Потерпи и молчи, молю тебя. Только молчи, ради Бога, молчи, любимый.

   Джейн потащила меня, работая ластами к корме, вдоль левого борта Арабеллы. Плывя задом, почти на спине. И барахтая там подо мной ластами. И своими полненькими девичьими красивыми ногами. Она, держа меня и мою мокрую от воды выгоревшую на ярком солнце русыми волосами голову на своей нежной полной груди. Такой, безумно красивой с торчащими черными сосками под прорезиненной тканью легкого гидрокостюма. Женской трепетной пышущей жаром любви груди. Любящей меня груди. И я чувствовал ее тяжелое напряженное девичье дыхание.

   Такое же, когда мы занимались с моей малышкой Джейн страстной любовью. Это теперь, такое же, тяжелое усталое, словно, любовное ее снова, дыхание. Дыхание исцелованной и искусанной груди моей латиноамериканки, мною обласканной, моими губами русского моряка.

   Я сейчас, почему-то, вдруг вспомнил, как мы с Джейн купались вдвоем там на тех островах с белым коралловым песком. И как занимались любовью в том пальмовом рыбацком домике. Вспомнил ее стоящую в том белом еще, тогда купальнике на нашей яхте, когда я еще не был так близок с ней со своей красавицей Джейн. Вдруг вспомнил нашу беседу в главной каюте Арабеллы наедине и вместе с Дэниелом. Вспомнил бокалы горячительного французского дорого вина в руке моей Джейн. И того тунца под ножом Дэниела. И нашу с ним, тоже беседу. И первую пьянку на яхте. И опять вспомнил мою Джейн, стоящую там перед нами. И предлагающую искупаться в песчаной ночной лагуне. И я очнулся. Джейн трясла лихорадочно меня.

  - Уже светает, Володенька, уже утро и надо уходить отсюда - произнесла тяжело дыша Джейн.

  - Сколько уже время? - я помню, произнес, чувствуя, как слабею все сильней и сильней.

  - Шесть часов, миленький мой - Джейн произнесла мне прямо в правое ухо. А я отключался и терял сознание.

  - Володенька, Володя. Слышишь, меня - она шептала мне прямо в ухо - Не смей.

   Она трясла меня.

  - Не смей засыпать, слышишь, негодник такой - она, ругалась на меня - Ты бросил меня здесь. А я, прощаю тебе все, и спасаю тебя. Тебя, отца моего ребенка.

  - Джейн. Девочка моя! - произнес я, улыбаясь ей и целуя ее любимую мою в загоревшую до черноты щечку, повернувшись лицом к ее миленькому с поднятой на девичий лобик маской личику. Стараясь, тоже грести ластами, помогая Джейн меня тащить на себе к корме нашей яхты.

  - Любимая ты моя. Я люблю тебя. Ты, даже не представляешь, как люблю - похоже, у меня стал, подыматься жар. И меня уже во всю, морозило и колотило. Появились первые судороги.

  - Потерпи, миленький, потерпи - она все время говорила, чтобы я не отключался в этой ночной океанской воде.

  - Тебя надо перевязать. Ты много крови потерял. Потерпи.

  - Они плывут сюда Джейн, милая моя плывут? - я спрашивал, помню ее - Надо уходить отсюда. Уходить в океан Джейн. Слышишь, Джейн, уходить.

   Я уже бредил. Меня трясло не по-детски и лихорадило как ненормального. Челюсти сковал холод от воды. Я еле произносил, съедая в мышечных уже судорогах слова.

  - Не волнуйся, любовь моя - произнесла моя крошка Джейн - Они нас не догонят. Не догонят, Володенька - Джейн чередовала русские слова с английскими. И у нее это как-то, здорово и уже давно так получалось.

   Я положил слабеющую голову к ней на левое плечо. И смотрел на скутеры с вооруженными людьми, несущиеся на моторах к нам. Под включенными с большой черной яхты прожекторами.

  - Я все сделала, уже и мы уплывем отсюда. Уплывем, вот только, надо тебя перевязать, миленький мой. Вот и лестница.

   Джейн, ухватилась правой рукой за один поручень и подтолкнула меня к спущенной в воду лестнице, висящей на корме. И начала подсаживать, поддерживать меня. А я, хватаясь полу онемевшими пальцами. И уже слабеющими руками, как мог через силу, подтягивался по лестницы обоим поручням. Цепляясь этими чертовыми своими ластами за ступеньки, поднимал еле, еле свои плохо слушающиеся ослабевшие ноги.

   Джейн перебралась через меня, сбросив с себя, прямо на край кормы свои баллоны. И схватила меня под руки за гидрокостюм. Она меня потащила волоком по палубе до трюмной лестницы, ведущей в жилые каюты нашей яхты. Все это теперь, происходило, молча под свет горящего дальнего прожектора яхты "BLAK STORK". И я только слышал ее тяжелое по-прежнему, учащенное возбужденное донельзя женское дыхание. Она открыла из красного дерева входные узкие двери вниз к каютам. И буквально, сбросила меня вниз на пол трюмного коридора между каютами.

   Она закрыла дверь, и я услышал, как она бегом зашлепала босыми своими красивыми голенькими черненькими от загара ступнями с маленькими пальчиками девичьими ножками по палубе. Сбросив свои ласты.

   Я услышал, как поднялись оба якоря. И как сматывались их цепи. Как загудела на борту малая лебедка. И на корме сматывая трос фал от подводной нашей аппаратуры, подымая его на борт в авральном бешенном скоростном режиме.

   Джейн переключила на ускоренный смотки режим. Дэниел так никогда, еще не делал.

   Загудели моторы Арабеллы. Оба, и почти, в раз. И яхта вся затряслась своим в красивых обводах белым корпусом. И я, приподнявшись, прислонился спиной к перегородке стены.

   Я сделал попытку подняться, вообще на ноги, но безуспешно. Я не чувствовал уже свою раненую ногу. Она как деревянная лежала и сочилась кровью. Попытка подняться была безуспешной. И я, потерял уже практически все силы еще там, в воде. И на той спущенной с кормы лестнице, забираясь на палубу Арабеллы.

   Это все, что я смог сделать. Больше у меня не было уже сил. В голове стоял туман. Меня до жути колотило и морозило, и изводили мучительные мышечные судороги. И я боялся, снова потерять сознание. Я посмотрел на свою раненую ногу. С нее все еще текла кровь. И я, попытался зажать порез руками. Но, руки еле гнулись и теряли чувствительность. Я лишь, прислонил обе ладони рук к глубокому ножом порезу.