Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз. Страница 125

– Дорогой друг, я счастлив вас видеть. С Джоблингом вы знакомы, кажется?

– Я полагаю, – любезно ответил доктор, выступая из круга, чтобы пожать руку Джонасу. – Думаю, что удостоился этой чести. Надеюсь – что да. Уважаемый, вы здоровы? Вполне здоровы? Отлично!

– Мистер Вольф, – сказал Монтегю, как только доктор дал ему возможность представить двух других, – мистер Чезлвит. Мистер Пип, мистер Чезлвит.

Оба джентльмена были чрезвычайно рады такой чести – познакомиться с мистером Чезлвитом. Доктор отвел Джонаса в сторону и шепнул ему, прикрыв рот ладонью:

– Светские люди, уважаемый, светские люди! Гм! Мистер Вольф – деятель литературы, только говорить об этом не надо, – замечательно интересная еженедельная газета! О, замечательно интересная! Мистер Пип – деятель театра, превосходный собеседник – о, превосходный!

– Ну, – сказал Вольф, скрестив руки и продолжая разговор, прерванный появлением Джонаса, – так что же сказал на это лорд Нобли?

– Да просто не знал что сказать, – ответил Пип, загнув крепкое словцо. – Черт возьми, сэр, так и молчал, как пень. Но вы же знаете, какой отличный малый этот Нобли!

– Лучше и быть не может! – отозвался Вольф. – Не дальше как на прошлой неделе Нобли мне сказал: «Ей-богу, Вольф, если б у меня был в распоряжении богатый приход да если б еще вы воспитывались в университете – лопни глаза мои, я бы сделал вас пастором!»

– На него похоже, – сказал Пип и опять загнул словцо. – И сделал бы!

– Нечего и сомневаться, – сказал Вольф. – Но вы хотели рассказать нам…

– Ах, да! – воскликнул Пип. – Верно, хотел. Сначала он совсем онемел, лишился языка, ну просто обмер, а потом говорит герцогу: «Здесь Пип. Спросите Пипа. Пип наш общий друг. Он знает». – «Черт возьми! – говорит герцог. – В таком случае я обращаюсь к Пипу. Ну, Пип, кривоногая она или нет? Скажите нам!» – «Кривоногая, ваша светлость, клянусь князем тьмы!» – говорю я. «Ха-ха! – смеется герцог. – Конечно, кривоногая. Браво, Пип! Хорошо сказали, Пип. Вы молодчина, Пип, провалиться мне, коли не так! Если у вас будет собираться светское общество, рассчитывайте на меня, когда я в городе». И с тех пор я постоянно его приглашаю.

Конец анекдота доставил всем огромное удовольствие, которое отнюдь не уменьшилось от доклада, что обед подан. Джонас отправился в столовую вместе с хозяином и занял место между ним и своим приятелем доктором. – Остальные разместились за столом, как люди, давно освоившиеся в доме, и все одинаково отдали честь обеду.

Обед был отличный, самый лучший, какой только можно достать за деньги или в кредит (что в сущности все равно). Блюда, вина и фрукты были самые отборные. Сервировка отличалась элегантностью. Серебро было великолепное. Мистер Джонас занялся подсчетом, во что может обойтись одна эта статья, когда хозяин потревожил его:

– Стакан вина?

– О! – сказал Джонас, который уже выпил несколько стаканов. – Этого сколько вам угодно. Слишком оно хорошо, чтобы отказываться.

– Прекрасно сказано, мистер Чезлвит! – крикнул Вольф.

– Ловко, честное слово! – сказал Пип.

– Положительно, знаете ли, это… ха-ха-ха, – заметил доктор, кладя вилку с ножом на стол, а потом снова принимаясь за еду, – это положительно эпиграмма, ну совершенно!

– Вы не скучаете, я надеюсь? – спросил Тигг Джонаса, наклонившись к нему.

– О, вы напрасно беспокоитесь на мой счет, – ответил тот. – Мне отлично!

– Я подумал, что лучше обойтись без званого обеда, – сказал Тигг. – Вы обратили внимание?

– Ну, а как же это, по-вашему, называется? – возразил Джонас. – Не хотите же вы сказать, что у вас так бывает каждый день?

– Дорогой мой, – сказал Тигг, пожимая плечами, – решительно каждый день, когда я обедаю дома. У меня так уж принято. Не стоило затевать для вас что-нибудь необыкновенное, – вы бы это сразу заметили. «Будете устраивать званый обед?» – спрашивает Кримпл. «Нет, не буду, – говорю я. – мы его примем запросто».

– А получилось роскошно, ей-богу, – сказал Джонас, оглядывая стол. – Ведь это стоит недешево.

– И очень даже, если говорить прямо, – отвечал Тигг. – Это моя страсть. Вот на что уходят мои деньги. Джонас прищурил один глаз и сказал.

