Чудище или Одна сплошная рыжая беда (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 86

Потом меня, правда, долго и упорно тискали в медвежьих объятиях, едва не переломав все косточки разом, и оглушили зычным басом: «Зачуля! Зайчулечка! Зайчунок мой, зайчучулек мой! Жива-здорова, ты, сама!».

Ну, после его объятий с термином «жива», я б, конечно, поспорила…

А после того, как меня перебросили через коленку и не больно, но обидно выпороли, я еще не согласилась с озвученным определением «здорова»!

Благо хмурной Лександрыч отреагировал иначе. Он встал, покурил, окинул меня своим коронным недовольным взглядом… а потом раскинул руки и заявил с гаденькой улыбкой: «Ну, наконец, здравствуй, мой дорогой второй администратор!».

Вот всегда знала, что соседушка мой плюшка сонная. Но, что он вредность редкостная, убедилась, пожалуй, впервые!

Пришлось соглашаться на сие внеплановое «приглашение» на работу. Так, собственно, я и ввязалась в подготовку выпускного. Нет, ну а чего? Кириллу, значит, кое с кем коварные планы за моей спиной строить можно, а я тут оставайся в стороне?

Фигушки вам, господа хорошие! Мы люди, может и не гордые, но крайне зловредные и жутко мстительные. Местами.

Правда, увы, такими же мозгами явно обделенные — нам и в голову не могло прийти, что Богдан откажется идти на выпускной, который, к слову, уже завтра!

И да, я все равно до него не дотерпела. Просто вчера я получила приглашение на день варения одной очаровательной улыбчивой кудряшки, которое состоится всего через неделю… На острове, в коттедже.

И поняла, что если я и полечу на Маврикии… То только с Богданом.

И потому я, собственно, сейчас здесь, прячусь как мышка за «Ауди» и чувствую, как начинает тускнуть вчерашняя, так скажем, одержимость. И, покуда она не успела окончательно и некрасиво сделать ноги, моя коварность выступила из-за машины. Неслышно подкралась к «мустангу», под капотом которого, где-то в самой глубине, скрылся закончивший разговор блондин, и негромко протянула укоризненным, замогильным голоском.

— Грешно не пойти на выпускной… — и меньше всего я ожидала, что от этой, в общем-то банальной фразы он дернется, стукнется макушкой, а телефон, которым подсвечивал движок, с громким бряком улетит на днище! И я ляпнула быстрей, чем сообразила. — Упс… Оппа, бъяне!

Твою ж сойку-пересмещницу, да весь ее голодающий дистрикт разом… Не надо было мне вчера болтать с Эриком до трех часов ночи, ох, не надо!

— Аня? — и столько искреннего удивления в голосе, во взгляде…

— Нет, это не я, — как можно милее улыбнулась я, едва сдержавшись чтобы не шаркнуть по полу ножкой. Попробуй тут поулыбайся, когда при виде него, стоящего так близко, предательски задрожал не только голос — весь организм! — Это твой похмельный глюк.

Ну давай же, ты должен вспомнить, где ты уже это слышал, ты не мог так просто забыть!

Или же…

Не вспомнил. Удивление быстро пропало, лицо расслабилось, а взгляд как-то даже немного похолодел.

И почему вдруг моя печень чует всеми клетками, что лично здесь мне нифига ни рады?

— Ты… вернулась? — слегка, едва заметно выгнутая бровь и этот ровный тон, а вопросе даже не заминка, так, пауза чутка. Расслабленное тело, невозмутимое, даже какое-то отстраненное выражение лица…

И поневоле напрашивается тот самый интересный вопрос: а на кой я вообще сюда приперлась?

— Ну, что-то вроде того, — машинально пожала плечами, стараясь выглядеть как можно более беззаботно. Уцепилась за лямки рюкзака, улыбнулась немножко, все-таки шаркнула ногой…

Он даже взгляд не опустил. А я, между прочим, в кой-то веки не в джинсах, в юбке! И джинсовой жилетке, в тех самых, что была на посвящении в клубе.

Да только, судя по всему, над внешним видом можно было голову особо не ломать.

Не так я представляла нашу встречу, ох не так!

И тишина. Стоим. Не знаю, как ему, а мне неловко.

Нет, я четко знаю, почему, а главное, зачем здесь. Я, может быть, это как-то даже объяснила! Но после столь… прохладного приема, я даже теперь и не знаю толком, с чего вообще можно начать. И внутри постепенно скапливается разочарование, какая-то почти обида, и уже самый настоящий, отчетливый страх.

