Рождество в Шекспире (ЛП) - Харрис Шарлин. Страница 10

Я была единственным живым человеком в офисе.

Я вышла вслед за Вереной.

Она уже переходила улицу к офису Государственного Страхования Сельского Хозяйства, где открыла стеклянную дверь и сняла телефонную трубку на столе регистратора. Крепкая леди с перманентной завивкой, одетая в ярко-красную блузку с приколотым к ней Рождественским корсажем, смотрела на Верену так, как будто та говорила по телефону на языке навахо. В течение двух минут прибыла патрульная машина и припарковалась перед офисом доктора Лемея, из нее вышел высокий, худой темнокожий мужчина.

— Это вы звонили? — спросил он.

— Моя сестра, она в том офисе. — Я кивнула в сторону зеркального окна, через которое можно было увидеть Верену, сидящую на стуле и рыдающую. Женщина с корсажем склонялась над ней, предлагая Верене носовые платки.

— Я — детектив Брайнерд, — сказал мужчина успокаивающе, как будто по мне были видны сомнения, что он мог оказаться самозванцем. — Вы входили в здание?

— Да.

— Вы видели доктора Лемея и его медсестру?

— Да.

— И они мертвы.

— Да.

— Кто-нибудь еще в здании есть?

— Нет.

— Ну, может утечка газа, или там тлел огонь, может быть, они надышались дыма…?

— Они оба забиты. — Я посмотрела на вершины старых эвкалиптов, посаженных вдоль улицы. — До смерти.

— Ладно, сейчас. Я скажу вам, что мы собираемся здесь делать.

Он страшно нервничал, и я не винила его в том.

— Вы останетесь тут, мэм, а я пойдутуда и посмотрю. Никуда не уходите.

— Хорошо.

Я ждала полицейский автомобиль, а холодный серый день щипал мне лицо и руки.

Это мир резни и жестокости: я на мгновение обо всем позабыла в ложной безопасности родного городка из-за оптимистической атмосферы, созданной браком моей сестры.

Я начала абстрагироваться от видения, уплывать, избегать этого города, этого здания, этих умерших. Спустя длительное время я оклемалась, направилась место подальше отсюда, где я не была в ответе за такое чувство.

Передо мной стояла молодая женщина в униформе медработника.

— Мэм? Мэм? С вами все в порядке? — Ее темное лицо тревожно всматривалось в мое, темные волосы длиной до плеч были жесткими и гладкими, выбивались из-под кепки с символикой медработника.

— Да.

— Офицер Брайнерд сказал, что вы видели тела.

Я кивнула.

— Может быть… вам лучше присесть, мэм.

Мои глаза последовали за ее пальцем, указывающим на заднюю часть машины скорой помощи.

— Нет спасибо, — сказала я вежливо. — Моя сестра находится в офисе Гос. Страхования. Может быть ей нужна помощь.

— Я думаю, мэм, что вам тоже нужна помощь, — сказала женщина искренне, громко, как будто я была отсталая, как будто я не мог понять разницу между клиническим шоком и просто оцепенением.

— Нет. — Отрезала я окончательно и бесповоротно. Я подождала. Я слышала ее бормотание про кого-то еще, но она и вправду оставила меня в покое. Верена подошла и встала около меня. Ее глаза были красными, а косметика потекла.

— Давай поедем домой, — сказала она.

— Полицейский сказал мне подождать.

— О.

Именно в тот момент полицейский, Брайнерд, вышел из кабинета врача. Он пытался сдержать свой нервный припадок, ведь видывал и хуже этого. Он был сосредоточен, готов окунуться в работу, задал нам много вопросов, не отпуская нас с холода в течение получаса, пока мы рассказали ему все, что знали за минуту.

Наконец, мы сели в машину Верены. Когда она поехала к дому наших родителей, я включила печку на полную. Я осмотрела сестру. Ее лицо побелело от холода, глаза были красные от недавних слез. Этим утром она убрала волосы в конский хвост с ярко-красной лентой, повязанной поверх резинки. Лента все еще выглядела свежей и веселой, хотя Верена сникла. Верена посмотрела на меня, когда мы ждали своей очереди на перекрестке. Она сказала:

— Шкафчик с препаратами был закрыт и полный.

