Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз. Страница 74

Все это было до такой степени любезно и гостеприимно, что Мартин охотно согласился, хотя было еще раннее утро. И потому, наказав Марку, который хлопотал около своей знакомой и ее троих детей, чтобы он, подавши им помощь и управившись с багажом, приходил за дальнейшими распоряжениями в редакцию «Скандалиста», Мартин сошел на берег вместе со своим новым знакомым.

Они с трудом пробрались через унылую толпу эмигрантов на пристани, сидевших на своих постелях и сундуках под открытым небом с таким растерянным видом, словно упали с другой планеты, и некоторое время шли по оживленной улице, вдоль которой тянулись с одной стороны набережные и суда, а с другой – длинный ряд ярко-красных кирпичных складов и контор, украшенных таким множеством черных вывесок с белыми буквами и белых вывесок с черными буквами, какого Мартину не приходилось видеть даже там, где места для них было в пятьдесят раз больше. Скоро они свернули в узкую улицу, а потом в другие улицы, еще уже, и, наконец, остановились перед домом, на котором было намалевано крупными буквами:

«НЬЮ-ЙОРКСКИЙ СКАНДАЛИСТ»

Полковник, который всю дорогу шел, заложив руку за борт сюртука, сдвинув шляпу на затылок и время от времени поматывая головой, как подобает человеку, подавленному сознанием собственного величия, повел Мартина по темной и грязной лестнице в такую же темную и грязную комнату, всю заваленную газетами и усеянную измятыми обрывками гранок и рукописей. В этом помещении за обшарпанным письменным столом сидела некая фигура с огрызком пера во рту и большими ножницами резала и кромсала кипу номеров «Нью-йоркского скандалиста»; фигура эта была настолько смехотворна, что Мартину стоило большого труда удержаться от улыбки, хотя он Знал, что полковник Дайвер пристально наблюдает за ним.

Субъект, резавший и кромсавший газеты, был молодой человек очень маленького роста, крайне юный по внешности и с болезненно-бледным лицом, что объяснялось отчасти усиленной работой мысли, а отчасти неумеренным употреблением табака, который он усердно жевал в эту минуту. Он носил отложные воротнички и черную ленту вместо галстука: а его прямые, довольно жидкие волосы (вернее то, что от них осталось) были не только прилизаны и зачесаны назад для большей поэтичности, но и кое-где вырваны с корнем, отчего его высокий лоб отличался некоторой прыщеватостью. Нос у него был того фасона, который человечество из зависти окрестило «курносым», с очень сильно вздернутым кончиком, как бы от высокомерия. На верхней губе молодого человека виднелись зачатки рыжеватого пушка, до такой степени редкого, что несмотря на все его старания, он более походил на следы только что съеденного имбирного пряника, чем на признаки будущих усов; и это сходство еще усиливал его нежный, по-видимому, возраст. Молодой человек был весь погружен в работу. Каждый раз как он щелкал ножницами, его челюсти тоже производили соответствующее движение, что придавало ему весьма устрашающий вид, Мартин, недолго думая, решил про себя, что это, должно быть, сын полковника Дайвера, надежда семьи и будущая опора газеты. Он уже хотел было сказать полковнику, что очень приятно видеть такого мальчугана играющим в редактора со всей невинностью младенческого возраста, как полковник прервал его, провозгласив с гордостью:

– Мой военный корреспондент, сэр, мистер Джефферсон Брик.

Мартин подскочил при этом неожиданном сообщении, сознавая, какую непоправимую ошибку он едва не совершил.

Мистер Брик был, по-видимому, польщен впечатлением, которое он произвел на незнакомца; он пожал ему руку с покровительственным видом, как бы давая этим понять, что бояться тут нечего и что он, Брик, его не съест.

– Вы, я вижу, слышали о Джефферсоне Брике, сэр, – произнес полковник с улыбкой. – Англия слыхала о Джефферсоне Брике. Европа слыхала о Джефферсоне Брике. Позвольте. Когда вы уехали из Англии?

– Пять недель тому назад, – сказал Мартин.

– Пять недель, – повторил задумчиво полковник, усаживаясь на стол и болтая ногами. – Так позвольте спросить вас, сэр, какая из статей мистера Брика того времени всего ненавистнее парламенту и Сент-Джеймскому дворцу [49]?

