Углерод (СИ) - Докучаев Алексей. Страница 13

Об этом оконце стоить упомянуть отдельно, ведь оно само по себе очень показательно. Оно красноречиво говорит о подавлении. Оно и есть первое средство подавления и унижения, призванное с самого начала внушить человеку мысль о том, что он здесь никто. В прямом смысле никто. Где бы оно не находилось будь то: автоинспекция, пенсионный фонд, налоговая инспекция, тюремная проходная или проходная режимного предприятия. Где бы оно не находилось это окно всегда будет окном унижения. В рабочие часы за каждым таким окном всегда есть человек, он всегда сидит, всегда чем-то недоволен, он хочет и обязательно унизит визитёра, он требует уважения и визитёру придётся его проявить хочет он того или нет. Окно всегда располагается на уровне лица этого человека. Недовольный человек за крохотным окном никогда не услышит визитёра, не укажет путь, не даст справку. Жизнь цивилизованного человека упрётся в тупик на уровне своего же лица. Даже, если оконце обрамлено стеклом, он останется невидим, его всё равно не услышат. Выйти из тупика можно только не вербально, заглянув недовольному человеку в глаза. Это можно сделать, например, встав на колени, наклонившись или поклонившись, что на самом деле одно и тоже. Разве не унизительно кланяться человеку только для того, чтобы получить справку? Каждое такое оконце обособлено, но все они одинаковы, они призваны унижать и подавлять, указывать на место. Все они прекрасно справляются с возложенной на них задачей.

Вернёмся к тамбуру. Две двери: цельностальная входная дверь и промежуточная решётчатая дверь. Тому, кто решит вломиться в комендатуру предстоит пройти не только крепкую дверь, но и прорваться через кованную решётку.

Седой кудрявый мужчина стоял за преградой в свете керосиновой лампы.

- Каждый раз одно и то же, заступаю на дежурство, и вы орёте постоянно. И вообще, мог бы хоть раз не ломиться в дверь, а постучать легонечко. А это кто?

- На дежурстве ты должен службу нести, а не дрыхнуть! А легонечко до тебя не достучишься... По башке тебе легонечко постучу! Я тебя сдам когда-нибудь! С потрохами!

- Ничего ты не сделаешь! - огрызнулся Лев. - Я сестре скажу, она тебя запилит до смерти! И попросишь ещё что-нибудь...

- Ты дашь нам зайти или нет!?

Старший видимо приходился Льву родственником и препирательства уже начинали его раздражать.

- Заходите.

Мужчина исчез, через несколько секунд лязгнул запорный механизм двери, только после этого раздался лязг со стороны решётки. Довольно просторное помещение содержало в себе стойку по типу барной, простенькую деревянную мебель, пару скамеек и печку-буржуйку с чайником на ней. Не считая входа, в помещении находилось ещё три двери и оконце в проходную. Два имеющихся полноразмерных окна в добавок к решёткам имели стальные ставни, которые фиксировались в закрытом положении стальной балкой.

- Здесь приземляйся. - старшой указал на скамью.

Техник покорно сел, ожидая, что сейчас его отведут в камеру и забьют до коматозного состояния. Лев уже успел захлопнуть решётку, зайти в ближайшую к выходу дверь, чем-то громыхнуть и вернуться за стойку.

- Так это кто?

- Новенький это. - ответил Младшой.

- И что я с ним по-вашему должен делать? Нет. Так не пойдёт. Берите своего новенького и в караулке у себя держите.

- Нечего ему в караулке делать, здесь будет регистрации ждать. - сказал Старшой

- Можно я к печке поближе сяду? - моментально сообразив, что бить его не собираются, техник решил подать голос. - Не то, чтобы я - изнеженный городской пижон, боялся заболеть...

- Хорошо, садись к печке и не отсвечивай... Он будет сидеть здесь до утра! - сказал Старшой Льву. - А ты будешь следить за ним. И мне до фени, нравится тебе это или нет! И слышать ничего не хочу!

Старшой пристально поглядел на техника.

- А ты, не вздумай ничего выкинуть. Я постоянно буду рядом.

- Тише воды, ниже травы. - заверил Леонид.

- Вот и хорошо. Толька, за мной! И чтобы не спать! - напоследок рявкнув на родственника, Старшой в сопровождении напарника исчез за дальней от входа дверью.

Техник скинул тяжёлую мокрую куртку, сумку и рюкзак. Так он просохнет намного быстрее, может быть, даже не простудится.

