Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд. Страница 56

Профессор выдавил улыбку. Он так крепко вцепился в спинку своего стула, что у него побелели пальцы.

— Вы можете описать, как выглядели бумаги, мистер Тавернер?

— Несомненно, они были старыми. Очень старыми. Пожелтевшими от времени и потрепанными по краям. Я прав, мистер Тай?

— Да, мистер Тавернер.

— В двух пачках лежали рукописи, написанные одним почерком, ветхие и сильно выцветшие. Одна, как я уже сказал, содержала частные письма. А в другой оказались какие-то стихи, хотя, по правде говоря, их название мне ни о чем не говорило.

Фен подался вперед:

— Что это было за название?

— «Вознагражденные усилия любви», — ответил мистер Тавернер.

Профессор уставился на него так, словно увидел призрака; пожалуй, в каком-то смысле так и было. Произошло нечто невероятное. Он быстро прикинул: Стрэтфорд всего в четырнадцати милях отсюда. И все же он не мог в это поверить.

Даже мистер Тавернер был поражен произведенным им эффектом. У него отвисла челюсть, и он застыл на месте, вытаращив глаза на Фена и начисто забыв про свой помпезный вид. Мистер Тай, ошарашенный, недоуменно переводил взгляд с одного на другого. Дафна сидела неподвижно, чувствуя, что произошло нечто экстраординарное, но не понимая, что это может значить. Минуту-другую царило молчание.

Фен пришел в себя первым; все это время в голове у него крутилась только одна мысль: «Не может быть». Он заставлял себя не думать о такой возможности; но если это правда, если действительно случилось, если письма — письма! — сгорели в печке… Его передернуло. Разумеется, это объясняло убийства: ставки были очень высоки.

Взяв кружку, профессор допил остатки пива, и в следующий момент все вернулось в норму. Плотник закрыл рот, мистер Тай погрузился в раболепное молчание, а Дафна выглядела немного удивленной. Солнце искрилось на бутылках и кружках позади стойки, а на окне раздраженно звенела муха. Фен пробормотал:

— Вы нам очень помогли, мистер Тавернер, очень помогли…

Эта фраза была свидетельством его железной выдержки: ему хотелось схватить его за шею и вышибить из него дух.

— О, вы мне льстите, — промолвил тот, что было чистой правдой. — Вы мне льстите.

Фен услышал вдалеке шум машины — видимо, ехало его такси. Ему осталось задать один вопрос, но он уже знал, каким будет ответ.

— Скажите, мистер Тавернер, в понедельник вечером вы, случайно, не говорили об этих бумагах мистеру Сомерсу, школьному учителю?

Плотник с удивлением посмотрел на него.

— Говорил. Его это очень заинтересовало.

Машина остановилась у дверей. Фен поднялся с места.

— Да, — произнес он, — да, еще бы. Возможно, вам будет интересно узнать, мистер Тавернер, что вы косвенно ответственны за убийство трех человек и прямо — за уничтожение частной собственности стоимостью, по самой приблизительной оценке, в миллион фунтов стерлингов. Надеюсь, впредь вы воздержитесь от того, чтобы давать дилетантские советы насчет чужой собственности, и сосредоточитесь исключительно на своих отвертках и стамесках. Всего доброго.

В тишине профессор вышел во двор. Он уже открывал дверцу такси, когда к нему подскочила Дафна.

— Вот черт! — воскликнула она. — Что это было?

Фен все еще дрожал от ярости, но заставил себя улыбнуться.

— Простите, — сказал он, — мне не следовало втягивать вас в это.

— Все в порядке. Но о чем шла речь? Что такое «Вознагражденные усилия любви»?

— Это утраченная пьеса Шекспира, — объяснил Фен, — о которой никто не слышал с одна тысяча пятьсот девяносто восьмого года. Не думаю, что ее сожгли, но сейчас она находится в руках убийцы. Извините, я тороплюсь. — Он сел в такси. — Я обязательно напомню мистеру Пламстеду, что он может поселиться у вас в деревне.

Машина тронулась с места, а Дафна осталась растерянно смотреть ей вслед.

Глава 10

Размышления среди могил

Обед в доме директора был делом серьезным и официальным. На нем присутствовали: мисс Пэрри, казначей школы, два или три заведующих пансионом, секретарь общества выпускников, мэр Кэстривенфорда и все члены городского совета. Когда прибыл Фен, гости пили херес и мартини в уютной гостиной, под окнами которой хмуро рыскал Винни-Пух — ни дать ни взять призрак Кэтрин Эрншо из «Грозового перевала». Фена едва успели представить, как гонг возвестил о начале трапезы.

