Нечто большее... - "Irmania". Страница 15

Лёжа на кафельном полу, я плакала: по себе, по своей жизни, по разрушенным мечтам. Я искренне не понимала, чем заслужила подобное. Всё было так, будто Джеймс только что бросил меня снова: нож, который я до сих пор чувствовала в сердце, то и дело проворачивался.

Как бы хотелось быть сильной. Как бы хотелось гордо поднять голову и послать всё к чёрту. У меня же почти получилось - до сегодняшнего вечера я считала именно так. Теперь меня будто отбросили назад во времени. Я застонала, вспоминая, сколько сил ушло на восстановление душевного равновесия, веры в себя, надежды на лучшее - теперь же взять их было просто неоткуда. Я была эмоционально истощена.

Вернуться в Нью-Йорк, влиться в уже привычную обстановку ежедневного, ежечасного, ежеминутного сочувствия - от этой мысли я содрогнулась. Да и лицемерно было бы теперь его принимать. Но с другой стороны, я вовсе не собиралась кричать о своей обиде. Не собиралась расписываться в собственном бессилии и неполноценности. Мне хватило нескольких минут, чтобы понять, что я не хочу возвращаться домой. Куда бы то ни было не хочу возвращаться. Нужно было сделать шаг вперёд, а для этого порвать с тем, что упрямо тянуло меня назад. И когда я задумалась над тем, что же тянет меня назад, то пришла в ужас. Ничего, кроме карьеры. К без пяти минут тридцати я пришла с тем, с чем в восемнадцать уходила из дома: у меня была семья и стремление сделать карьеру. Треть жизни в статике. Никакого развития. И никто не даст гарантии, что через десять лет я не приду к тому же знаменателю. Так какого чёрта я с собой делаю?

Выбор между Боливией и Сансет Ки был очевиден.

Я предупредила Мэгги, что отключу телефон. Если ей будет необходимо связаться со мной, пусть делает это через рецепцию отеля. Сестра, пообещав, что побеспокоит меня только в крайнем случае, пожелала удачи и ни в коем случае не жалеть себя.

Следующую неделю я сибаритствовала. Спала, ела, плавала в море, загорала. Я не заводила знакомств, не стремилась к новым впечатлениям и к девяти вечера обычно уже была в постели.

Не могу сказать, что за всё это время я ни разу не впала в уныние или же не жалела о принятом решении уволиться из «Рассел Интернешнл». Но стоило мне вспомнить жёсткое лицо Дэвида Рассела, как все мои сомнения испарялись. Жестокий, своенравный, беспринципный человек, играющий людскими судьбами - вот кем он оказался на самом деле. Я довольно скоро начала понимать, что не по его вине Джеймс ушёл от меня. В конце концов, это был всего лишь вопрос времени: Виктория или же кто-нибудь другой - какая разница, ради кого он бы меня бросил. Но я от всего сердца ненавидела мистера Рассела за то, как он преподнёс эту новость. После той ночи, когда он не остался ко мне равнодушен, я могла рассчитывать на проявление элементарного сочувствия, не говоря уже о такте и уважении. В последнем же разговоре он будто отчитывал меня на ковре в своём кабинете, и моё проявление эмоций счёл непрофессиональным и недостойным.

В душе бушевала буря, когда я думала об Дэвиде Расселе, но вскорости это прошло и не осталось ничего, кроме стыда. На короткое время мне казалось, что он заинтересовался мной, как женщиной, и теперь я ругала себя за то, насколько сильно эта мысль меня взволновала. Если вспоминать историю про Золушку, то теперь я чувствовала себя даже не уродливой старшей сестрой. Я была тыквой. Тыквой, которая однажды превращалась в карету. Гораздо менее унизительней я чувствовала бы себя, если бы он просто рассказал мне обо всём в лифте, когда так опрометчиво сообщил о своём интересе. Приглашение на конференцию, личный обед, затем ужин, где я была его парой, затем ночь, утреннее объяснение, «когда мы займёмся любовью…» - господи, я всё ещё краснела, когда вспоминала, как он это говорил. Я была вправе считать всё, что случилось дальше, эмоциональным предательством. Что значит физическая измена по сравнению с этим? Джеймса я до сих пор за него не простила. Не собиралась прощать и Дэвида.

