Тонкий лёд (СИ) - Цыпленкова Юлия. Страница 15

— Думаю, — усмехнулся диар, — наша маленькая трусишка снова видит для себя неведомую опасность. Осталось разгадать сей ребус и понять, чего опасается агнара Берлуэн.

— Я не трусиха! — возмутилась я. — А если трусиха, то вы, ваше сиятельство, разбойник с большой дороги и разоритель.

— Скажите, какая тирада, — я была удостоена насмешливого взгляда. — И такова ваша благодарность за то красивое зеркальце, что я столь милостиво оставил вам, дорогая невеста?

— Я уже не знаю, за что вас благодарить, ваше сиятельство. Куда ни глянь, везде должна… — я осеклась и зарделась. — Простите. Это было грубо.

— Да уж, — охотно согласился со мной жених. — Весьма грубо. Я почти оскорблен в лучших чувствах.

— Фло, — брат укоризненно покачал головой.

Я подняла голову и столкнулась с двумя обвиняющими взглядами. Открыла было рот, чтобы сказать, что вовсе не хотела казаться неблагодарной, но тут же его закрыла, поджала губы и ответила упрямым взором. Где это видано, чтобы на слабую женщину нападали сразу двое мужчин, один из которых родной и горячо любимый брат, а второй и вовсе жених.

— Трусиха, но воинственна, — отметил диар.

— О, ваше сиятельство, — протянул гадкий братец, — Флоретта далеко не трусиха, но мнительна и нерешительна сверх меры. Однако вы правы, она воинственна и мстительна, опасайтесь гнева моей сестры.

— Берегитесь, Артиан, взгляд агнары Берлуэн способен прожечь в вас дыру величиной со спелое яблоко.

— Вы бы знали, д’агнар Альдис, сколь мастерски моя сестра владеет зонтом, — не без гордости ответил младший агнар Берлуэн, и мне вдруг захотелось треснуть чем-нибудь обоих мужчин, даже его сиятельство, но, конечно, я такого не сделала, посчитав, что подобная выходка окончательно превратит меня в посмешище.

Вместо этого я пришпорила Золотце и уехала вперед них. Однако меня тут же догнали.

— Агнара Берлуэн, вы оскорблены? — полюбопытствовал диар. — Знали бы вы, как я оскорблен вашими словами. Я вам зеркальце оставил, а вы…

— А еще вы приказали сжечь мои вещи, — буркнула я.

— Но зеркальце!

— Далось вам мое зеркальце, ваше сиятельство! — едва не плача с досады, воскликнула я. — Это маменькина пудреница. Она подарила ее, когда мне было всего семь лет. И гребень тоже принадлежал агнаре Берлуэн. И даже тот плащ. А вы… Вы…

— А я не имел понятия, что эти вещи — ваша память о маменьке, — отчеканил диар, не желая принимать на себя даже толику вины за самоуправство. — Пока вы не научитесь излагать ваши мысли, дорогая невеста, я буду делать то, что считаю нужным. И сейчас я считаю нужным проверить, как вы держитесь в седле. Если сможете первой добраться до дорожного указателя, я разрешу вам придумать мне наказание за сожжение вашего саквояжа. Если первым буду я, вы изложите подробно ваши новые опасения, без замалчивания и попыток извернуться. Я даже позволю вам галопировать первой. Отказа не приму. Вперед, дорогая невеста. Не каждому дается возможность отомстить мне. Вас, как свою будущую супругу, я могу побаловать даже этим. Вперед!

Его хлыст вдруг опустился на круп Золотца, и она, возмущенно заржав, сорвалась в галоп. Я едва не вылетела из седла от неожиданности. Сердце бешено колотилось, отдаваясь стуком в ушах. Кровь забурлила, понеслась по венам, и уже через несколько минут испуг превратился в восторг. А мысль о мести пришлась по вкусу настолько, что кровожадная ухмылка сама собой скользнула на губы.

Впрочем, в душе я понимала, что мне никогда не обогнать диара, более искусного наездника, да и Золотце заметно уступала рыжему зверю д’агнара Альдиса. И все же помечтать о маленьком возмездии, дающем призрачную власть над всесильным мужчиной, было приятно. Как глоток воздуха в удушающем пузыре его заботы. Как бы диар ни посмеивался над моими опасениями и подозрениями, но мы уже были опутаны его щедротами, как паутиной, из которой не было возможности вырваться, не прослыв неблагодарными. Нет, я не мечтала, чтобы он переменил свои намерения. Плоды его активной деятельности были слишком заметны, и я видела, как расцветает моя семья. Но агнцем на заклание оставалась я. И мне очень хотелось верить, что от меня не ждут чего-то такого, что я не смогла бы сделать с легкой душой и чистым сердцем. В любом случае, я собиралась стать диару хорошей женой.

