Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич. Страница 13

Когда партизаны, прогнав немцев, подбежали к горящему самолету, они заметили: горит не самолет, а бензин на земле, который льется из баков тонкими струями. Пламя едва достает до плоскостей. Дегтярев приказал забить пламя землей. Но бензин продолжал литься, и пламя полыхало.

Тогда к нему обратился Гриша Костюк: «Разрешите перекрыть краны!» Обвернувшись плащ-палаткой и выждав, когда бойцы приглушили пламя, Григорий бросился к самолету. На какое-то мгновение пламя обволокло смельчака, и он пропал из виду. Но вот от самолета оторвался клубок дыма и огня. Это был Григорий. Он упал наземь и стал кататься по траве, стараясь потушить пламя. Ребята помогли ему. Потом они опять начали швырять в огонь землю. Когда пламя немного сбили, Костюк вторично бросился к самолету и успел перекрыть краны. Течь прекратилась, и огонь угас.

Мы слушали эту новость, затаив дыхание. Особенно обрадовались летчики, которые с трудом поверили в спасение самолета.

Позднее, в мае сорок четвертого, когда бои за Крым завершились нашей победой, Китаев пригласил меня съездить на баксанскую площадку, посмотреть, как снять с плоскогорья аварийный самолет.

Все время, пока мы шагали по каменистому аэродрому и осматривали «крылатого партизана», летчики не переставали говорить о друзьях-партизанах. Они словно впервые увидели пустынную Караби-яйлу и удивились: как тут партизаны могли успешно сражаться? На безлесном плоскогорье, в одинаковых с немцами позиционных условиях, но с далеко не равными силами.

Авиаторы поражались дерзости партизан, с какой они принимали самолеты в двадцати километрах от Симферополя, в непосредственной близости к вражеским гарнизонам. Вместе с тем летчики удивлялись, как могли они сами приземлиться в столь опасной обстановке.

— С чудесными людьми свела нас судьба в партизанском лесу! — заключил командир воздушного корабля.

К братьям-словакам

«Рыхла дивизию» скоро отправляют на фронт — это было первое, что мы услышали от только что вернувшихся из Воинки Штефана Малика и Семена Мозгова.

В дивизии идет проверка материальной части; запрещены увольнения и отпуска; в штаб дивизии прибыла большая группа немецких офицеров-инструкторов.

Весть тревожная. Шутка ли! Двадцать тысяч братьев-словаков Гитлер намерен поставить между двух огней. С фронта на «Рыхла дивизию» обрушатся советские войска, охваченные наступательным порывом, а в спину словакам неумолимо нацелятся пулеметы эсэсовских палачей, будут расстреливать тех, кто попытается отступить или перейти на сторону Красной Армии.

Прошла лишь неделя с тех пор, как, совершая свой дерзкий рейд по городам Крыма, Виктор Хренко побывал и в «Рыхла дивизии». Он рассказал тогда, что в словацких частях нарастает сопротивление. Поэтому легко установил новые связи с антифашистами. Он даже привел четырех новых перебежчиков. Но об отправке дивизии на фронт тогда речи не было. Теперь эта беда может случиться со дня на день.

— А что солдаты говорят?

— Настроение словацких солдат, — говорит Селен, — я испытал на себе.

— Как на себе? — настораживается Мироныч. — Показываться в дивизии тебе ж запрещалось.

— А я и не показывался. Так оно получилось. Провел я Штефана туда благополучно. Он спрятал меня в заброшенной землянке. Сам пошел к солдатам. Сижу день — не появляется. Стемнело — опять нет. Тревожусь. Лежу на соломе и жду. Вдруг кто-то вваливается в землянку. Фонарем светит. Вижу солдаты. Вскочил — и за автомат. Но тут Малик говорит мне: «Сеня, знакомься!» А они смеются, тянут ко мне руки, целоваться начали. Приятные ребята, товарищ комиссар, прямо скажу. Хотели даже качать на руках, да не получилось: потолок был низкий.

