Аэлита. Гиперболоид инженера Гарина - Толстой Алексей Николаевич. Страница 91
Сколько там ни объясняй, любовь — тёмная история. Янсен видывал и девчонок из портовых кабаков и великолепных леди на пароходах, от скуки и любопытства падавших в его морские объятия. Иных он забыл, как пустую страницу пустой книжонки, иных приятно было вспоминать в часы спокойной вахты, похаживая на мостике под тёплыми звёздами.
Так и в Неаполе, когда Янсен дожидался в курительной звонка мадам Ламоль, было ещё что-то похожее на его прежние похождения. Но то, что должно было случиться тогда — после ужина и танцев, не случилось. Прошло полгода, и Янсену теперь дико было даже вспоминать, — неужели вот этой рукой он когда-то в здравой памяти держал спину танцующей мадам Ламоль? Неужели какие-то несколько минут, половина выкуренной папиросы, отделяли его от немыслимого счастья? Теперь, услышав с другого конца яхты её голос, он медленно вздрагивал, точно в нём разражалась тихая гроза. Когда он видел на палубе в плетёном кресле королеву Золотого острова, с глазами, блуждающими по краю неба и воды, у него где-то — за границами разумного — всё пело и тосковало от преданности, от влюблённости.
Может быть, причиной всему были викинги, морские разбойники, предки Янсена, — те, которые плавали далеко от родной земли по морям в красных ладьях с поднятой кормой и носом в виде петушиного гребня, с повешенными по бортам щитами, с прямым парусом на ясеневой мачте. У такой мачты Янсен-пращур и пел о синих волнах, о грозовых тучах, о светловолосой деве, о той далёкой, что ждёт у берега моря и глядит вдаль, — проходят годы, и глаза её, как синее море, как грозовые тучи. Вот из какой давности налетала мечтательность на бедного Янсена.
Стоя в каюте, пахнущей кожей и духами, он с отчаянием и восторгом глядел на милое лицо, на свою любовь. Он боялся, что она проснётся. Неслышно подошёл к дивану, лёг. Закрыл глаза. Шумели волны за бортом. Шумел океан. Пращур пел давнюю песню о прекрасной деве. Янсен закинул руки за голову, и сон и счастье прикрыли его.
— Капитан!.. (Стук в дверь.) Капитан!
— Янсен! — встревоженный голос мадам Ламоль иглой прошёл через мозг. Капитан Янсен вскочил, — вынырнул с одичавшими глазами из сновидений. Мадам Ламоль торопливо натягивала чулки. Рубашка её спустилась, оголив плечо.
— Тревога, — сказала мадам Ламоль, — а вы спите…
В дверь опять стукнули, и — голос помощника:
— Капитан, огни с левого борта.
Янсен растворил дверь. Сырой ветер рванулся ему в лёгкие. Он закашлялся, вышел на мостик. Ночь была непроглядная. С левого борта, вдали, над волнами покачивались два огня.
Не сводя глаз с огней, Янсен пошарил на груди свисток. Свистнул. Ответили боцмана. Янсен скомандовал отчётливо:
— Аврал! Свистать всех наверх! Убрать паруса!
Раздались свистки, крики команды. С бака, с юта повысыпали матросы. Они, как кошки, полезли на мачты, закачались на реях. Заскрипели блоки. Задрав голову, боцман проклял всё святое, что есть на свете. Паруса упали. Янсен командовал:
— Право руля! Вперёд — полный! Гаси огни!
Идя теперь на одних моторах, «Аризона» сделала крутой поворот. С правого борта взвился гребень волны и покатился по палубе. Огни погасли. В полной темноте корпус яхты задрожал, развивая предельную скорость.
Замеченные огни быстро вырастали из-за горизонта. Скоро тёмным очертанием показалось сильно дымившее судно — двухтрубный пакетбот.
Мадам Ламоль вышла на капитанский мостик. На голову она надвинула вязаный колпачок с помпончиком, на шее — мохнатый шарф, вьющийся за спиной. Янсен подал ей бинокль. Она поднесла его к глазам, но так как сильно качало, пришлось положить руку с биноклем на плечо Янсену. Он слушал, как бьётся её сердце под тёплым свитром.
— Нападём! — сказала она и близко, твёрдо посмотрела ему в глаза.