— Я видела. — Доктор Лемей всегда держал образцы и свой запас в том же самом кабинете в лаборатории в старомодном стеклянном шкафу. Так как я была его пациенткой с детства, этот кабинет находился в том же самом месте с тем же самым содержанием. Меня глубоко удивило бы, если бы доктор Лемей держал там что-то иное… у него были антибиотики, антигистаминные, мази для кожи, еще какие-то препараты. Возможно обезболивающее.

Как и Верена, я смотрела на тело Бинни, дверь шкафчика была закрыта, и все в комнате лежало на своих местах. Невозможно, что человек, совершивший такие грязные убийства, в поисках наркотиков оставил бы его прибранным.

— Я не знаю, что делать, — сказала я Верене. Она покачала головой. Она тоже не знала. Я смотрела из окна на знакомый пейзаж, мелькавший за окном, желая оказаться где угодно, только не в Бартли.

— Лили, с тобой все в порядке? — спросила Верена, и ее голос прозвучал на удивление неуверенно.

— Конечно, а с тобой? — мой ответ прозвучал более резко, чем я хотела.

— Должно быть, не так ли? Сегодня вечером репетиция свадьбы, и я не представляю, как мы можем ее отменить. Плюс, если честно, я видала вещи и похуже. Просто тот факт, что это именно доктор Лемей и Бинни, выбил меня из колеи.

Слова моей сестры звучали разумно. Это сильно удивило меня, ведь Верена, как медсестра, видела больше крови, боли и ужаса, чем я увижу за всю свою жизнь. Она была практичной. Преодолев первый шок, она стала жесткой. Она встала на подъездную дорожку наших родителей и выключила мотор.

— Ты права. Ты не можешь отменить ее. Люди все время умирают, Верена, и ты из-за этого не можешь пустить под откос свою свадьбу.

Мы были лишь практичными сестренками.

— Верно, — сказала она, странно глядя на меня. — Надо рассказать родителям.

Я уставилась на дом перед нами, как будто прежде его не видела.

— Да. Пошли.

Но Верена вышла из машины первой. И это Верена рассказала родителям плохие вести твердым замогильным голосом, который так или иначе подразумевал, что любая демонстрация эмоций будет считаться дурным тоном.

Глава 3

Репетицию наметили на шесть часов, мы приехали в пресвитерианскую церковь минута в минуту. Тутси Монаан с волосами, завитыми, как у выставочного пуделя, уже разговаривала и смеялась с Дилом и его шафером. Очевидно, никто не собирался говорить о смерти доктора и его медсестры, не отойдя в уголок пошептаться. Все изо всех сил пытались сохранять мероприятие радостным, или, по крайней мере, поддерживать эмоциональный уровень выше мрачного.

Меня представили Берри Даффу, бывшему соседу Дила по комнате в колледже и по совместительству нынешнему шаферу. В конце концов, мы были единственными, кто находился в этой возрастной группе. Имелась едва невысказанная надежда, что что-то может произойти.

Берри Дафф был очень высоким, с тонкими темными волосами, большими темными глазами и лицом завидного оливкового цвета. Он занимался фермой в Миссисипи, был разведен уже примерно три года, и мне дали понять, что он — воплощение всех желаний: хороший, солидный, религиозный, разведенный и без детей. Дилу удалось втиснуть удивительное количество информации о Берри, которой он владел, в небольшой промежуток времени, а поговорив с самим Берри, я узнала и все остальное.

Берри оказался неплохим парнем, и было приятно вместе с ним ожидать музыкантов. Я не была человеком светской беседы, но Берри, казалось, не возражал, это освежало. Он долго мялся, пытаясь завязать разговор, нашел несколько общих тем: неприязнь к кинотеатрам и любовь к силовым упражнениям, которыми он наслаждался в колледже.

Я была в белом платье с черным жакетом. В последнюю минуту моя мать настояла, что мне необходимо добавить красок помимо помады. С этим мнением я согласилась. Она повязала мне красно-золотой шарф и скрепила его золотой булавкой, которую я прихватила с собой.

— Очень хорошо выглядишь, — сказал Дил, в очередной раз проходя мимо меня. Они с Вереной, казалось, были ужасно возбуждены и изобретали поручения, чтобы побегать по небольшой церкви. Мы все толпились около алтаря, так как последнюю скамью поглотил мрак. Дверь у кафедры проповедника тихо скрипела, когда приходили и уходили. Более тяжелая входная дверь время от времени стучала, пока собирались участники свадебной вечеринки.