Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис. Страница 20

Потом его отвели на площадку, уставленную военными машинами и стали говорить. «Учитель» настаивал, чтобы Митяй слушал внимательно. Задавал вопросы - проверял, как запомнил. А еще через час Митяя отвезли куда-то за город и передали конному разъезду. Перед расставанием «пятнистые» повторили трюк с колючей штучкой, и на этот раз он уже не вырвался.

Новые допросчики оказались не такими добрыми. Говорили грубо, раза два дали по зубам. Один - здоровенный, в блестящей кожанке со злым, дерганым лицом, накричал на Митяя. Ну, он и не сдержался, ответил. Тогда второй, невысокий, с густыми унтер-офицерскими усами и высоченным лбом, заговорил вежливо. Ему парень отвечал охотно...

***

- Что-то с ним не так, Ефим Георгич. - задумчиво сказал Фрунзе, когда задержанного увели. - Ведет себя странно: то отвечает, как на исповеди, то петушится. И не боится, заметил?

Евдокимов кивнул. Он был озадачен - какой-то сопляк, явная контра и предатель, говорит с ним, заместителем начальника Особого отдела так, будто за бычки на привозе торгуется! Тут любой в штаны навалит от страха, а этот ведет себя так, будто все происходящее не взаправду: выслушают, пожурят и отпустят.

- И тем не менее, - продолжал Фрунзе. - то, что рассказал этот Митяй, более-менее соответствует тому, что мы уже знаем. Соображения, товарищ Евдокимов?

- Я сначала подумал - пьян, вот и хорохорится. Но язык не заплетается, смотрит прямо. Да и запаха нет.

- Марафет? Чаек балтийский [4]?

- Ни в коем разе! - уверенно заявил Евдокимов. На этот счет у него имелся опыт.

- Хорошо, оставим пока. Как с воздушной разведкой?

- Аэроплан с кинокамерой вернулся, товарищ комюж. Пленку проявили. Несколько броневиков незнакомой марки, с восемью колесами. О таких, если помните, доносили буденовцы. За броневиками - огромные грузовики, неизвестной марки, на шести колесах. Вот, штабной фотограф напечатал с кинопленки...

Некоторое время Фрунзе внимательно рассматривал еще влажные отпечатки.

- Выглядит устрашающе. Смотри-ка Ефим Георгич, солдаты сидят сверху! Помнишь, как в Москве и Питере, в семнадцатом, верхом на броневиках ездили?

- Еще бы не помнить, товарищ Фрунзе! И, обратите внимание, вот кадры, сделанные на втором заходе: здесь они уже пососкакивали на землю и палят по аэропланам. И метко, надо сказать, стреляют - три сумели подбить!

- Значит, хорошо обучены. Они и понятно - офицеры, юнкера... Ладно, что мы имеем по городу?

Чекист развернул карту.

- Заслоны белых здесь, здесь и здесь. - он указывал остро отточенным карандашом. - Обойти - плевое дело, мои люди и обходили. В городе тишь да гладь, изредка броневики по улицам ездят, такие же, как на фотографиях. В порту суета, грузят корабли, что-то чинят. За Бельдеком и по всему Инкерману заставы, но не из пятнистых, обычные врангелевцы. Есть дозоры юнкеров. Вроде, все.

- От Каретника нет вестей?

- Ничего, товарищ Фрунзе. После гибели Павлова авиаторы боятся лететь. Два раза посылали аппараты в Джанкой, с донесениями. «Фарман» красвоенлета Гуляева только поднялся в воздух - и сразу два беляка! И откуда только взялись... Прижали к земле, изрешетили крыло, он и хлопнулся. Аппарат вдребезги, спасибо, сам живой... Другого, летчика Киша на «Эльфауге», - того, что без ноги летает, - догнали верстах в десяти к северу, над степью. Будто знали гады, что он взлетел!

- Тоже сбили?

- Никак нет. Стреляли впритирку, вроде бы, ракетами. Нарочно указывали - садись мол, мил человек, а то долетаешься! Он и сел, а куда деться? Не успел отойти от аппарата - ему на протезе ковылять трудно! - беляки обстреляли аэроплан с воздуха и сожгли. Тоже ракетами.

- Ракетами... - Фрунзе нахмурился. - Вот и комэск говорил, что предупредительный обстрел тоже был ракетами...

Евдокимов развел руками.

- Ну, хорошо. То есть, плохо, конечно. Связи по-прежнему нет?

