Роды без страха - Дик-Рид Грентли. Страница 62

Зная, что я интересуюсь акушерством и гинекологией, он обратил мое внимание на те изменения, которые происходят в сознании женщины после наступления беременности, и на то, как они влияют на последующее течение родов. В те времена догматы акушерства гласили, что при родах для того, чтобы облегчить «страдания» женщины, необходимо накачать ее лекарствами до бессознательного состояния. Не может быть ничего более омерзительного. Однако родовспоможение с помощью хирургических щипцов и как результат – синюшные и не желающие кричать младенцы, отравленные лекарствами и анестезиологическими препаратами, было обычным делом в практике того времени.

Я начал интересоваться эмоциями моих пациенток, надеясь, наблюдая за их душевным состоянием, получить как можно больше ответов на свои вопросы. Долгие часы я просиживал около кроватей, пытаясь установить силу взаимоотношений между страхом и напряжением, влекущий за собой боль. Каждую свободную минуту я рылся в книгах, которые могли бы помочь. Я не успокоился до тех пор, пока не нашел ответа.

В 1919 году, когда мне было почти тридцать, я объединил все мои многочисленные заметки в единый труд и тщательно все переписал, надеясь со временем опубликовать. Рядом не было никого, с кем я мог бы свободно обсудить эту работу. В конце концов, собрав все свое мужество, представил ее на суд трем знакомым профессорам акушерства. Они были очень милыми людьми и любезно согласились ознакомиться с моей работой.

Некоторое время ответа не было. Наконец, меня пригласили встретиться. "Не обижайся, старина, – сказал один из троих, – но честно говоря, мы думаем, что тебе следует немного подучиться акушерству, прежде чем начинать писать такие работы".

Сердцем я предчувствовал такую реакцию. Хотя мои тезисы содержали достаточное количество общепринятых положений (которые можно было и опустить, но я еще не дошел до этого), в них были представлены и существенные отклонения от устоявшихся акушерских догм. "Хорошо, я подучусь", – ответил я им. Вернувшись домой, я запрятал рукопись подальше и отправился бродить по серым неуютным улицам Ист-эндских трущоб. За все оставшееся время работы в Лондонском госпитале я никогда больше возвращался к своим запискам.

Когда подошло время распределения и получения постоянного места службы, меня, к большому удивлению одногруппников, обошли стороной. Это значило, что я должен был оставить свое любимое акушерство и заняться общей практикой.

Вскоре после начала работы в паре с пожилым терапевтом в маленьком городке неподалеку от Лондона я женился. Когда появлялся на свет мой первый малыш, мне не разрешили присутствовать при родах. Акушерка, сообщившая о рождении ребенка, обнаружила меня, спокойно читающим газету. Только вот газета была перевернута вверх ногами! К моему сожалению, все неестественное, виденное мной в акушерской практике, происходило и в моем собственном доме.

Несколько лет спустя, в мае 1926 года вместе с тремя другими докторами я приступил к клинической практике и таким образом смог посвящать все свое время акушерству. Сама идея совместной работы трех специалистов была настолько нова в медицинских кругах, что наше начинание было принято не очень-то приветливо. Среди докторов, слышащих о нашей работе, поднялась волна протеста. Один из них даже доложил о нас в этический комитет местного отделения Британской Ассоциации Медиков. Мы подверглись проверке, но в итоге решение было принято в нашу пользу.

Теперь я полностью смог сконцентрироваться на своей специальности, продолжая применять свои теории к пациенткам, предпочитающих мои методы и по их словам, и по моим наблюдениям. Я помню, как принимал роды у одной девятнадцатилетней девушки. Перед началом второго периода она заверила меня, что все идет отлично. Девушка умела управлять собой и потугами, и все шло исключительно хорошо, пока в комнату на цыпочках не вошла ее мать. С выражением ужаса на лице она подошла к кровати и взяла дочь за руку. После прекращения очередной схватки, мать уронила слезу и прошептала: "Милая, если бы я только могла взять часть твоей боли!" К счастью, моя пациентка в этот момент переключилась на меня, поэтому она только улыбнулась матери и сказала: "Да, я знаю, тебе очень тяжело на это смотреть. Пожалуйста, иди, мама. Я добавил сценическим шепотом: "Пожалуйста, уходите".

