Кровь невинных - Дикки Кристофер. Страница 57

Я вспомнил все, что рассказывала Шанталь о возможных планах Саддама, о мести и терроризме; о том, как он вербовал палестинских террористов, превращая их в то, что она называла «исламскими террористами». Я понимал, что Рашид идеально подходил под эти описания. Он был наполовину палестинцем и имел связи с моджахедами. Когда я впервые встретил его, он вполне мог работать на Саддама в Кувейте как двойной агент, а потом помогать в создании новых террористических организаций в Афганистане и Боснии...

Нет, это уже слишком. Я не имел никаких доказательств. Только подозрения. Мы в равной степени участвовали в разработке плана. По крайней мере поначалу.

— Бреешься с закрытыми глазами? — Шанталь подошла ко мне сзади. Я вздрогнул, когда она положила мне руку на плечо, и порезал бритвой губу. Неожиданно я почувствовал приступ ненависти к ней из-за этого, а также из-за всех этих теорий и предположений. Я не мог признаться ей в своих чувствах. Не мог рассказать о том, что случилось. Я никому не мог об этом рассказать.

— Мне пора, — сказал я, умываясь.

— Встретимся на работе?

— Да.

— Потом расскажешь, как там дела.

Днем ранее Джордж Каррутерс повел меня обедать в свой клуб. Было уже поздно, и нас обслуживали последними, поэтому больше часа мы ждали заказ и пили: он — мартини, а я — холодный чай. Он говорил то медленно, то напряженно, иногда с неподдельным интересом, но в основном — спокойно, не позволяя мне вставить ни слова. Когда мы приступили к обеду, мой мочевой пузырь переполнился. А он все говорил без умолку, пока мы делали заказ и обедали. Рассказывал о политике в Европе и на Ближнем Востоке, о своих друзьях, о людях из Управления, которые предали его, и о тех, кто оставался ему верен; делился маленькими историями и забавными случаями об эксцентричных немецких принцессах, о саудовских королях, пристрастившихся к выпивке, и о двуличных хорватских нацистах.

Он до сих пор сожалел о событиях почти пятидесятилетней давности, когда он работал на Балканах в Управлении стратегических служб. В конце Второй мировой войны правительство США искало агентов, которые помогли бы им бороться с коммунизмом. В те дни, когда Тито еще сотрудничал со Сталиным, маршал был для всех отличной мишенью. Поэтому американцы привлекали на свою сторону бывших фашистских офицеров, чтобы создать антикоммунистическую сеть, и среди новобранцев попадались ужасные преступники, которые потом не только получили свободу, но и переехали жить в Америку. Им предоставили жилье и дали новые имена — что-то вроде программы защиты свидетелей. Попав в Америку, некоторые хорватские террористы продолжали убивать людей вплоть до семидесятых годов. Никто уже об этом не помнит. «К счастью». Все держалось в секрете, и когда обрывки информации все же стали появляться в прессе, это казалось невероятным, слишком сложным для дальнейших расследований. Кто знал, кем были эти хорваты в 1948 году? И кем стали к 1978-му?

Он не дал мне возможности ему ответить. Даже не сделал паузы. "Конечно, мы всех и допрашивали, и знали, кто они на самом деле. Просто мы неправильно оценили, на что они способны. Все ошибаются. — Он сделал глоток и сразу же продолжил: — Все ошибаются. Но я расскажу тебе один хороший способ, как проверить человека. Короли из рода Гогенштауфенов полностью доверяли ему, — он посмотрел на мою позу, — Ассад до сих пор пользуется им в Сирии. Старая истина гласит: «Ты можешь сказать о характере человека по тому, как долго он может держать в себе воду».

Я понял намек. Вернувшись, я заметил, что обеденный зал опустел, столы были убраны, но на них по-прежнему лежали белые скатерти. Джордж сидел в одиночестве за нашим столом, повернувшись спиной к залу, покуривая трубку. Мне показалось, что он сильно отличался от обычных людей.

— Мы говорили о хорватах в Америке, — напомнил я.

— Правда? Ах да. Продолжим в другой раз. Нам нужно вернуться в офис. Я уже оплатил счет.

