Белый мусор (СИ) - Лагно Максим Александрович. Страница 27

Как тот ребёнок я слабыми руками пытаюсь вогнать круг в квадрат меньшего размера, прикрутить болт на другой болт.

Нанизываю детские воспоминания Клода на его взрослые комплексы. Его боязнь одиночества накручиваю на своё неумение находить общий язык с Антуаном.

Пудра, блонамин, пудра, блонамин. Химический синтез. Создание сложных конструкций из простых… Но всё сыпется, всё вываливается из детских рук.

Жажда жизни, вложенная в меня технологическим чудом добедовой цивилизации, не даёт мне простого решения: пулю в висок, саблю в живот, прыжок из окна. Ха-ха, как вариант, — передоз блонамином, но я не знаю, возможен ли он.

Ну, съела я всю коробочку. Штук двадцать таблеток там было. Но не чувствую приближения смерти. Только ощущение белого мусора. Ощущение невозможности пошевелиться, невозможности понять, какой температуры окружающий меня диссоциативный электролит?

Белый мусор превращается в хлопья сажи от горящих ангаров, лабораторий, полей оранжины. От трупов, трупов, трупов.

Наука дала мне искусственную жизнь и военные технологии, чтоб я отняла жизнь настоящих людей, простых пейзан, инженеров… их детей. Как бы я не барахталась, как бы ни пыталась выплыть из колбы с диссоциативным электролитом, от памяти мне не уплыть. И эта память — моя. Я уже не могу винить Клода.

Резню в Белом Кителе устроила я, хотя не могу поверить в это. Да, стрелял Карл, но отдавала приказы я. Что мной двигало? Какие импульсы? Какие вспышки электричества в вонючей синей жидкости?

Мерде! Вся моя жизнь — лужа вонючей жидкости на полу подземного бункера, куда я вывалилась в день своего рождения. Жизнь, за которую я так боролось, будучи фаршем, оказалось обманом. То, что я совершила в Белом Кителе, невозможно оправдать ничем.

Что ж, раз умереть во сне о белом мусоре не получилось, придётся карабкаться дальше, пока искусственная жизнь держится во мне.

Нужно встать с кровати… вот так… хорошо… Стены плывут, как от контрабандной пудры из Санитарного Домена… Где я? А, ну да. В своей комнате, под арестом. Нужно сходить до унитаза, излить всю тошноту.

Потом подойти к кровати… вот так… стены перестали качаться как стенки палатки. Нужно встать на колени… нет, не для молитвы, как предложила бы тётя Наташа. Что бы достать из-под кровати коробку со старым бес-пилотом и запустить его, чтоб выяснить свою судьбу.

Глава 38. Суд да дело

Пока бес-пилот разогревался, я подвела итог, что мне известно на сегодня.

Клод, как и все граждане империи, изучал в школе историю Большой Беды: когда пригодная для жизни земля в течение сотни лет превращалась в раскалённые камни и чёрный песок.

Теперь Большая Беда, созданная моим безумием в Белом Кителе, обрушилась на Эскадрон Клода.

Неизвестный под псевдонимом Милорд, оказался членом парламента, человеком, которого лично знал Император Володимар Третий. Его звали Серж Шаргунов, граф де Глиссе. Шаргуновы — древний род, чья родословная длиннее, чем у Дворковичей и Михайлковых вместе взятых. При этом бедны, ибо тратили все свои средства на поддержание статуса богачей. Шаргуновы занимались делами, которые не принято открыто вести среди знати такого ранга: растениеводство и животноводство. Через подставные компании они владели десятком подобных Белому Кителю ферм.

Как и предполагал Гоша, Серж Шаргунов успел укрыться в бомбоубежище. Был ранен, но выжил. Последствия за это посыпались одно за одним.

Жандармерия изъяла у Эскадрона лицензию на осуществление военной деятельности. Банк временно приостановил обслуживание счетов компании. Силовое противостояние между конкурентами не запрещалось законом. Но влиятельные Шаргуновы стремились наказать и Эскадрон Клода и Буртумье. Родственники требовали признать нападение на Белый Китель покушением на жизнь государственного чиновника.

