Бык из машины - Олди Генри Лайон. Страница 10

– Глухо.

– Кто вызвал полицию?

– Анонимный звонок. Сейчас проверяют.

– Не отследят. Анонимов никогда не отслеживают.

– А вдруг?

– И не надейся. Анализы крови?

– Алкоголь – у всех. У троих – каннабиноиды, у одного – кокаин.

– Что-то еще?

– Вы снимки смотрели?

– Да.

– Я о выжившем. Стянули штаны, возбудили, член зафиксировали шнурком. Кто? Зачем? Байкеры традиционной ориентации, я выяснял!

– Извращенец? Если накачались дурью, могли и не такое учудить.

– Тут запись с камеры…

– Крепкий парень, – оценил инспектор, когда на записи Тезей, борец из «Элевсина», швырнул в байкеров мотоцикл. – Крутани-ка еще разок.

Пальцы инспектора жили отдельной жизнью, отбивая на столешнице нервный ритм. Икару показалось, что Синид представляет себя на месте борца, примеряет ситуацию: «А я бы так смог?»

– И еще разок…

По экрану ринулись полосы помех. Икар нажал на «паузу».

– Тридцать две минуты камера не работала, – отметил он. – Главное не зафиксировано. Но у нас теперь есть свидетель! А может быть, даже подозреваемый!

– Кто? – изумился инспектор. – Этот бугай? Ты шутишь, парень?

– Первая версия: разборка в табуне. Тезей спровоцировал ее, унизив одного из «лизимахов»…

– Он их всех унизил.

– Одного – в особенности. Выжившего, кстати. Кто-то начал изгаляться над «потерявшим лицо», кто-то за него вступился – и понеслась…

– Вторая версия?

– Разборка между конкурирующими табунами. Подъехали, заранее повредили камеру…

Синид в задумчивости повертел ладонью с растопыренными пальцами – словно откручивал и закручивал вентиль.

– Третья версия – борец?

В вопросе инспектора не было насмешки. Но Икар услышал ее так явственно, как будто над ним смеялся весь отдел. Зардевшись, констебль молча кивнул.

– Вернулся, значит, – Синид сцепил пальцы, хрустнул костяшками. Облизал губы, пробуя версию на вкус. Поскреб ногтем щеку. Мелкие жесты были несвойственны инспектору, и Икар следил за напарником с растущим удивлением. – Вырубил камеру и порвал табун голыми руками? Шалопай, ты сам-то в это веришь?

– Меня учили, что ни одну из версий нельзя сбрасывать со счетов. Даже если версия крайне сомнительная.

– Не сбрасывай. Но разрабатывай первые две. Первую – особенно.

– А Тезей?

– О да, Тезей, – на губах инспектора мелькнула странная мечтательная улыбка. – Это свидетель. Это ценный, мать его, свидетель. Если был другой табун, он мог его видеть. Да мало ли, что еще он мог видеть? Как ты насчет похода в «Элевсин», напарник? Любишь мочилово?

Икар вспомнил синюшный фаллос.

– Нет, – ответил он. – Не очень.

Глава вторая

1

Тезей

– Пи-ри-фой! Пи-ри-фой!

Публика дурела. Публика сходила с ума.

– Пи-ри-фой!

– Смотри, – велел Керкион. – Внимательно смотри.

Тезей пожал плечами:

– Смотрю.

– Нет, ты не смотришь. Не видишь. Парень, это же смерть твоя, понял?

Тезей еще раз пожал плечами, вернее, передернул, намекая Керкиону, чтобы хозяин клуба убрал руку. Дружелюбную, значит, руку, могучую лапищу, густо поросшую рыжей кабаньей щетиной. С такой хорошо приседать вместо штанги.

Керкион ухмыльнулся, но руки не убрал.

Рядом ревниво сопела Антиопа. Она не хотела, чтобы Керкион с наглым видом собственника клал свои клешни на Тезеевы плечи. Она хотела, чтобы Тезей был сам по себе, то есть, с ней. Чтобы он обнимал Антиопу за талию, а еще лучше, с чувством похлопывал по заднице. Литая, мускулистая задница Антиопы, застрахованная в позапрошлом году на три миллиона драхм, была просто создана для хлопков. Реши Тезей, вопреки договору страхования, использовать ее вместо боксерского мешка – не прогадал бы. Тут, главное, не сломать запястье…

Гора мышц слева, подумал он. Гора мышц справа. Отставной чемпион, ныне – владелец клуба. Отставная чемпионка, ныне – владелица клуба. Бои без правил и атлетизм. Борьба и силовое троеборье. «Элевсин» и «Амазонки». Этим двоим следовало бы найти друг друга, не меня. Их связь взорвала бы новостные сайты. Что я делаю между ними? Притворяюсь, будто коротаю свободный вечерок? Дед говорил: будь естественным, не привлекай внимания.