Страх, что на самом деле Богдан видеть меня не очень хочет…

И не знаю, как его, но эту гадкую черноволосую свиристелку у ворот, что сейчас привычно насвистывает мелодию из фильма Тарантино, я сейчас точно прибью, и на сей раз окончательно и безвозвратно!

Собственно, свистела моя вечно ухмыляющаяся охранялка.

Впервые этот раздражающий звук я имела сомнительную честь услышать еще полгодика назад, в Румынии.

Как-то утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Поминая буйного дятла, засевшего на первом этаже непечатным русским словом, сонная и отчаянно зевающая я, спустилась вниз, сшибая по дороге косяки и недоумевая, куда все вдруг запропастились. Дошла до входа нифига ни в добром здравии и с диким желанием сеять добро в массы. Распахнула дверь, оглядела стоящего на пороге ухмыляющегося парня с ног до головы… и захлопнула ее обратно, не обратив внимания на раздавшийся по ту сторону характерный «шмяк». И отправилась наверх, банально досыпать, посчитав личного охранника одного миллиардера привидевшимся с утра кошмаром.

Наивная… Как ползающий омарчик в ресторане перед кастрюлей с кипятком!

Стук повторился вновь. Пошла открывать снова. Распахнула дверь, оглядела очередного гостя, потерла слипшиеся глазки… и поняла, что вляпалась, как никогда. Ибо на нашем с Киром любимом крылечке теперь красовался не только хмурной Никита с чуток подбитым носом, но и незабываемый, сиятельный аж жуть, сам господин Полонский-старший…

Разговаривали мы с ним долго. Он уговаривал вернуться, я, хоть и хотела, шла в категорический отказ. Потом приехал Кир, говорили уже они, я сбежала на прогулку. А через три дня миллиардер, наконец, уехал, прекратив все уговоры и давление на мою совесть и бедный, вспухший мозг. Правда, оставил подарок на прощание.

И этот «подарок» вскоре обнаружился на кухне, невозмутимо потягивающий кофе и весело насвистывая тот самый раздражающий мотив.

Пожалуй, Максиму Леонидовичу стоило все-таки сказать спасибо. Своими разговорами он зародил во мне нужные сомнения, задал направление мысли, всколыхнул вроде бы забытые чувства… а моя активно капающая на мозги, круглосуточная ухмыляющаяся охрана вернула мне когда-то давно и, казалось бы, безвозвратно утраченный незабвенный позитив.

Ей-богу, я после его появления в нашем доме, стала больше ехидничать раз эдак в пять!

И нет, со временем против Никиты я уже ничего не имела, но этот его свист… особенно сейчас!

— Я одолжу на минутку? — улыбнувшись Богдану, я прихватила с двигателя первый попавшийся ключ, отошла в сторонку, смерила расстояние до ворот, ориентируясь на громкий и гаденький свист… Даже замахнулась! Но вдруг мою руку мягко так перехватили. И у меня от прикосновения к запястью таких знакомых теплых пальцев внутри все дрогнуло, да только…

Инструмент аккуратно забрали, руку отпустили и, пока пристраивали его на стене, поинтересовались все тем же спокойным тоном:

— Зачем ты здесь?

И вот после этой фразы мне уже захотелось банально сбежать… Просто развернуться, рвануть из гаража, что есть духу, уцепить по дороге Аверина, стараясь не дать обидным слезам вырваться из глаз.

Стало вдруг очень больно.

Впрочем, наверное, этого и стоило ожидать. Столько времени прошло, я не объявлялась, да и вообще… Червяк сомнения на последней стадии ожирения потирал свои лапки и усики еще с того момента, как я села в машину, чтобы поехать сюда. Теперь вон, сидит в моей душе, того и гляди лопнет от счастья, скотина моя обожравшаяся.

Так, ладно! Чему быть, тому не миновать. Отступать некуда, позади полтора года в стране вампиров, цыган и медведей, а где-то за воротами погано ухмыляющийся гавн… галантный мой телохранитель, конечно же. Мать его итить!

— А, сейчас, — фыркнула я и, не глядя на Богдана, полезла в маленький лакированный рюкзак. А там у меня, помнится, завалялся самый крайний вариант. Ну, грубо говоря, отмазка! — Вот!