Очень кстати пришлась смерть двух гражданских, жены и дочери мелкого служащего Белого Кителя. Сам он занимался на ферме транспортной логистикой и отсутствовал во время нашего налёта. Жена впервые попала в силовую конкуренцию. Не зная как себя вести, боялась покинуть дом.

Жан-Люк, рассказывала мне тётя Наташа, не спал сутками, встречался с людьми из парламента или Жандармерии. Убеждал, что произошедшее несчастный случай, а не злой умысел. Самое важное было не дать провести в суд версию о покушении. Слишком много желающих было прибрать к себе земли Эскадрона в случае его банкротства.

Буртумье тоже попал под волну Большой Беды, как заказчик. Подключил свои связи, и совместными с Жан-Люком усилиями они отбивались от атак адвокатов и следователей жандармерии.

Жан-Люк использовал своё влияние в корпорации. Смог открыть новую кредитную линию и выплатить ущерб пострадавшим. Остатками кредитных денег оплатили сговорчивость следователей, которые согласились забыть о показаниях свидетелей, что командовала бойней какая-то женщина.

Мою роль в деле, названном прессой «Геноцид в Белом Кителе», скрывали из-за причастности «Глапп Корпорасьён». Ведь на момент происшествия я оставалась их «проектом». Уверена, корпорация задним числом закрыла исследования и уничтожила компрометирующую документацию. Даже если их причастность всплывёт, они всегда могут указать, что подозревали об эмоциональной нестабильности «синтезированного существа», поэтому и прекратили держать меня в лаборатории. То есть вся вина ложилась на руководство Эскадрона Клода. Впрочем, этот пункт и был прописан в контракте с «Глапп Корпорасьён».

Командан Клод был признан виновным в превышении силы. На Эскадрон наложили штраф в минус сколько-то тысяч эльэкю в месяц. Эскадрон обязан был оплатить лечение графа Шаргунова. Дело наконец закрыли.

Судебная суматоха заняла около месяца. На время судебных слушаний все бойцы Эскадрона были отправлены в отпуск. В Форт-Блю остались только офицеры и студенты военной академии, которых распределяли по ПВК для прохождения практики.

Весь этот месяц я находилась под арестом в своей комнате. Раз в день разрешали прогулку на плацу, а раз в неделю — посещение фехтовального зала, совершенно идиотская привилегия.

Никто не хотел фехтовать с сумасшедшим существом.

Я вытолкнула бес-пилот из окна. Предосторожностей не соблюдала. Совершенно безразлично, заметят его или нет. Смелость безразличия сработала: ни один из дежурных на плацу или у ограды не заметил движения.

Заранее выпустив щупальца аудиосенсоров, бес-пилот взмыл к окну кабинета Жан-Люка.

По донесению тёти Наташи, я знала, что сегодня директор и командан должны решить, что делать со мной.

Глава 39. О вреде блонамина

На экране я видела: Клод и Жан-Люк в кабинете вдвоём. Заходящее солнце налепило жёлтый прямоугольник на стене за спиной Жан-Люка. Управляющий директор устало курил. Клод сидел в кресле напротив. Между ними стояла бутылка водки и две рюмки.

Командан поднялся и пожал руку управляющему директору:

— Прости, что был груб с тобой. Ты спас Эскадрон.

— Мон ами, твой отец не зря взял меня на работу. Что теперь?

— Объявлю Жизель о нашем решении.

Жан-Люк качнулся на стуле:

— А может её того… прихлопнуть? Гражданский чип — ворованный. Родственников, кроме тебя, нет. Никто искать не будет. А? Хватит рисковать?

Клод замялся:

— Это как-то не по-компаньонски… мы к ней привыкли, подружились. Антуан — влюбился. Парни не поймут, что мы своих убиваем.

Жан-Люк утомлённо махнул сигаретой:

— Ладно, не буду лезть в ваши солдатские разборки.

Клод кивнул и налил в рюмки:

— Иногда я размышляю о том, что всё ещё молод и ошибаюсь в людях.

— Двадцать семь лет, — хохотнул Жан-Люк. — Ты ещё ребёнок.

— Ведь я был уверен в том, что нет большего врага, чем Жан-Люк. — Клод протянул рюмку. — А кто в итоге оказался причиной беды? Существо, синтезированное по моему образцу.