Метрах в пятистах «Аризона» была замечена с пакетбота. На нём со штурвального мостика замахали фонарём, затем низко завыла сирена. «Аризона» без огней, не отвечая на сигналы, мчалась под прямым углом к освещённому кораблю. Он замедлил ход, начал поворачивать, стараясь избежать столкновения…
Вот как описывал неделю спустя корреспондент «Нью-Йорк-Геральд» это неслыханное дело:
«…Было без четверти пять, когда нас разбудил тревожный рёв сирены. Пассажиры высыпали на палубу. После света кают ночь казалась похожей на чернила. Мы заметили тревогу на капитанском мостике и шарили биноклями в темноте. Никто толком не знал, что случилось. Наше судно замедлило ход. И вдруг мы увидели это… на нас мчался какой-то невиданный корабль. Узкий и длинный, с тремя высокими мачтами, похожий очертаниями на быстроходный клипер, на корме и носу его возвышались странные решётчатые башни. Кто-то в шутку крикнул, что это — „Летучий голландец“… На минуту всех охватила паника. В ста метрах от нас таинственный корабль остановился, и резкий голос оттуда прокричал в мегафон по-английски:
„Остановить машины. Погасить топки“.
Наш капитан ответил:
„Раньше чем исполнить приказание, нужно знать, кто приказывает“.
С корабля крикнули:
„Приказывает Королева Золотого острова“.
Мы были ошеломлены, — что это — шутка? Новая наглость Пьера Гарри?
Капитан ответил:
„Предлагаю королеве свободную каюту и сытный завтрак, если она голодна“.
Это были слова из фокстрота „Бедный Гарри“. На палубе раздался дружный хохот. И сейчас же на таинственном корабле, на носовой башне, появился луч. Он был тонок, как вязальная игла, ослепительно белый, и шёл из купола башни, не расширяясь. Никому в ту минуту не приходило в голову, что перед нами самое страшное оружие, когда-либо выдуманное человечеством. Мы были весело настроены.
Луч описал петлю в воздухе и упал на носовую часть нашего пакетбота. Послышалось ужасающее шипение, вспыхнуло зеленоватое пламя разрезаемой стали. Дико закричал матрос, стоявший на юте. Носовая надводная часть пакетбота обрушилась в море. Луч поднялся, задрожал в вышине и, снова опустившись, прошёл параллельно над нами. С грохотом на палубу повалились верхушки обеих мачт. В панике пассажиры кинулись к трапам. Капитан был ранен обломком.
Остальное известно. Пираты подъехали на шлюпке, вооружённые короткими карабинами, поднялись на борт пакетбота и потребовали денег. Они взяли десять миллионов долларов, — всё, что находилось в почтовых переводах и в карманах у пассажиров.
Когда шлюпка с награбленным вернулась к пиратскому кораблю, на нём ярко осветилась палуба. Мы видели, как с решётчатой башни спустилась высокая худощавая женщина в вязаном колпачке, стремительно взошла на капитанский мостик и приложила ко рту мегафон. Откинувшись, она крикнула нам:
„Можете свободно продолжать путь“.
Пиратский корабль сделал поворот и с необычайной быстротой скрылся за горизонтом».
События последних дней — нападение на американскую эскадру дирижабля «П. Г.» и приказ по флоту о бомбардировке — взбудоражили всё население Золотого острова.
В контору посыпались заявления о расчёте. Из сберегательной кассы брали вклады. Рабочие совещались за проволоками, не обращая внимания на жёлто-белых гвардейцев, с мрачными и решительными лицами шагавших по полицейским тропинкам. Посёлок был похож на потревоженный улей. Напрасно завывали медные трубы и бухали турецкие барабаны в овраге перед публичными домами. Луна-парк и бары были пусты. Напрасно пятнадцать провокаторов прилагали нечеловеческие усилия, чтобы разрядить дурное настроение в национальную потасовку. Никто никому в эти дни не хотел сворачивать скул за то только, что он живёт за другой проволокой.
Инженер Чермак расклеил по острову правительственное сообщение. Объявлялось военное положение, запрещались сборища и митинги, до особого распоряжения никто не имел права требовать расчёта. Население предостерегалось от критики правительства. Работы в шахте должны продолжаться без перебоя день и ночь. «Тех, кто грудью поддержит в эти дни Гарина, — говорилось в сообщении, — тех ожидает сказочное богатство. Малодушных мы сами вышвырнем с острова. Помните, мы боремся против тех, кто мешает нам разбогатеть».