Каррутерс не только посеял во мне ужасные сомнения. Мне казалось, что он сделал это намеренно. Ему нельзя доверять. Он играл со своими знакомыми в игры, которые использовал во время работы в Управлении, только теперь делал это для развлечения. Что он себе возомнил? Что мой отец — хорватский преступник, которого американская армия переселила в США? Но мой отец был мусульманином, так что это представлялось маловероятным Я говорил ему, что мои предки из Загреба, возможно, поэтому он так и решил. Каррутерс изучал меня, пытался подобраться поближе.

К вечеру число вопросов только возросло. Что я узнал о моем отце и моей семье в Дрваре и Льежска Жупица? Ничего. Никто даже не слышал о них. Но если он не был мусульманином, зачем же тогда Коран? Я не знал этого и не мог ни у кого узнать. Возможно, даже Джордж не смог бы мне этого объяснить. Но я не хотел упускать эту возможность. Я решил попробовать узнать у него больше.

Утром я застал его сидящим в своем кабинете, в окружении книг, поднимавшихся большими, готовыми в любой момент рухнуть кипами, по обе стороны от его стула. Мы немного поговорили. Я даже не могу вспомнить, о чем именно. Наконец я задал вопрос, который интересовал меня больше всего.

— Правительство США давало убежище мусульманам?

— О да. Боюсь, что так. Думаю, теперь все они мертвы, или почти все. Они были самыми худшими.

— Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду, Курт? Дивизию СС «Ханджар». Она весьма известна. Точнее, печально известна. Ты наверняка изучал историю своей страны. Эта дивизия целиком состояла из мусульманских отрядов.

— Мусульманские нацисты?

— А почему бы и нет? Но мне кажется, им не особенно доверяли. И чтобы доказать свою верность, они действовали с особой жестокостью. А это о чем-то да говорит. Их ужасающее поведение приводило в смятение даже немцев и итальянцев. Сотни тысяч людей, в основном сербов, но также евреев и цыган, были уничтожены, и «Ханджар» возглавлял эту резню. Они убивали и калечили людей, сбрасывали со скал их детей. Страна превратилась в сплошное кровавое месиво, как и сейчас. Думаю, после войны мы взяли некоторых из них.

— Вы помните фамилии?

— Твоей там не было, если ты об этом.

— Нет, нет. Меня не это беспокоит. Я просто хотел сказать... — Я не знал, что ответить. На улице возникла большая пробка. Шум машин меня раздражал. — Я хотел сказать, что они не могли быть по-настоящему верующими мусульманами.

— Почему? Насколько я помню, даже муфтий в Иерусалиме оказался как-то замешан в этом. Но, возможно, речь шла скорее о политике, чем о религии. Думаю, они заглядывали в Коран лишь для того, чтобы использовать его как шифровальную книгу.

Вой сирен на улице усиливался, прорываясь сквозь закрытые окна и стопки книг в кабинете Джорджа, сея панику. Джордж встал и посмотрел в окно.

— Какая большая пробка, — заметил он.

В офис заглянула секретарша.

— Кто-то устроил взрыв во Всемирном торговом центре, — сообщила она.

Я не мог сдвинуться с места. Кровь отлила от головы и рук, лицо и руки стали покалывать.

— Сколько людей пострадало? — спросил Джордж.

— Много. Но пока точно неизвестно. Это ужасно. Просто ужасно!

Джордж, не обращая на меня ни малейшего внимания, включил радио и стал искать свою любимую радиостанцию.

— Простите, — сказал я. — Мне нужно сделать несколько звонков и узнать, как дела у моих друзей, которые там работают.

Я спустился по лестнице, вышел на Парк-авеню и завернул за угол. Здесь меня ждал лимузин с тонированными стеклами. Я сел на переднее сиденье. Рашид был за рулем.

— Мы принесли огонь. — Я никогда не видел Рашида таким возбужденным и счастливым. — Теперь очередь за наводнением и чумой.

Слова застряли у меня в горле, и я боялся, что себя выдам. Меня постоянно предавали. Я хотел все обдумать, о многом расспросить Рашида, но в голову ничего не приходило.

— Завтра я уезжаю, — сообщил он.

— Уезжаешь? Из страны?

— Я уезжаю.