– Честное слово, – сказал Мартин, – я…

– Я имею основания думать, – прервал его полковник, – что аристократические крути вашей родины трепещут перед именем Джефферсона Брика. Мне хотелось бы слышать из ваших уст, сэр. какое из его утверждений нанесло самый тяжкий удар…

– …стоглавой гидре Коррупции, которая ныне поражена копьем Разума и пресмыкается во, прахе, изрыгая фонтаны крови до самых небес, – произнес мистер Брик, надевая маленькую фуражку синего сукна с лакированным козырьком и цитируя свою последнюю статью.

– Алтарь свободы, Брик… – подсказал полковник.

– …следует иногда орошать кровью, полковник, – воскликнул Брик. И, произнося слово «кровь», он резко щелкнул большими ножницами, словно и они тоже произнесли «кровь», вполне разделяя его мнение.

После этого оба они воззрились на Мартина, ожидая его ответа.

– Честное слово, – сказал Мартин, к которому вернулось его обычное хладнокровие, – я не могу дать вам нужных сведений; сказать по правде, я…

– Погодите! – воскликнул полковник, сурово глядя на своего военного корреспондента и кивая головой после каждой фразы. – Потому, что вы никогда не слыхали о Джефферсоне Брике, сэр. Потому, что вы никогда не читали Джефферсона Брика, сэр. Потому, что вы никогда не видали «Нью-йоркского скандалиста», сэр. Потому, что вы не знали о его могущественном влиянии на кабинеты Европы, Да?

– Действительно, как раз это я и собирался сказать, – заметил Мартин.

– Спокойствие, Джефферсон, – важно сказал полковник, – не кипятитесь! О вы, европейцы! А теперь давайте выпьем по бокалу вина! – С этими словами он слез со стола и вынул из корзины, стоявшей за дверью, бутылку шампанского и три стакана.

– Мистер Джефферсон Брик, сэр, провозгласит нам тост, – сказал полковник, наливая по стакану себе и Мартину и передавая бутылку мистеру Брику.

– Что ж, сэр, – произнес военный корреспондент, – я готов. Я провозглашаю тост за «Нью-йоркского скандалиста», сэр, и, за его собратьев, за кладезь истины, чьи йоды черны, ибо состоят из типографской краски, но достаточно прозрачны для того, чтобы в них отразились судьбы моего отечества.

– Слушайте, слушайте! – отозвался полковник с большим удовлетворением. – А ведь речь моего друга составлена довольно цветисто, сэр!

– И очень даже, – сказал Мартин.

– Вот сегодняшний номер «Скандалиста», сэр, – заметил полковник, подавая ему газету. – Вы найдете здесь Джефферсона Брика, как всегда, на посту, в авангарде цивилизации и чистоты нравов.

Полковник опять уселся на стол. Мистер Брик сел рядом с ним; и оба они приналегли на шампанское. Они часто посматривали на Мартина, который читал газету, а потом друг на друга. Когда он положил газету, – что случилось уже после того, как они прикончили вторую бутылку, – полковник спросил, понравилась ли ему газета.

– Как вам сказать, уж очень много намеков на личности, – ответил Мартин.

Полковник был, по-видимому, весьма польщен этим замечанием и высказал надежду, что так оно и есть.

– Мы здесь независимы, сэр, – заметил Джефферсон Брик. – Мы поступаем, как нам нравится.

– Если судить по этому образцу, – возразил Мартин, – сотни тысяч людей здесь, наоборот, зависимы и поступают так, как им не нравится.

– Что ж, они подчиняются могущественному воздействию Всеобщей Воспитательницы, сэр, – сказал полковник Дайвер. – Случается, что они бунтуют; но вообще говоря, мы пользуемся влиянием на наших граждан и в общественной и в частной жизни, что является одним из облагораживающих установлений нашей страны, так же как и…

– Так же как и рабство негров, – подсказал мистер Брик.

– Совершенно верно, – заметил полковник.

– Простите, – сказал Мартин после некоторого колебания, – нельзя ли спросить по поводу одного случая, о котором я прочел в вашей газете: часто ли Всеобщая Воспитательница занимается – не знаю, как бы это выразить, чтобы не обидеть вас, – подлогами? Например, подделкой писем, – продолжал он, видя, что полковник остается совершенно невозмутим и спокоен, – что не мешает ей утверждать, будто они написаны совсем недавно и живыми людьми?

вернуться

49

…парламенту и Сент-Джеймскому дворцу… – Во времена Диккенса Сент-Джеймский дворец уже не являлся официальной резиденцией английских королей, но название его продолжало употребляться в значении «королевского двора». Отсюда противопоставление его парламенту.