Жмурик или Спящий красавец по-корейски (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 6
Обличительная и гневная тирада особого эффекта не возымела. Лёха только хохотнул довольно и оповестил меня счастливым голосом:
— И я рад тебя слышать, Женёк!
— Правило номер один? — обманчиво ласково выдохнула, машинально переворачиваясь на спину. Совершенно забыв при этом, что диван у меня ни разу не размера кинг-сайз, а уж в сложенном состоянии и вовсе даже для меня маловат.
Так что ничего удивительного, что я благополучно рухнула вниз, выдав короткое, но ёмкое и эмоциональное:
— Мля!
Шут, прекрасно знавший, что, толком не проснувшись, я вечно падаю с дивана, на такие мои слова только заржал, поинтересовавшись:
— Опять? Же… Тьфу ты! Харон, ну ё-маё, когда ты диван научишься раскладывать до того, как уснуть?!
— Тогда, когда ты сдашь экзамен по оказанию первой медицинской помощи с первого раза, — буркнула в ответ, с трудом принимая вертикальное положение и потирая пострадавшую поясницу. Хорошо ещё ковры толстые, а то быть бы мне радикулитной белочкой на все выходные.
Очень стрёмной радикулитной белочкой, с незнакомым полуголым мужиком в довесок. Тем самым, который сладко спит, перевернувшись на живот и крепко прижимая к себе казённую подушку. Хорошо хоть слюни не пускает, этого мой внутренний перфекционист в жизни не переживёт.
А ещё просто чудесно то, что моя засыпающая на ходу светлость уложила внезапного гостя посреди комнаты, а не рядом с диваном. Во мне весу, как в том курёнке, но проверять на прочность бедного жмурика мне не хочется. Падение одного конкретного патологоанатома с небольшой высоты, убить то не убьёт, но и приятных впечатлений точно не оставит.
Вот вам крест святой да на всё тело!
— Блин, ты мне всю жизнь, что ли это припоминать будешь? — обречённо вздохнул Лёшка и я, как наяву, увидела, как он страдальчески закатывает глаза, подпирая плечом очередную стенку.
— Шесть раз, Карл. Шесть! — хмыкнув, я едва заметно пожала плечами и широко зевнула, потягиваясь. С трудом собрав сонный мозг в кучу, я всё-таки сумела не только встать, но и выйти из комнаты, прикрыв за собою дверь.
И только усевшись на тумбочку в прихожей, задала один немаловажный, можно сказать животрепещущий вопрос:
— Лёш, ты чего хотел-то?
Но вместо того, что бы как все вежливые люди ответить на поставленный вопрос, этот скоморох доморощенный взял и отключился. А пока я задавалась вопросом, а какую, собственно функцию, через ось икс и игрек тут происходит, дверной звонок добавил к стабильному недосыпу ещё и головную боль. И ведь как звонили-то: настойчиво, требовательно…
Недвусмысленно намекая на повышенный нынче спрос в обществе на стабильно не высыпающихся патологоанатомов. Ещё и постучали, да так, что и тени сомнений не осталось в том, что хозяйка дома находиться!
Взъерошив волосы, я засунула телефон в карман пижамных брюк и, подавив гадкое желание отправить всех гостей по малому пешему эротическому туру, щёлкнула замком, открывая двери. И ни капли не удивляясь тому невероятному факту, что на пороге стоит та самая обнаглевшая, вредная, долговязая, взъерошенная личность.
Сверкающая очередным фингалом на своей миловидной роже. До омерзения знакомая и порядком успевшая потрепать нервы. Настолько, что я прям так сразу и не скажу, чего мне хочется больше: дать ему по затылку, в напрасной надежде править мозги на место или всё же вылечить все ссадины и ушибы для начала, а потом уже проводить воспитательные беседы? И это при условии, что оные заранее обречены на провал!
Скрестив руки на груди, окинула гостя скептичным взглядом и поинтересовалась, вздыхая и отступая в сторону:
— Опять?
— Да блин! — высокий, темноволосый парень, одетый в джинсы, чёрную водолазку и короткую, распахнутую на груди куртку, занял собою всё свободное пространство коридора, стоило ему перешагнуть через порог. — Жень, ну не виноват я, они меня сами находят!
Я только фыркнула, насмешливо разглядывая раннего гостя. Тот в ответ развёл руками и тряхнул головой, пытаясь избавиться от налипшего на волосы снега. И, схватив меня в охапку, чмокнул в щёку, обдав зимним холодом и ароматом своего одеколона.