Видимо он был не первым человеком, сохнущим у этой печи. Из стены торчал гвоздь, на который была немедленно повешена куртка. Хотелось снять и промокшие ботинки, но он боялся, что покажется своему кудрявому надзирателю совсем уж наглым. От печки исходило приятное тепло, чайник потихоньку начинал закипать, Леонид решил особо не скромничать и немного позже выпросить кипятка и даже вспомнил строчку из одной хорошей песни:

- День прошёл, а ты всё жив... Прошёл ещё один день, ты его пережил.

- Чего ты там говоришь? - поинтересовался Лев.

- А? Ничего-ничего, это я так, тихо сам с собой. Ты уж извини, что свалился на твою голову. Я не нарочно, честное слово.

- Да куда уж теперь денешься. С Толей вообще спорить бесполезно, тем более он получается мой начальник.

Кудрявый подошёл к технику и протянул руку.

- Лев.

- Леонид.

Знакомство можно было считать успешным. Лёва взял чайник и вернулся за стойку.

- А разве не младшего Анатолием зовут?

- Да их обоих Анатолиями зовут. Старший всех уже одолел своими армейскими замашками. Ладно мелкого "дрючит"... Да на здоровье! Но я-то не дружинник, я - сторож! - посмотрев на замёрзшего техника, Лев спросил: - Чай будешь?

- Это который из травок? Будешь! С огромным удовольствием будешь.

Технику даже не пришлось выпрашивать кипяток и это его воодушевило.

- Вот только, заплатить мне за него нечем. Не заработал ещё. Могу хлебом и мясом поделиться.

- Я перед сном не ем. - видимо побрезговав, отказался Лев, налил в металлическую кружку отвар, поставил её на стойку.

Упрашивать техника не пришлось. Он подошёл к стойке и поблагодарив Льва, взял кружку, отхлебнул, поморщился, а затем вернулся к печке.

В течении следующих двух часов Леонид, воспользовавшись щедростью сторожа, выпил две чашки чая и окончательно высох. Сторож не донимал расспросами, молча читая обшарпанную книгу в свете керосиновой лампы. Ставни были закрыты на ночь. Чай должен был бодрить, но царивший в помещении полумрак и мерное потрескивание дров в буржуйке, действовали на техника усыпляюще. Леонид доел выданную семейством Камовых провизию и с молчаливого согласия Льва завалился спать. Почти двое суток без сна, а также пройдённый за день путь не оставили ему шанса. Устроившись на жёсткой скамье, он только и успел, что подложить под голову сумку. Техник моментально провалился в сон.

Недаром люди боятся темноты.

Дети боятся темноты в угоду богатому, иногда неконтролируемому воображению. Взрослые боятся ослепнуть, погрузиться в темноту до конца своих дней, провести остаток жизни в темноте, долгие, бесконечные годы в темноте. Даже старики боятся. Никто не даст гарантии, что на исходе жизни вместо загробного мира тебя не встретит только темнота. С темнотой или тьмой - кому как удобно - можно и нужно бороться, в ней нет жизни и, следовательно, нет никакой надежды. За примером далеко ходить не нужно, достаточно взглянуть сначала на небо, а затем себе под ноги. Солнце дарует земной растительности свой свет, благодаря чему происходит фотосинтез. Такой элементарный и в тоже время сложнейший процесс является одним виновников возникновения жизни на Земле. Стоит "выключить" солнце, и почти вся жизнь на Земле очень скоро исчезнет.

Человечество научилось имитировать солнце, научилось бороться с темнотой. Помогает ли это? Нет.

Если ребёнку, чтобы не бояться, достаточно обыкновенного огонька, то взрослые просто предпочитают об этом не думать. Постыдный детский страх сопровождает человека всю жизнь, в этом никто и никогда не сознается, но боятся все. Взрослый мир заставляет нас отдавать предпочтение другим страхам. Финансовый крах, инсульт, насилие. Всё это осязаемо и по-взрослому. Тем не менее, каждый раз оказавшись в полной темноте, люди ощущают дискомфорт. Лишившись способности воспринимать мир посредством зрения, человек прямоходящий мобилизует все оставшиеся чувства, пытается выйти к свету. Но как бы не были развиты слух или осязание, он все равно чувствует в окружающей темноте угрозу. Он уязвимым перед тем, что в может в ней скрываться, забрать у него надежду, жизнь. В темноте дискомфорт очень скоро перерастает в страх, а затем и в ужас.