– Ой ли?

– А разве вы не будете тратить на то же свою долю прибылей, когда присоединитесь к нам? – спросил Тигг.

– Ну, уж нет, – отрезал Джонас.

– Что ж, вы правы, – сказал Тигг с дружеской прямотой. – Вам и не нужно. В этом нет необходимости. Кто-нибудь один должен этим заниматься, чтоб не растерять клиентов, но пускай уж это будет по моей части, раз доставляет мне удовольствие. Вы, я думаю, не откажетесь хорошо пообедать на чужой счет?

– Нет, конечно, – сказал Джонас.

– Так, я надеюсь, вы будете часто обедать у меня?

– Не откажусь, – сказал Джонас. – Напротив.

– И клянусь нам, я никогда не буду говорить с вами о делах за стаканом вина, – сказал Тигг. – О, это было очень, очень, очень хитро с вашей стороны нынче утром. Надо им рассказать. Они как раз такой народ, что могут это оценить. Пип, любезный, я должен вам рассказать замечательную штуку про моего приятеля Чезлвита… Это величайший хитрец, какого я знаю. Даю вам самое священное честное слово, Пип, что другого такого хитреца я не знаю!

Пип ответил, что он в этом уверен, прибавив особенно крепкое словцо, и рассказанный анекдот был встречен громкими рукоплесканиями, как бесспорное доказательство хитрости мистера Джонаса. Пип, движимый естественным стремлением превзойти его, сообщил кое-какие примеры собственной хитрости, а Вольф, чтобы но остаться в долгу, выбрал и прочел самую соль из двух-трех очень остроумных статеек, подготовленных им для печати. Эти словоизлияния, по его словам «весьма хлесткие», встретили горячее одобрение, и все общество согласилось, что они бьют не в бровь, а прямо в глаз.

– Светские люди, уважаемый! – шепнул Джоблинг на ухо Джонасу. – Настоящие светские люди! Для человека моей профессии просто освежительно побывать в таком обществе. Не только приятно – хотя ничего не может быть приятнее, – но полезно в философическом отношении. Ведь это оригиналы, уважаемый, оригиналы!

Очень приятно знать, что истинные заслуги ценятся на любой ступени общественной лестницы, и дружескому слиянию всех собравшихся немало содействовало то обстоятельство, что оба светских льва пользовались, как выяснилось, большим уважением в высших классах общества и у доблестных защитников отечества – представителей армии и флота, особенно армии. В каждом самом коротеньком анекдоте фигурировал по меньшей мере один полковник; лорды встречались не реже, чем крепкие словца; и даже царственная кровь струилась в мутной воде их личных воспоминаний.

– Боюсь, что мистер Чезлвит с ним не знаком. – сказал Вольф об одном лице высокого происхождения, о котором только что вспоминали.

– Нет, – сказал Тигг. – Но мы должны его познакомить с этими людьми.

– Он большой поклонник литературы, – заметил Вольф.

– Неужели? – сказал Тигг.

– Ну как же; он из года в год подписывается на мою газету. А знаете, ему случалось иногда говорить очень остроумные вещи. Как-то он спросил одного виконта, моего приятеля, – вот Пип его знает: «Как же фамилия этого журналиста, как его фамилия?» – «Вольф». – «Вольф? То есть волк? Зубастый зверь, волк! Как говорится: не пускайте волка в овчарню». Очень удачно. И лестно к тому же, так что я это напечатал.

– А этот виконт молодчина! – воскликнул Пип. – Он придумал новое бранное словцо и теперь начинает с него каждую реплику. Право, молодчина! Заходит он однажды к нам в театр, чтобы проводить свою пассию домой, немножко навеселе, но не очень, – и говорит: «Где Пип? Я желаю видеть Пипа. Подайте его сюда!» – «Что за шум, милорд?» – «Ваш Шекспир просто чепуха, Пип! Что в нем хорошего, в Шекспире? Я его никогда не читаю. Какого черта он там нагородил, Пип? У него в стихах все стопы, а ног ни в одной шекспировской пьесе не показывают. Верно, Пип? Джульетта, Дездемона, леди Макбет и все прочие, как их там зовут, могут быть и совсем безногие, насколько публике известно, Пип. Для публики они все равно что безногая мисс Биффин [97]. Я вам скажу, в чем тут суть. То, что называется драматической поэзией, есть просто собрание проповедей. А разве я затем хожу в театр, чтобы слушать проповеди? Нет, Пип. На это есть церковь. Что должна изображать драма, Пип? Человеческую натуру. А что такое ноги? Человеческая натура. Так почаще показывайте нам ноги, мой милый, и я вас поддержу!» И я горжусь тем, – прибавил Пип, – что он действительно меня поддержал, и очень щедро!