Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз. Страница 112

– И дятел стучит по дуплистому вязу, – заметила миссис Моулд, вставляя в популярную песенку название того дерева, которое обычно употребляется в ремесле мистера Моулда.

– Ха-ха! – засмеялся мистер Моулд. – Очень неплохо сказано, милая. Не придумаете ли еще чего-нибудь, миссис Моулд? По дуплистому вязу, а? Ха-ха! Право, очень недурно. В воскресных газетах читаешь иной раз и хуже этого, душа моя.

Миссис Моулд, получив такое поощрение, отхлебнула еще немного пунша и передала кружку дочерям, которые послушно последовали примеру своей матушки.

– По дуплистому вязу, а? – повторил мистер Моулд, в восторге от этой шутки слегка притопывая ногами.

А в песне ведь – бук. По вязу, а? Правильно. Честное слово, лучше этого я ничего не слыхал! – Шутка до такой степени раззадорила его, что он никак не мог успокоиться и двадцать раз повторял: – Так по вязу, а? Правильно. Конечно, по вязу. Ха-ха-ха! А знаешь ли, это надо куда-нибудь послать, пускай бы напечатали. Редко бывает, чтобы удалось так остроумно сказать. По дуплистому вязу, а? Правильно. Очень даже дуплистому. Ха-ха-ха!

Тут кто-то постучался в дверь.

– Это Тэкер, – сказала миссис Моулд, – его сразу можно узнать по одышке. Кто бы мог подумать, что он был раньше первый весельчак! Войдите, Тэкер.

– Прошу прощения, сударыня, – сказал Тэкер, осторожно заглядывая в щелку. – Я думал, что хозяин здесь.

– Ну да, он тут и есть! – воскликнул Моулд.

– А я вас и не заметил сразу, – сказал Тэкер, просовывая голову немного дальше. – Вы ведь не согласитесь взять заказ на похороны без катафалка? Гроб из некрашеного дерева, с жестяной дощечкой?

– Конечно, нет, – отвечал мистер Моулд, – уж очень по-бедному. Что тут интересного.

– Я им говорил, что очень дешево, – заметил мистер Тэкер.

– Пускай идут к кому-нибудь другому. Мы такого рода делами не занимаемся, – сказал мистер Моулд. – Хватает же наглости соваться. Кто это?

– Вот в том-то и дело, понимаете ли, – ответил Тэкер, помолчав. – Это зять приходского надзирателя.

– Зять приходского надзирателя? – сказал Моулд. – Ну, что ж! Я возьмусь, если приходский надзиратель пойдет за гробом в треуголке, но не иначе. Мы можем принять заказ, если это будет иметь официальный вид, и то будет очень по-бедному. Так в треуголке, не забудьте!

– Постараюсь, сэр, – ответил Тэкер. – Да! Миссис Гэмп внизу и желает поговорить с вами.

– Попросите миссис Гэмп подняться наверх, – сказал Моулд. – Ну, миссис Гэмп, что у вас новенького?

Миссис Гэмп была уже в дверях и приседала перед миссис Моулд. В то же самое время по комнате ветерком пронеслось особое благоухание, словно какая-нибудь фея икнула, пролетая мимо, по дороге из винного погребка.

Миссис Гэмп не ответила на вопрос, но еще раз присела перед миссис Моулд, закатывая глаза и воздевая руки к небу, словно благодаря бога за то, что видит ее в таком добром здоровье. Миссис Гэмп была одета опрятно, но без всякой пышности – в то самое траурное платье, которое было на ней, когда мистер Пексниф имел удовольствие с ней познакомиться, разве только нюхательного табаку на нем чуть прибавилось.

– Бывают же такие счастливицы, – заметила миссис Гэмп, – что год от году молодеют, миссис Моулд! Вот и вы такая, время с вами ничего поделать не может, сколько ни старается: все равно вы молодая, молодой и останетесь. Вот я и говорю на этих днях миссис Гаррис, как раз в позапрошлый понедельник вечером: «Это уж верно, и что жизнь наша есть сущая юдоль и странствие полугрима – тоже верно». Она мне говорит: «Годы да заботы, миссис Грин, хоть кого состарят». А я ей говорю: «Вот уж неправда, миссис Гаррис, и не повторяйте вы этого, не то у нас с вами вся дружба врозь. Взять хоть бы миссис Моулд, – говорю я, – признаться, взяла на себя такую вольность, помянула ваше имя (тут она опять присела), – по ней одной видно, что все врет эта ваша поговорка; и пока я жива, миссис Гаррис, я этого так не оставлю, за своих всегда заступлюсь, и не думайте даже». – «Ну извините, сударыня, – говорит миссис Гаррис, – будьте так любезны, я ведь и сама отлично знаю, если есть на свете такая женщина, что кого угодно до обморока доведет, лишь бы услужить своим друзьям, то одна только и найдется, и зовут эту женщину Сара Гэмп».