Дорожный указатель показался неожиданно, и я едва не проехала мимо, увлеченная своей гонкой, но рыжий жеребец, чей повод был накинут на столб поверх стрелок, заставил меня изумленно ахнуть — д’агнар Альдис не обгонял меня во время скачки. Мой жених обнаружился недалеко от столба. Он удобно устроился на траве, щурился на солнце, и на устах его блуждала лукавая улыбка.

— Вы волшебник, ваше сиятельство?! — воскликнула я, осаживая Золотце. — Как вы это сделали?

— Более короткая дорога, — ответил он, сорвав травинку и сунув ее в рот. — Я лучше знаю эти места. Я проехал через рощу.

— Ваше сиятельство, — я мрачно посмотрела на него, — вы — плут. Плут и жулик.

— Бесчестный человек, — кивнул диар совершенно серьезно. — И это вы еще не знаете и половины моих пороков. Но играть со мной бесполезно, не терплю проигрышей, потому делаю все, чтобы оказаться победителем.

— Обдурить наивную девицу — не велик подвиг, — проворчала я.

— Я не буду вас слушать, — неожиданно сварливо произнес д’агнар Альдис, — вы лишаете меня сладкого вкуса победы.

Я усмехнулась и покачала головой. Диар поднялся с земли, выкинул травинку и подошел к нам с Золотцем. После протянул руки, ухватил меня за талию и стянул с лошади.

— Пройдемся, — сказал мужчина.

Он снял повод своего жеребца с дорожного столба, взял в другую руку повод от моей кобылки и указал взглядом вперед. Я послушно пристроилась со стороны Золотца, прячась за ее мордой.

— Нет-нет, Флоретта, хватит прятаться, — тут же произнес диар. — Идите ко мне и оплатите свой проигрыш. Жду вашего печального повествования о ваших страхах.

— Вы выиграли нечестно, — возразила я, подходя ближе.

— Протестую, — тут же отозвался мой жених. — Условием скачки было — оказаться первым у дорожного указателя, путь к нему не оговаривался. Моя победа чистая, и вы, как честная девушка, должны выполнить уговор. Приступайте.

Я повернула к нему голову, не без восхищения рассматривая этого человека. Умен, ловок, хитер, коварен… и слишком щедр. Ох, Мать Покровительница, как же я опасаюсь своего жениха…

— Хорошо, признаю, я был не до конца честен, и за вами остается право придумать мне ужасную кару за то, что вел себя слишком вольно. Но мне есть, чем оправдать себя, ваши долгие сборы привели меня в крайнюю степень раздражения. И все же это не снимает с меня вины, это я тоже признаю. И за мой нечестный выигрыш вы тоже вправе со мной поквитаться. Вы довольны? — диар скосил на меня глаза, ожидая ответа.

Я помолчала, обдумывая его слова и отыскивая в них подвох. Однако вскоре сдалась и кивнула.

— Теперь ваши откровения, Флоретта.

— Почему вы так опекаете меня, ваше сиятельство? — спросила я его. — Я никак не могу вас понять. То вы вовсе не замечаете меня, то вдруг начинаете проявлять повышенное внимание. Но в том и в другом случае мне кажется, что вы преподаете мне урок за уроком. Меньше всего это похоже на взаимоотношения жениха и невесты, скорей, дядюшки и племянницы, или же старшего брата и его неразумной младшей сестры.

— Это гнетет вас?

— Нет, — вынужденно призналась я. — Верней сказать, да. Но моя тревога была совсем иной.

— Тогда начнем с ваших тревог, — усмехнулся д’агнар Альдис. — Я жду, Флоретта, поведайте мне.

Отмалчиваться дальше не имело смысла. Собравшись с духом, я все-таки высказала д'агнару Альдису свои опасения в будущем отношении ко мне его слуг и распространению слухов.

— Вы считаете образование позором? — уточнил диар.

— Вы ведь поняли меня, ваше сиятельство, — досадливо поморщилась я. — Образование не может быть позором, но повод уколоть меня тем, что жениху приходится восполнять пробелы в воспитании своей невесты, может иметь место. Злым языкам и так хватит пищи. Мне не хотелось бы множить им темы для насмешек.