Эпизод 1. Странник и Судьба (СИ) - Светлов Юрий Алексеевич. Страница 16

Тогда ещё спрос на новомодные электронные игрушки превышал предложение. Дела шли, прибыль с техники была неплохая, на жизнь нам вполне хватало. В политику мы не играли, с «государевыми слугами» не ссорились, бандитов боялись. Вообще старались лишних врагов не наживать и знали своё место. Правда, и делиться последним с «родным» государством никто не собирался: времена не те, что были раньше, когда государство это было наше всё. А теперь?.. Непонятно даже, государство это «что»…. или «кто»? Поэтому всё государственное налогообложение проходило по минимуму: в этом плане я был солидарен с такими же «коммерсантами», как и я сам. Мы и так платили за аренду помещения, вовремя выдавали зарплату продавцам, ежемесячно производили финансовые отчисления различным фондам, людям и группам, причем отчисления, совсем не маленькие. И всё равно, несмотря ни на что, на «хлеб с маслом» нам хватало, даже можно было откладывать на чёрный день.

Нельзя сказать, что мне нравилась такая жизнь, но жить по-другому, в то время, казалось просто невозможным. Нравственные приоритеты поменяли направление на 180 градусов. Все мои знания и умения оказались совсем не нужны моему «родному» социалистическому государству. Космическая оборонка, где я успел поработать несколько лет инженером, развалилась так стремительно, что когда я оказался без работы, без денег, без будущего, то просто растерялся. А вскоре и в семейной жизни, из-за бурных перемен в государственной системе, у меня оказался такой же финал, она так же стремительно развалилась. Нестабильность в стране, неуверенность в завтрашнем дне, а виноват во всём, оказался, разумеется, я, не смог содержать семью, как раньше. И очень быстро нам с женой пришлось расстаться, она нашла себе более надёжное, более денежное мужское плечо. В общем, я оказался не нужен ни стране, ни жене — полный набор неудачника. Зато приобрел жизненный опыт, пускай и не очень приятный.

Больше года мне понадобился, чтобы собраться с силами, начать жить по-новому — с новых отправных точек, в новой стране — и строить новые взаимоотношения с государством, с людьми. Теперь все вопросы своей деятельности приходилось решать самому, будь то отмороженные бандиты или какие-нибудь БЕЗ-чувств-енные чинуши.

Наш старик походил по магазину туда-сюда просто так. Уходить он явно не торопился, хотя было заметно, что к нашей технике — «последнему писку» у него было нескрываемое пренебрежение. А я был и не против его присутствия. Когда магазин пуст это плохо, пусть уж лучше «создает толпу», может быть, кто-нибудь еще зайдет поглазеть, человек ведь, в общем-то, стадное животное…. А там вдруг этот кто-нибудь и купит что-нибудь. Минут через пять (благодаря старичку или нет, не знаю) в магазине появилось все-таки некоторое количество зевак. Пришлось кому-то что-то объяснять, что-то показывать. Наш старик тоже принял в этом посильное участие, показав, на удивление, завидное знание технических характеристик электроники. Наверняка был когда-то большим специалистом в этой области, а может и не только в этой.

Потом, когда уже все разошлись, мы с ним разговорились. Так уж получилось, как и бывает в подобных случаях, в основном, о жизни. Выяснилось, что старичок совсем не так прост, каким хотел казаться на первый взгляд. Но всё равно почему-то он располагал к себе. Ему не хотелось отвечать общими, ничего не значащими фразами, как мы это обычно делаем в пустом разговоре с чужими людьми. Может быть, располагал своей доброжелательностью. Может быть, спокойствием «уже совсем взрослого» человека, может, ещё чем-то, но располагал.

— Что, тяжело вести свое дело, проблем много? — поинтересовался старичок, начиная разговор.

— Тяжело? — вздохнул я. — Не то слово тяжело.

— Наверно, и мешают многие?

— Достают все кому не лень, — пожаловался я. — Инспекторов, как тараканов, не выведешь. С бандитами, с этими «крышмэнами», все ясно и просто: деньги давай, и желательно сейчас, и всё… А эти инспектора… Сначала всё запретят, потом как благодетели что-то разрешат, но это стоит столько-то, это столько-то, так что деньги давай, и тоже желательно сейчас.

— На жизнь-то остается хоть немного? — продолжал интервьюировать меня старичок. — Бедствовать не приходится?