- Так точно, нет! С утра замначсвязи убыл в Джанкой на автомобиле. Не успел на пять верст отъехать, прилетела какая-то хренотень: аэроплан - не аэроплан, крылья как у мельницы, но сверху и крутятся. На борту царский морской флаг, как на этих... гидропланах. Замначсвязи пальнул по хренотени из маузера, а оттуда в ответ вжарили из пулемета. И как ловко: никого не задели, а радиатор в решето! Пришлось назад, в Бахчисарай, на своих двоих шкандыбарить.

Может, верхоконных послать? - предложил Фрунзе. - Разными дорогами? Хоть один, а доберется...

- Уже послали, ждем.

В дверь постучали. На пороге возник красноармеец-телефонист.

- Товарищ комюж! - вид у бойца был слегка обалделый. - Из Севастополя телефонируют. Какой-то капитан Куроедов. Требует к проводу непременно вас, лично!

***

- И все же я не понял, кто вы такой?

Комюж не скрывал раздражения - трудно вести беседу, когда не ничего знаешь о собеседнике.

- Морской офицер? Служите во флоте Врангеля? Прибыли в Севастополь с Дальнего Востока? Или представляете Русский Экспедиционный корпус?

Вчера, на совещании штаба Южфронта были и такие предположения.

- Михаил Васильевич, давайте уважать секреты друг друга. Я ведь не спрашиваю, почему вы умолчали о переговорах с Дюменилем, когда докладывали Ленину и Троцкому?

Фрунзе поперхнулся.

- Но откуда... впрочем, ясно. В штабе ваш шпион?

- Все куда сложнее, Михаил Васильевич. И не рекомендую делать преждевременных выводов, все равно ошибетесь. Пока важно вот что: не надо пытаться войти в Севастополь. Поверьте, ничем хорошим это не закончится. Потерпите несколько дней, мы сами уйдем. А в Москву доложите, что попытка взять город силами Второй конной провалилась из-за трусости и измены махновцев. Валите все на Каретника, он уже ничего и никому не скажет.

Комюж насторожился:

- Вы утверждаете, что бригада товарища Каретника разбита, а сам он погиб? Вы в этом уверены?

В трубке раздался едкий смешок.

- «Товарищ», говорите? Таких «товарищей» надо в детстве давить, пока не выросли... Да. Уверен. Доложите господину Бронштейну - он отдельно порадуется. Да, и не стоит обвинять радистов в саботаже: они бы и рады связаться с центром, да связалка не выросла.

- Так эти помехи - ваша работа?

- Наша. Как и провод на Джанкой. И не советую гонять связные самолеты. Пока я отдал приказ не сбивать их, а сажать, но если ваши пилоты будут и дальше лезть на рожон - могу и передумать.

- Хотите лишить нас связи? - немного помолчав, спросил Фрунзе.

- Именно. И, кстати, подумайте - а так ли вам полезна сейчас эта связь? Поверьте, некоторая изоляция пойдет вам только на пользу. А то, знаете, снова начнут «крайне удивляться непомерной уступчивостью», требовать «взятие флота, и не выпускать ни одного судна». И вообще, «расправляться беспощадно». Оно вам надо?

Фрунзе потерял дар речи: беляк дословно цитировал депешу предСовнаркома! Хотя, если у них шпион...

Невидимый собеседник будто прочитал мысли комюжа:

- Повторяю, Михаил Васильевич, у меня нет источника в вашем штабе. Да и не нужен он мне, мы и так все про вас знаем. Как, кстати, и про господ Бронштейна, Ульянова и иных-прочих. Так что хватит гадать, и давайте договариваться.

III

Из записок А. Митина

«...последним аккордом драмы стал налет красной авиации: пять бипланов попытались забросать мелкими бомбами и ручными гранатами отходящую в сторону Севастополя колонну техники. Не ожидавшие такой наглости морпехи проворонили первый заход, и это стоило им троих легкораненых, разодранной осколками покрышки и поцарапанной брони. Второй заход встретили изо всех стволов, от «тридцаток», до юнкерских мосинок - три машины из пяти буквально испарились в шквале огня.

Что ж, на войне, как на войне: когда в тебя бросаются бомбами - надо стрелять в ответ, узнав об этом, заметил: «им повезло, что у красных не нашлось флешетт. Сами подумайте: разрывов нет, поди, сообрази, в чем дело! Бойцы на броне, ничем не прикрыты...»