Тут ей поневоле пришлось перевести дыхание. Воспользовавшись этим обстоятельством, следует заметить, что даму, носившую фамилию Гаррис, окружала глубокая тайна; по крайней мере никто из обширного круга знакомых миссис Гэмп ее и в глаза не видел; ни одна душа не знала также, где она живет, хотя миссис Гэмп, судя по ее собственным словам, частенько с ней встречалась. На этот предмет ходило много противоречивых слухов; однако преобладало мнение, что эта госпожа существует только в воображении миссис Гэмп и вымышлена ею, как господа Доу и Роу [79] вымышлены юристами, – специально для того, чтобы вести с миссис Гэмп воображаемые разговоры, независимо от темы неизменно завершавшиеся похвалой ее высоким добродетелям.

– И как это приятно, – говорила миссис Гэмп, посылая умильную улыбку дочерям мистера Моулда, – повидать обеих ваших молодых барышень. Ведь я их с каких пор знаю, когда у них еще ни одного зуба во рту не прорезалось; и сколько раз видела – ах вы, миленькие мои! – как они играли в похороны: возьмут, бывало, книгу заказов, да и несут ее хоронить в денежный сундук! Только все это было и быльем поросло, мистер Моулд, – и тут, строго соблюдая раз навсегда заведенный ею порядок, она повернулась к мистеру Моулду, игриво качая головой. – Было и быльем поросло, сэр, как вы скажете?

– Перемены, миссис Гэмп, перемены! – отвечал гробовщик.

– И еще будут перемены, кроме этих, большие перемены, сэр, – сказала миссис Гэмп игривее прежнего. – Молодым барышням, при такой их красоте, найдется о чем подумать, кроме похорон. Как по-вашему, сэр?

– Уж, право, не знаю, миссис Гэмп, – отвечал Моулд, посмеиваясь. – А ведь неплохо сказано, милая?

– Ну как же вы не знаете, сэр, – продолжала миссис Гэмп, – и ваша супруга тоже знает, такая красавица, сэр, и я тоже знаю, хоть мне и не суждено было порадоваться на своих дочек; а если б была у нас дочка, мой Гэмп с нее последние башмачки снял бы и пропил, как с нашего дорогого сыночка; пропил, а потом послал мальчика продавать свою деревянную ногу на спички, всю как есть, оптом, сколько дадут, и велел ему купить на все деньги водки; а мальчишка не будь глуп – не по годам даже, право, – все до последнего пенни проиграл в орлянку да проел на пирогах с почками; а потом пришел домой и, глазом не моргнув, рассказал все как есть, а ежели папаше с мамашей это не нравится, говорит, то могу и утопиться. Да нет, сами знаете, сэр, – продолжала миссис Гэмп, утирая слезящийся глаз шалью и возвращаясь к прежней теме. – В газетах печатают не про одни только рождения да смерти, как вы скажете, мистер Моулд?

Мистер Моулд подмигнул миссис Моулд, которую он посадил к себе на колени, и заметил:

– Само собой. Мало ли еще про что, миссис Гэмп. А ведь очень неплохо сказано, душенька, честное слово!

– И про свадьбы тоже, ведь правда, сэр? – сказала миссис Гэмп, причем обе дочки покраснели и захихикали. – Господь с ними, они и сами это отлично знают! Да и вы это отлично знали в их годы, и миссис Моулд тоже! На мой взгляд, вы все теперь одних лет. А когда у вас с вашей супругой будут внуки, сударь…

– Ну-ну, что это вы! Пустяки, миссис Гэмп, – возразил гробовщик. – А ведь здорово сказано! За-ме-ча-тельно! – это он произнес шепотом. – Душенька, – это опять вслух, – миссис Гэмп, я думаю, выпьет стаканчик рома. Садитесь, миссис Гэмп, садитесь же.

Миссис Гэмп уселась на стул поближе к двери и, возведя глаза к потолку, приняла вид совершенного равнодушия к тому, что ей наливают стаканчик рома, пока одна из девиц не подала ей этот стаканчик в руки, чему миссис Гэмп крайне удивилась.

– Вот уж это мне редко приходится, миссис Моулд, – заметила она, – разве только если я не так здорова и когда мои полпинты портера давят на желудок. Миссис Гаррис частенько говорит мне: «Сара Гэмп, говорит, вы, право, меня удивляете!» – «Миссис Гаррис, – говорю я, – чем же это? Объясните, пожалуйста!» – «Сказать по правде, сударыня, – говорит миссис Гаррис, – оконфузили вы его, – не стоит называть кого именно, – я никак не думала, пока с вами не познакомилась, чтобы можно было женщине ходить за больными, и помесячно тоже, и не пить почти ничего». – «Миссис Гаррис, – говорю я ей, – никто из нас не знает, на что способен, пока не попробует; я и сама так думала, пока мы с Гэмпом жили своим домом. А теперь, – говорю я, – полпинты портера мне за глаза довольно, лишь бы его приносили вовремя и не очень крепкий. Поденно или помесячно, сударыня, а я свой долг при больном выполняю, только я женщина бедная, и кусок хлеба мне достается нелегко; вот потому я и требую, прямо скажу, чтобы портер мне приносили вовремя и не очень крепкий».