— Это я учинив, — говорит Штефан Малик, застенчиво улыбаясь. — Шепнув я о своем проводнике близкому дружку. Але сам стал не рад. «Показывай настоящего советского партизана». Прийшлось показать. Але, правду сказать, дуже добре порадовало. Ако праздник словацким солдатам стал! — поясняет Штефан, радостно поблескивая быстрыми глазами.

Довольный таким оборотом дела, Семен продолжает:

— Толковал я с ними в той землянке долго. Вопросов — как из мешка. Так что пришлось мне вроде бы целую пресс-конференцию закатить. Вы же знаете: партизан ко всему и всегда должен быть готов. Сами учили нас быть такими.

Семен неторопливо свертывает самокрутку:

— Началось запросто. Уселись. Смотрят на меня. Я, конечно, не теряюсь, жду. Поступает первый вопрос: «В партизанах давно воюешь?» — «Два года». — «А кто отец? Рабочий или крестьянин?» — «Рабочий» — говорю. — «А в школе учился, грамоте ты обучен?» — «В семье нас пятеро, — отвечаю, — и все обучены». — «Воюет ли кто-нибудь еще из семьи?» — «Воюем все, кроме матери».

Семен достал спички, прикурил самокрутку и продолжает:

— Вот так, значит, и началась у нас беседа. А больше всего о том спрашивали, как это мы, партизаны, выстаиваем против регулярных немецких войск?

— Ну и что, сумел ты им объяснить?

— Все чин по чину, не перешагивая, как говорится, военной тайны. Говорю им о героях. Толкую о нашей силе духа. Рассказываю, как мы живем в лесу, что едим. Словаки меня хорошо поняли. Я же им говорю: если, мол, кто из вас подумывает перейти к нам партизанить, то нечего тянуть, а поскорее переходите. Только так, действуя заодно, мы быстрее разгромим фашистов и попадем в свои семьи, вернемся к труду.

— Молодец, Семен Ильич! Ну, а что они в ответ?

— Согласны со мной. Я им советую: почитайте газету, где ваш полковник Людвик Свобода поясняет вашу наипервейшую задачу. Зовет Свобода всех под боевое знамя вашей родины, говорю, зовет на борьбу с фашистами.

— Толково, Сеня! — одобряет Мироныч. — Ну, а словаки как реагировали на эти твои слова?

— Они зашумели и говорят, что при первой возможности перейдут к полковнику Свободе или на сторону Красной Армии, или же к нам, в партизаны. Они, как один, заявили, что куда бы их Гитлер не посылал, а воевать против Красной Армии и партизан не будут.

— Ну, друзья, — отпускаем разведчиков, — вы хорошо потрудились, идите отдыхать.

Мироныч раскуривает трубку и молча шагает от костра к палатке и обратно.

— Что будем делать? — останавливается он. — В тяжелом положении оказались словаки! Их дивизия, как порох. Брось искру — вспыхнет.

— И эту искру, Мироныч, должны высечь мы, — говорю ему.

— Да, мы. Дивизия-то рядом.

— Доложим на Большую землю. По радио и письмом. Это — прежде всего.

Час спустя, когда мы составляли письмо в обком, появился Белла. Его сегодня не ждали.

— На немецком главном штабе приготовлен приказ отослать «Рыхла дивизию» на фронт. Под город Ростов алебо на Кубань, — взволнованно начинает он.

— Садись, дорогой. Переведи дух и рассказывай все по порядку.

И Белла рассказал.

В Симферополе у него есть знакомая женщина. Она знает, что Белла — антифашист. Все, что находит важным, женщина передает словаку. Кто она — Белла точно еще не знает. Полностью открыться женщина не спешит. Однако он верит ей. На квартире у ее задушевной подруги Елены живет румынский офицер. Он служит в штабе румынского корпуса и имеет доступ в главный штаб немецкого командования в Крыму. Недавно офицер доверительно рассказал ей о больших потерях немцев под Курском и Орлом, о лихорадке, охватившей немцев здесь, на юге. Они срочно собирают резервы и затыкают ими бреши на фронте. Даже неблагонадежную словацкую дивизию решили бросить на фронт. Словацкая дивизия пойдет туда под контролем немецких частей. Многие офицеры штаба считают это авантюрой. Но приказ уже подготовлен. Командующий подпишет его со дня на день.