Сам обед, хотя и сдобренный должной порцией веселья, проходил не совсем гладко. Глава совета, самоуверенный и болтливый коротышка, очевидно, считал, что это самое подходящее время для анекдотов, и рассказывал их без перерыва от первого блюда до последнего. При этом большинство его историй были настолько неясны и запутанны, что ему приходилось разъяснять их смысл. Не помогало делу и то, что Фен и директор, стараясь избежать этих толкований, пару раз смеялись невпопад. Впрочем, если не считать излишней говорливости председателя, механизм светской вечеринки работал более или менее исправно, и Фен мог наслаждаться беседой с сидевшей рядом мисс Пэрри.

— Мне иногда кажется, — произнесла она, — что в подобных событиях есть какой-то надрыв, нечто вызывающее сострадание.

Профессор посмотрел на лица сидевших за столом гостей и не заметил в них никаких следов надрыва.

— Я говорю не про обед, — сухо объяснила мисс Пэрри, — а про праздник в целом. — Фен выразил вежливое недоумение. — Точнее, об отношениях между родителями и детьми. Кстати, эта спаржа отдает жестью.

Фен попробовал и согласился.

— Так что насчет отношений? — спросил он.

— Мне кажется, многие мальчики втайне боятся, что родители их как-нибудь скомпрометируют. — Мисс Пэрри допила свой бокал и оглянулась на служанку, которая поспешила наполнить его. — И родители, конечно, это понимают. Приезжая сюда, отцы изо всех сил стараются выглядеть обаятельными, умными и успешными, а матери надевают свои лучшие наряды, надеясь, что друзья сыновей сочтут их молодыми, привлекательными и элегантными. — Она вздохнула: шампанское было одним из немногих вещей, способных настроить мисс Пэрри на сентиментальный лад. — Разумеется, на деле все решают деньги.

Фен кивнул:

— Да, когда я был мальчиком, мне тоже приходилось испытывать нечто подобное. Но я стыдился этого чувства и стыжусь сейчас. Хотя, согласен, тут есть причины для сочувствия.

— Только не у девочек, — добавила мисс Пэрри. Она потянулась за вторым бисквитом и разломила его пополам. — За исключением, пожалуй, внешности отцов, которую в любом случае невозможно изменить. Девочка с красивым отцом находится в более выгодной позиции, но все понимают, что это дар от бога, так что никто не ревнует.

— Раз уж мы заговорили о ваших девочках. — Фен понизил голос. — Что вы думаете об исчезновении Брэнды Бойс?

— Значит, вы об этом слышали?

Фен уловил в ее голосе холодные нотки. Директриса, очевидно, считала, что это дело находится в ее личной компетенции, и не хотела, чтобы о нем трубили на всех углах.

— Досадная история, — тактично добавил Фен. — Но вы сделали все, что могли.

Мисс Пэрри немного оттаяла.

— Профессор Фен, я уверена, что ее письмо поддельное.

— Неужели?

— Оно написано ее рукой, но стиль иной. Какой-то сухой и принужденный. Не сомневаюсь, что письмо ей продиктовали.

— Под давлением?

— Возможно. — Голос мисс Пэрри дрогнул. — В любом случае было легко подкинуть конверт через открытое окно.

Ее слова подтверждали то, что Фен подозревал с самого начала. Разумеется, преступник совершил ошибку: трюк с письмом был ненужным и рискованным поступком. Он мог просто убить девушку и оставить все как есть.

На него вдруг накатила тошнота, и глоток шампанского, который он сделал, пытаясь с ней справиться, лишь ухудшил ситуацию. Как это случилось? Удар или выстрел сзади? Знала ли она, что с ней произойдет? Рыдала, умоляла пощадить? Или молчала, стиснув зубы? Боролась, пыталась убежать? Ей было всего шестнадцать лет. Шестнадцать! К тому же — Фен только теперь это понял — в ее смерти не было бы никакой нужды, если бы убийца согласился немного изменить свой план и взять на себя чуть больше риска. В эту минуту она могла бы сидеть дома с родителями, обедать, смеяться в радостном предвкушении вечернего спектакля…