— С новым годом, трупоманка! — радостно поздравил меня Шут, стиснув в крепких объятиях и крутанув на месте, прежде, чем поставить на пол.
А я, добродушно фыркнув, встала на цыпочки и взъерошила изрядно отросшие тёмно-русые волосы. После чего ткнула его несильно кулаком в живот, кивнув в сторону кухни:
— И тебя с тем же, по тому же месту, Ван Дамм недоделанный. Раздевайся, мой руки и марш на осмотр. За одним расскажешь, где и как ты, сотрудник элитного ночного клуба, сумел найти неприятности в новогоднюю ночь! Эх… — тут я страдальчески вздохнула, пряча широкую улыбку. — И почему ж я, со своей преинтереснейшей работой, так ни разу и не встретила кулаки самоходные?
— Ну что я могу сказать? — покаянно вздохнув, Лёшка стащил куртку и повесил её на вешалку. — Как показала практика, я очень, просто феерически изобретателен в этом! Ну и потом, мать, я ж не спрашиваю, чего ты выглядишь как статист из сериала «Ходячие мертвецы» после одного единственного дежурства!
— Всего лишь компания милых санитаров и час пик из трупов. Он никого ещё не оставлял равнодушным! — тихо засмеявшись, я хлопнула этого скомороха доморощенного по заднице, придавая ускорения и задавая направление одновременно. — Иди, балаболка. А то я прямо начинаю сомневаться в собственной адекватности, раз всё ещё питаю тёплые чувства к такому извергу как ты!
— Я тебя тоже люблю… За какие-то тёмные делишки в прошлом, однозначно! — и, щёлкнув меня по носу, сей олень северный унёсся дальше по коридору, добавив напоследок. — Ибо больше просто не за что!
Я на это только глаза к потолку возвела, засунув руки в карманы штанов и прошаркав в сторону кухни. Мне нужен был чай, много-много крепкого, горячего чаю и минут десять тишины, дабы окончательно проснуться. А одному наглому, прожорливому и излишне агрессивному организму требуется сообразить что-нибудь на пожрать. Надеюсь, в холодильнике есть что-то посущественнее, чем повесившаяся с голоду мышь.
В противном случае, Лёшка будет сидеть и дуться, глядя на меня обиженными глазами, шмыгая отчаянно носом. И не знаю, где он этому научился и почему моё чёрствое сердце не желает игнорировать его выражение лица в такие моменты, но каким-то невиданным образом ему удаётся достучаться до моей замшелой совести.
И я сама не успеваю сообразить, как уже готова сделать всё, что бы он снова улыбнулся. Кто бы объяснил мне, с чего и почему!
Когда Шут рухнул на табуретку возле кухонного стола, там уже стояли две исходящие паром кружки, тарелка горячих бутербродов, с сыром и колбасой, и походная аптечка, всегда хранившаяся в шкафчике над раковиной. Заметив последнюю, Лёшка недовольно скуксился, но пододвинулся поближе ко мне и покорно задрал голову, пробубнив:
— Давай, эскулап, начинай лечить меня и мой бедный мозг. Но учти… Я не злопамятный, но злой и память у меня хорошая!
— Ага, я это оценила ещё с третьей твоей попытки, Карл, — тихо засмеявшись, я открыла коробку и вытащила всё необходимое. После чего начала обрабатывать боевые ранения парня, недовольно проворчав. — А теперь расскажи кА мне, злопамятный мой… Как тебя угораздило?
— Да как обычно, — поморщившись, когда мои пальцы задели самую глубокую ссадину, Алексей притворно вздохнул. — Шеф свинтил, оставил меня за старшего. Я был мил, учтив, вежлив… В общем, превзошёл сам себя в попытке провести всё на высшем уровне.
— И? — я вопросительно вскинула брови, накладывая заживляющую мазь и принимаясь за сбитые костяшки.
— Вот только ржать не надо, а? — недовольно насупился Шут, заметив мою понимающую улыбку. И взъерошил волосы, раздосадовано протянув. — Да всё нормально было! Пока парочка мажоров не решила показать, как это круто быть такими как они. К официанткам попытались приставать… Ну я и вывел их освежиться на улицу.
— Вывел или выкинул, окунув в сугроб? — уточнила, нанося мазь на последнюю ссадину на костяшках и усаживаясь на вторую табуретку, пододвинув к себе свою порцию чая. Обхватив горячую керамику пальцами, блаженно вздохнула, прикрыв глаза и ссутулившись, устроившись на стуле с ногами.