Никогда не забуду мученического выражения лица другой девятнадцатилетней девушки. На этот раз роды вел не я, меня попросили помочь. Роды шли медленно. Свекровь роженицы – неподражаемый образец того, как не надо вести себя при родах – бросилась мне навстречу и распахнула дверцу машины еще до того, как водитель успел привстать с места. Она тянула меня за руку и кричала: "Быстрее, быстрее. Они убьют мою невестку. Спасите ее, спасите ее!" Я постарался охладить ее пыл, посмотрев на нее с улыбкой: "Спасти от кого?"

Наверху царили страдания и неразбериха. Молодая женщина, раздетая ниже пояса, кусала полотенце, запиханное ей в рот. Когда я вошел, полотенце убрали, она вскинула мне навстречу усталую руку и прохрипела: "Ради Бога, дайте мне покоя!"

В ее родах все было нормально, кроме того, как они принимались. Каждая схватка являлась сигналом для громких выкриков, типа: "Напрягись!" "Давай!" "Держись!" Надавливание на живот чередовалось с приподниманием ягодиц, чтобы посмотреть, не появился ли ребенок. Сестра, доктор и даже свекровь смотрели на безобидный вход во влагалище с мучительным нетерпением. Но шейка матки еще недостаточно расширилась. Я выдвинул предположение, что они все устали и предложил им попить внизу чай, а мне и пациентке принести по чашечке некрепкого и теплого напитка наверх. Через час появился здоровый малыш. Несколько глотков эфира в самое трудное мгновение (молодая женщина была очень сильно возбуждена), и вновь воцарилось спокойствие. Жалобная просьба девушки, замученной суматохой: "Ради Бога, дайте мне покоя!" запала мне в душу, так же как и незабываемое впечатление от могущества спокойствия и уверенности.

Еще задолго до этого для меня стало очевидным, что первое, с чем надо бороться, чтобы избежать боли, – это напряжение. В мозгу уже созрел афоризм: "Напряженная женщина – напряженная матка". Всем акушерам хорошо известны последствия напряженной матки: боль, сопротивление, бесчисленные осложнения затяжных родов и, не исключено, оперативный финал. Я был уверен, что причиной напряжения является страх. Возвращение чувства уверенности позволяло юным женщинам ослабить напряжение в степени, достаточной для того, чтобы родить здорового ребенка за довольно короткий промежуток времени.

Так как мысль о том, что роды обязательно должны быть болезненными, распространялась из многих источников, и некоторые из них были весьма высокопоставленными, общество, наверняка сильно встревожилось бы, подвергнись эти источники хоть малейшим нападкам! Я понимал это, но никак не мог согласиться с тем, что женщины по-прежнему будут страдать от боли, которую реально преодолеть. Также я понимал: трудно будет убедить людей, что Библия и Молитвенник неправильно трактуют сказанное первоначально! Молитвенник не подвергался исправлениям с 1662 года. В нем есть служба, известная как "Очистительная молитва рожающей женщины". Нижеследующее взято из молитвенника моей бабушки, которой эта служба читалась не единожды.

"Поскольку Господу всемогущему в доброте своей было угодно дать тебе благополучное разрешение от бремени твоего и спасти тебя от великих страданий родов, ты должна за это нижайше поблагодарить Господа и сказать: "Смерть распростерла надо мной свои объятия, и адские боли охватили меня. В беде и тяжести оказалась я, но воззвала к имени Божьему… Я страдала, а Он помог мне… Он спас мою душу от смерти.

О, Господь Всемогущий, я приношу Тебе свою низменную благодарность за то, что ты удостоил меня, рабу Твою, избавлением от боли великой, от смертоносной опасности родов."