– Смерть? – переспросил Тезей без интереса, лишь бы подержать разговор.

Керкион кивнул.

– Моя? Думаешь, мальчик меня побьет?

– Это неважно, – отмахнулся Керкион. – Побьет, не побьет… Какое это имеет значение?

– Пи-ри-фой! Пи-ри-фой!

Мальчик, он же Пирифой, танцевал в пятиугольнике. Голый по пояс, в шортах из ультра-легкой микрофибры, где по багровому фону неслись черные тучи, в налокотниках и наколенниках той же вызывающей расцветки, боец и сам был подобен туче, гонимой ветром. Его противник, густо татуированный громила с низким лбом орангутана, шел на сближение, выцеливая челюсть дебютанта – тычок с левой, еще тычок, боковой с правой – и раз за разом промахивался. Да, оценил Тезей. Керкион – мастер подбирать пары, особенно для новичков. Лучшего фона для рослого, стройного, длинноногого танцора не найти. Зверство против элегантности. Странно, обычно симпатии публики в «Элевсине» на стороне зверства…

Отчаявшись достать Пирифоя кулаком, громила изменил тактику. Бросок в колени мог бы решить исход боя. Опрокинь громила верткого соперника, навались сверху, молотя с двух рук – и Пирифой с гарантией не встал бы. Впрочем, он и не лег: увернулся, сделав изящный пируэт, позволил громиле провалиться в броске, упасть на четвереньки – и безжалостно, наотмашь, словно кистенем, хлестнул левой ногой. Казалось, Пирифой родился мутантом, и в нижних его конечностях с рождения нет суставов – гибкие шланги из армированной резины, стальные чушки на концах. Ребро стопы с глуховатым хрустом ахнуло громилу в затылок. Зверство ткнулось лицом в арену, элегантность раскланялась, а публика, обычно скупая на комплименты, вознесла дебютанта к небесам:

– Пи-ри-фой!

– Ой! – громыхнуло вверху эхо, напомнив о громиле. – Ой-ё-ёй!

– Обаяние, – растолковал Керкион, скаля вставные зубы. Лошадиная ухмылка должна была иллюстрировать обаяние в понимании старого борца. – У тебя есть харизма, парень. А у мальчика есть обаяние. Тебя любят бабы. Ведь любят? Антиопа, подтверди!

– Иди в жопу, – буркнула Антиопа. – Козел.

– Вот-вот, девочка, в самую точку. Тебя любят бабы, а его любят все. Это значит, и бабы тоже. Он тебя побьет, и все будут им восхищаться. Ты его побьешь, и все будут его жалеть. Ты останешься лежать, он уйдет с арены под аплодисменты. Ты уйдешь с арены, он останется лежать, и овации все равно достанутся ему.

– Почему? – заинтересовался Тезей.

Сказать по правде, логика Керкиона от него ускользала.

– Обаяние. Харизма давит, ты в цене, пока победитель. Обаятельных любят в любой позиции…

– Так ведь я уйду победителем!

– И тебя оценят. Говорю же: твоя победа, ты в цене. А его пожалеют. Его захотят поддержать. Ему дадут аванс, в надежде, что завтра он сожрет твою харизму с потрохами. Репортеры выставят его поражение как победу, ступеньку к будущим триумфам. «Дебютант отлично держался против известного фаворита, и лишь нелепая случайность…» Его фото на спортивных сайтах. Он – крупно, ты торчишь на заднем плане. Тебя поймают неудачным ракурсом… Короче, чтобы справиться с малышом, тебе понадобится нечто большее, чем просто взять его шею в захват и как следует придушить. И твоя пижонская прическа дела не спасет. Въезжаешь?

– Ерунда какая-то. Для меня это слишком сложно.

– Вот поэтому, парень, я хозяин клуба, а ты дерешься на моей арене. Слушай старика Керкиона, я дурного не посоветую. Слишком сложно? Ничего, с годами поумнеешь…