— Остается немного, спекулируем потихоньку…. Но не вся жизнь измеряется деньгами, — начал я изливать душу незнакомому человеку так, как это иногда бывает между совершено незнакомыми пассажирами в поезде, начал «говорить за жизнь». — Раньше о них даже не думал, да и сейчас много ли мне надо одному. Только вот, жить ради себя — не мое это, как-то это бесперспективно, непонятно зачем. Хотя, с другой стороны, семья нынче тоже хлопотно, да и что там завтра будет, совсем непонятно, нет уверенности в завтрашнем дне, как это раньше было, при социализме. И одному плохо, и с семьей тоже не очень. И тут и там перспектива не очень. А про высокие материи лучше и не вспоминать. Типа в космос махнуть и избороздить вселенную вдоль и поперек. Встретить где-то там, на краю вселенной красавицу блондинку и утонуть с ней в любви…. Или хотя бы мир спасти на худой конец…. Правда, у людей сейчас мечты, точнее желания, совсем простые: заиметь машину покруче, да золотой унитаз к себе в сортир поставить…. В общем один маразм в голове. Я такой смысл жизни не понимаю, но и что делать, когда в стране всё наперекосяк, не знаю…. Так что пока плыву по течению.

— И долго плыть собираешься? — с легкой укоризной спросил старик. — Река жизни может ведь и на бурную стремнину вынести, может и в глубокий омут затянуть. И там и там, воды можно вдоволь нахлебаться, или даже на дно уйти. Силы-то плыть еще есть? В молодости, наверно, спортсменом был, сил тогда ещё было много, не то, что теперь? А может, лучше все-таки заранее определиться: куда плыть?…. Или хотя бы просто трудиться на чье-то благо, родителей поддерживать, детей завести и обеспечивать их всем, чем ничего не делать да на судьбу пенять.

— Конечно, лучше, — согласился я с ним, — но страх берет. Я не очень-то представляю, как бы смог смотреть в глаза своего сына, если он голоден, и я не могу его накормить. Решение в таком случае только одно напрашивается — криминальное. А это как-то не для меня. Лучше как страус: не можешь решить проблему, голову в песок, и нет проблем.

— А если это будет чужой ребенок? И он голоден? — явно гнул свою линию старик. — И он не один?

— Ну, не знаю я. Не готов я прямо сейчас ответить на этот вопрос. Страусом быть всё-таки проще, — у меня действительно не было ответа.

— Ну что ж, правдиво сказал: страус так страус. Орлы нынче не в моде, живут не долго. Но кем быть, выбор за тобой, — старичок собрался уходить. — Тебе пора закрывать свой магазинчик.

Он неторопливо пошел к выходу, а у самых дверей неожиданно оглянулся и сказал:

— Тебе еще предстоят разные жизненные повороты, и тебе всё равно придется выбирать, быть страусом или орлом, но помни всегда, что все мы под Богом ходим. Следит Бог за тобой, следит сверху.

— Кто? Бог? Прямо с небес? За мной? — моя ирония явно искала выхода. — Сомневаюсь, что я могу представлять интерес для него.

— А ты не сомневайся, Григорий Алексеевич. Бог тебя «пасёт», поверь в это, — ответил старичок, уже выходя из магазина. — И с тобой мы еще встретимся, хотя, может быть, и не скоро. И ещё…, - задумался он и добавил на прощание. — Не забывай: «Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются».

Старик ушел, оставив меня в полной растерянности. Первое — откуда он меня знает и зачем я ему? Второе — почему я так с ним разоткровенничался? Откровенность это не мой конёк. Чем он меня так задел? Ведь я и не заметил, как он буквально в душу ко мне влез. Один его взгляд чего стоит — насквозь тебя видит. Что же он там увидел? Однако, однако… Врезался в память мне этот старик. Что-то отличало его от массы, от таких же стариков-пенсионеров. Бывают ведь люди не такие как все. Мне уже не раз приходилось общаться с разными властными суровыми дядями. После такого общения желание только одно: никаких контактов с такими дядями в будущем, никогда. И даже не из-за страха перед ними, который как невидимая убийственная радиация наполняет тебя, а просто потому, что у них внутри пустота. Хотя, если сказать точнее, они переполнены до самых краёв: жаждой власти, силы, могущества. Но нет в них обыкновенного настоящего живого человека. Они напоминают мертвую запрограммированную куклу без души. Для них чужая боль, смерть — повседневные мелочи жизни, не стоящие внимания. Только они сами имеют значение для этого мира, то есть для самих себя. Их можно бояться, и даже нужно их бояться, а вот уважать — никакого уважения они не достойны! Здесь же совершенно другой случай. Сила исходила от старика, не власть, а сила. Сила знания. Сила Человека. И он захотел, чтобы я это увидел… А мог бы и не показывать.