Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд. Страница 76

— В этом не было необходимости. Гэлбрейт знал, что Уэллс найдет тело Сомерса в одиннадцать, а жена Лава обнаружит тело мужа в десять сорок пять. Главное, чтобы говорили до одиннадцати часов, а этого вполне можно был ожидать. На следующее утро он убил миссис Блай. Времени для этого у него хватало, поскольку в тот день он не был занят в школе.

— После службы — нет, — подтвердил директор. — Я сказал ему, что он может понадобиться в течение дня, но не давал никаких конкретных поручений.

— Что произошло в коттедже, мы точно не знаем. Вряд ли бы он стал убивать хозяйку дома, если бы ему удалось незаметно вынести оттуда манускрипт. Но как только она его заметила, ему пришлось убить ее.

— Зачем?

— Иначе она рассказала бы полиции о визите Сомерса и манускрипте. И если бы после его смерти Гэлбрейт украл, купил или сделал что-либо еще с найденным в коттедже документом, полиция сразу заподозрила бы, что у него имелись веские причины желать смерти Сомерса.

— Разумеется. Продолжайте.

— Как я уже сказал, на этом отрезке времени у нас белое пятно. Миссис Блай могла застать Гэлбрейта во время кражи или… впрочем, здесь много разных возможностей. Главное, что она увидела его, и Гэлбрейту пришлось убить ее. Затем Гэлбрейт оглушил Пламстеда, боясь, что тот заметит, как он покидает коттедж, и сможет опознать его. Вскоре он удалился, прихватив «Вознагражденные усилия любви».

Позднее во время праздника в саду он подслушал мой разговор с Элспет Мердок, которая объяснила, как можно найти Брэнду Бойс. Гэлбрейта это не встревожило, поскольку он, как и я, думал, что Сомерс убил ее. Но тут примерно в половине седьмого Уимс поделился с ним якобы подслушанным им разговором между мной и Стэггом. Это могло быть ловушкой, а могло — и правдой. Если Брэнда действительно жива, рассуждал Гэлбрейт, она может рассказать полиции про историю с чернилами и разнести его алиби в пух и прах. А без алиби, по словам Стэгга, его тут же арестуют. Гэлбрейт решил все проверить и отправился за мной и Элспет в Мелтон-Чарт. Элспет потом говорила, что чувствовала, как в лесу за нами кто-то следил, но сам я ничего не заметил.

Что дальше, вам известно. Не зная, что мы уже раскусили трюк с чернилами и что своими действиями он подписывает себе смертный приговор, Гэлбрейт попытался убить Брэнду. Но у него не получилось. Не представляю, что с ним творилось после этого. Когда Стэгг и я приехали сюда от Брэнды, он в отчаянии попытался выяснить, что нам известно, и подслушал за дверью. Мы бросились в погоню, и, — Фен развел руками, — sic transit [34].

Наступило долгое молчание. Фен зевал, разевая рот, и наконец директор спросил:

— Полагаю, Сомерс или Гэлбрейт сумели бы продать рукопись — скажем так, не привлекая к себе лишнего внимания?

— Это можно было бы сделать разными способами, — ответил Фен. — Похоже, оба собирались уехать за границу и жить под другим именем, чтобы никто не мог связать их с событиями в Кэстривенфорде. Алиби было им нужно до конца семестра — а потом тот или другой исчез бы без следа. В этом деле есть один момент, который можно толковать по-разному. Вероятно, Сомерс не убил Лава — хотя после того, как он попытался задушить Брэнду, его репутация не должна нас беспокоить.

— Почему вы так решили?

— Сомерс, несомненно, собирался убить Лава. Но его самого могли убить раньше, чем он выполнил свой план. Иными словами, убийцей Лава вполне мог оказаться Гэлбрейт, поскольку у него имелись такие же мотивы для убийства, как у Сомерса. Выбирайте любую из этих версий. Мы никогда не узнаем правды, хотя обычно в подобных вопросах не остается неясностей.

— А обыск в доме миссис Блай дал какие-нибудь результаты? — спросил директор.

— Ни малейших. Боюсь, миссис Блай последовала совету Тавернера и сожгла письма в печке. Письма! — воскликнул Фен. — Письма Шекспира пустили на растопку…

— Не переживайте, — промолвил директор. — По крайней мере, у нас осталась одна страница из «Вознагражденных усилий любви». Не представляю, как она могла уцелеть среди огня, после которого осталась горстка пепла.

— Я знал, что рукопись должна быть у него, — мрачно заметил Фен. — Но единственное, что мне оставалось, это стоять и смотреть, как она превращается в золу… Впрочем, вы правы, одна страница у нас есть — сильно обгоревшая, но целая и хорошо читаемая. Я попросил суперинтенданта сделать для меня копию.

— Правда? Можно взглянуть?

Профессор достал листок и протянул директору, который надел свои очки в роговой оправе.

Вознагражденные усилия любви
Двор короля Наварры.
1-й придворный
Так, говоришь, они должны вернуться?
2-й придворный
Быстрей, чем вылупившийся из яйца птенец,
Свалившись с дерева, стремится вновь забраться
Обратно в материнское гнездо, —
Так наш всемилостивейший повелитель и король,
А с ним Бирон с Дюменом и Лонгвиль, спешат сюда
Для исполнения священного обета, который дан
Был год назад прелестницам французским.
Живя отшельником в уединенном месте
Среди снегов Карпат, где властвует мороз,
Сковав крестьян в их хижинах убогих,
И даже Феб боится показать свой лик
Холодным иглам ледяных вершин,
Наш благородный господин смягчился сердцем
И стал отзывчивей к чужим невзгодам,
Поскольку испытал их сам. А наш Бирон,
Как тигр, опутанный сладчайшей из сетей,
Утратив все былое безрассудство,
Чудесно изменился в той больнице,
Где врачевал он язвы прокаженных
Ради любви прекрасной Розалинды.
1-й придворный
Так, значит, дамы тоже будут здесь?
2-й придворный
Да, мы их ждем с минуты на минуту.
Но погляди — сюда идет Армадо,
нелепейший из чудаков, а с ним слуга.
1-й придворный
Давай послушаем, что скажут эти двое.
Входят Армадо и Мотылек.
Армадо
Мой юный паж, мой маленький мудрец, скажи:
не думаешь ли ты, что вожделение и похоть
развели мою Нетгу и ее супружеские клятвы
по разным сторонам нашего существования?
Мотылек
Мой ветхий рыцарь, я бы мог гораздо лучше
ответить на ваш вопрос, будь у меня такая же
окладистая борода, как у вас: ибо бороды —
не что иное, как ключ к женским сердцам.
Армадо
Только к ее сердцу, дитя мое; только к ее сердцу.
Мотылек
Да благословят ее нижние юбки
вашу невинность. Но раз уж мы заговорили
о женских сердцах, то нет такого сердца…