Год Людоеда. Время стрелять - Кожевников Пётр Валерьевич. Страница 9
— Слышь, Ерема, ты мороженого хочешь? — Геродот соблазнился ярко освещенным лоточным прилавком и уже готовился обратиться к скуластой и обветренной, как утес, кареглазой азиатке. — Тебе какое лучше взять, цветное?
— Ну ты, Гера, тоже придумал! Да разве можно нам с тобой, реальным пацанам, мороженое жрать? — Уздечкин изобразил Марка и так же, как Клептонян, широко растопырил пальцы. — Ты только Марику не проговорись, а то он с нами больше целоваться не будет!
— Так что, в натуре, не брать, да, а почему так? — Геродот также стал говорить в нос, продолжая пародию на Сэнсея. Он улыбнулся продавщице. — Девушка, мне, пожалуйста, вот этих две штучки!
— На, возьми бабки! — Еремей протянул другу деньги, а сам повернулся в ту сторону, в которую ретировался кричащий сумасшедший и откуда теперь доносились его нервные сердитые возгласы. — Бери давай! Пока что я у тебя еще не на содержании!
— Ничего-ничего, пусть это станет скромным авансом! Да у меня мелочи полные карманы, сейчас просто разорвутся, а кто потом будет штопать? — Сидеромов получил свою покупку и протянул другу его долю: — Пожалуйста, только ты все сразу не хавай, а то простудишься!
— Ага, простудифилисом заболею! — Уздечкин принял гостинец и пробежал по упаковке глазами. — Да ты еще и шоколадное взял! Ну все, нам теперь в КПЗ лучше не попадать!
— А я, честно говоря, туда пока и не собираюсь! — Геродот быстро развернул фольгу и коснулся языком шоколадной оболочки. — А полизать-то его хоть можно?
— Вот с этого-то все и начинается! — Еремей тоже начал лакомиться. — Глянь, какие танцоры!
Перед стенами бывшего Дворца культуры, а ныне прибежища бесчисленных офисов неуклюже, но резво выплясывали две фигуры. Это были женщина-карлик и мальчик лет десяти с почерневшим от холода лицом. Оба были бедно и плохо одеты. Карлица била по поребрику каблуками красных резиновых бот, которые, судя по мелькающим из-под рваной зеленой юбки белым, в синяках, икрам, были одеты на босу ногу. На карлице угадывался плеер с наушниками, под аккомпанемент которого она, видимо, и танцевала. Неожиданно женщина начала мычать и объясняться с мальчиком языком жестов.
— Да она, кажись, еще и глухонемая?! — толкнул друга в бок Уздечкин. — У тебя как, таких девчонок еще не было?
— А ты ее правда очень хочешь? — Сидеромов заговорщически зашептал Еремею в ухо: — Могу тебе это устроить. За сколько мне ее заряжать?
— Только после тебя! — невольно поперхнулся мороженым Еремей. — Ты, кстати, и шкета ее заодно проверь, мы его Марику презентуем.
— А ты думаешь, Марик — он все-таки наш, да? — высоким гнусавым голосом протянул Сидеромов. — Я, кстати, об этом тоже догадывался! Уж слишком много он нам о понятиях толкует!
Геродот неожиданно замялся, замолчал и повернулся в сторону гудящего проспекта. Уздечкин осторожно заглянул через его плечо и заметил на глазах друга слезы.
— Ты чего, из-за бати, да? — Еремей посмотрел на свое мороженое, прикидывая, удобно ли будет его сейчас доедать, когда его друг плачет, и, решив не заморачиваться, метнул его в сторону проспекта, с запозданием соображая, что мороженое летит в сторону припаркованной несвежей иномарки. — Извини, я тут треплюсь, а у тебя всамделишное горе.
Мороженое угодило в боковое стекло, за которым тотчас обозначилась морда ризеншнауцера, внимательно посмотревшего в сторону молодых людей.
— Да нет, Ерема, ничего. Это так, вдруг я почему-то вспомнил, как он меня в детстве на плечах таскал. Вообще, до меня еще просто не дошло то, что его уже нет в живых. Я такое вполне допускаю. Где-то даже, кажется, слышал, что все события осознаются нами не сразу: вначале записываются, потом расшифровываются, ну и так далее, наподобие как в компьютере, — Геродот скомкал свой кусок целлофана и бросил его в автомобильное стекло. Собака запрыгала и залаяла, посчитав, видимо, что эта акция была неслучайной. — Ну и рожа у этой хрени, прямо как у черта!