И тем не менее, потихоньку я начала приходить в себя.

В субботу я решила провести время на Ки Уэсте, осмотреть местные достопримечательности. На пароме, подставив лицо солнцу и солёному ветру, я пребывала в благостном настроении, предвкушая прогулку и обед в каком-нибудь небольшом ресторанчике. Внезапно очень сильно захотелось услышать маму, и я порадовалась, что вместе с деньгами и документами автоматически бросила в сумочку телефон. Включив аппарат, я увидела несколько десятков сообщений о пропущенных вызовах, и, не просматривая, стёрла их одним нажатием клавиши.

Мама была рада меня слышать.

- Да, Мэгги сказала, что ты взяла отпуск. Я давно говорила, малышка, что ты очень много работаешь. Да ещё этот паскудник Джеймс … - мама тяжело вздохнула. - Никогда не прощу ему того, как он с тобой обошелся.

Я заверила её, что в этом вопросе у меня уже давно всё в порядке. Если бы мама знала, насколько сильно мы все ошибались в Джеймсе, её бы точно хватил удар. Она искренне любила его. Как и папа. И у меня есть ещё один повод злиться на бывшего жениха, что обманул их доверие.

- Кстати, на тот случай, если ты позвонишь мне первой, Мэгги просила тебя перезвонить. Ничего срочного, насколько я понимаю, но всё-таки…

Распрощавшись с мамой, я набрала номер сестры. Думаю, Мэгги нашла мне квартиру. Включился автоответчик. Я быстро наговорила сообщение, снова, как и маму, заверив её, что у меня всё хорошо.

- Мама передала, что ты хотела со мной поговорить. Я оставлю телефон включённым, так что звони.

Я бродила по самому южному городу континентальных Соединённых Штатов, в своё удовольствие разглядывая дома, витрины сувенирных магазинов и разношёрстную публику. В основном, это были такие же, как и я, туристы.

Взяв такси, я поехала к дому-музею Эрнеста Хемингуэя, где мне так же удалось увидеть знаменитых шестипалых кошек Ки Уэста. Я читала о них во многих путеводителях, и, с удовольствием понаблюдала за этими своенравными животными. Когда Мэгги исполнилось десять, ей подарили котёнка. Я ужасно расстроилась, что изначально Чарли не был моим, но скоро кот стал всеобщим любимцем. У Рика оказалась аллергия на кошек, и Чарли остался жить с родителями. Когда пять лет назад он умер от старости, это была трагедия для всей семьи. Я дала себе клятвенное обещание больше никогда не заводить животных. Но смотря на множество вальяжно расхаживавших по улицам ухоженных кошек, готова была изменить своё мнение.

Мэгги перезвонила через два часа.

- Знаю, что не должна была тебя отвлекать, но произошло кое-что необычное. - Я вся обратилась в слух. - В среду вечером нам позвонили с твоей работы, интересовались, где ты. Трубку снял Рик. Разумеется, он был не в курсе происходящего, поэтому ничего внятно ответить не смог. Кстати, позже он устроил мне разнос из-за того, что я не сказала ему, что ты осталась во Флориде. А вчера ему снова позвонили, теперь уже на его сотовый. Этот идиот всё и выдал. Надеюсь, мы тебя не подвели? - простонала Мэгги жалостливо.

- Нисколько, - улыбнулась я в трубку. - Думаю, какие-нибудь проблемы с оформлением выходного пособия. Ничего, что не терпит до моего возвращения.

- Бет, ты действительно уверена в том, что ты делаешь?

Сомнение в голосе сестры придало мне сил.

- Да, Мэгги. Уверена.

- Ситуацию с квартирой я мониторю, так что не переживай. Об остальном поговорим, когда вернёшься.

Мы распрощались, и я практически сразу выкинула из головы наш разговор.

В воскресенье с утра я ушла на пляж. Популярный роман в мягкой обложке, купленный накануне, меня не вдохновил, и, отбросив его, я снова предалась размышлениям.

Необходимо было найти работу. Нельзя сказать, что задача стояла первоочередная, но и спускать всё на тормоза я не собиралась. Что-нибудь не очень ответственное, чему можно будет посвящать несколько часов в день. В конце концов, я имела полное право пожить для себя: в банке на счету у меня было достаточно денег, чтобы чувствовать себя уверенно.