— Интересно, а какое табло у его хозяина? — Уздечкин засунул безымянные пальцы под нижнюю губу и растянул ее в стороны, а указательными пальцами нажал под нижние веки и оттянул их вниз, образовав гримасу, и приблизился к автомобильному стеклу. — Как ты думаешь, я ему понравлюсь?
— За него не ручаюсь, но для меня ты всякий хорош! Да ты и сам это знаешь! — Геродот потянул друга за полу кожаной куртки. — Пойдем лучше за нашей капустой!
— Я каждый раз, когда в нашей конторе бабки получаю, потом не могу понять, насколько нас по факту опустили, — Еремей двинулся вперед своей размашистой походкой, чуть не задев какую-то пожилую особу, нагруженную картоном. — Тоже ведь бизнес!
— Да, это сложно, — согласился Сидеромов. — Тем более эта система белых и черных денег: одни по одной ведомости, другие по второй, третьи чистоганом, четвертые от старшего по объекту — тут и правда сам черт ногу сломит!
— А по скольку вообще у нас сейчас за смену чистоганом выгорает? — Еремей скосился на спутника. — Я этого чего-то тоже не уразумею.
— Ну считай, если каждый из нас дежурит в среднем по десять вахт в месяц, а на руки мы получаем три — три с половиной, — прикинул Геродот. — Значит, и выходит у нас за одни сутки где-то по десять, ну максимум по двенадцать бакинских на рыло.
— Копейки! — Еремей отхаркнулся и смачно сплюнул. — А сами они знаешь, сколько на нас имеют? Узнаешь, так закачаешься!
— Немного догадываюсь, — Геродот вздохнул и повел плечами. — Конечно, это гроши, я с тобой согласен. А что ты можешь предложить взамен? В бандиты податься?
— А что нам еще остается? На этих боях без правил, я так понял, тоже особо крутых бабок не заработаешь, — с негодованием на ходу ударил правым кулаком в собственную раскрытую левую ладонь Уздечкин. — Ну как не заработаешь! Конечно, на каком-то уровне что-то, наверное, можно срубить, но пока ты до этого уровня доберешься, так все свое здоровье потеряешь или вообще на тот свет отправишься! Я в этом уже на собственной шкуре убедился!
— Да нет, Ерема, в охране тоже платят, — Сидеромов поместил свои озябшие руки в карманы куртки. — Надо только в струю попасть. Я, например, одного человека знаю, он издательство охраняет, причем даже без нарезного оружия, вообще без лицензии и без всякой сраной фирмы. Так у них там и то по пятнадцать баксов за вахту получается. А условия не чета нашим: кругом интеллигентные люди, книги, компьютеры, микроволновка, а ночью — сон, святое дело! Не знаю, как с девчонками — можно привести на ночевку или нет, — но мне кажется, он этот этап уже прошел.
Друзья вышли на площадь, которую им предстояло пересечь. Черно-коричневая масса под их ногами чавкала и неутомимо разъедала обувь. Машины орошали дорожной грязью пешеходов, которые ярились и старались быстрее оказаться в безопасной недосягаемости.
— А я тебе не читал свое стихотворение про мертвую луну? — осторожно спросил Геродот. — Оно, вообще-то, короткое!
— He-а! Хорошо еще, что не про голубую! — отозвался Еремей. — Давно написал?
— Да пару лет назад, да как-то и позабыл о нем, а тут листал свои черновики, смотрю, вроде как ничего вышло, — Сидеромов сбавил шаг, очевидно готовясь к чтению. — Ну так чего, прочесть?
— Давай! — согласился Уздечкин. — Мне твои стихи нравятся.
— Ну чего, по мне, так классно! — Еремей захлопал в ладоши. — А почему ты их не печатаешь?
— Не знаю, мне это конкретно как-то пока в голову не приходило, — Геродот придержал друга за локоть перед спуском на тротуар, по которому пронеслась приземистая иномарка. — Ну и гоняют, придурки! Меня тут, кстати, на писательскую конференцию пригласили, и знаешь кто?