Fleurs d'orange (СИ) - Пузыренко Оксана. Страница 27

Он достал из шкафа пару вещей и положил их на диван, замер, снова наткнувшись на меня взглядом. Пару секунд мы просто смотрели друг на друга. Я заправила мокрую прядь за ухо и улыбнулась:

— Я думаю, что наш зрительный контакт неловко затянулся. — Брендан не нашел что сказать. — Я вернусь в ванну, переоденусь.

— Стой, переодевайся здесь, мне надо все равно спуститься вниз.

С этими словами он вышел из комнаты, а я лишь с улыбкой покачала голой. Неужели Брендан смущен? Как долго я спала? Хотя… Мои руки замерли прежде, чем я дотронулась до предложенных вещей. Мы же целовались! Черт, это я должна быть смущена! События последних дней настолько выбили меня из колеи, что я и думать забыла о… Вот и ладненько, не думай об этом, Эленора! Элеонора Макартур, не смей, я сказал! Ну все, теперь поздно… Щеки окрасились в цвет спелого томата и загорелись. Ладно, это же Брендан, чего мне стесняться?

Наскоро переодевшись в кофту с длинными рукавами, которые пришлось закатать по локти, я проигнорировала брюки. Кофта и так была мне как платье, а в брюках я рисковала разбить лоб, запутавшись в штанах уже на первом шаге. Я забралась с ногами на кровать, на которой стоял деревянный поднос с нарезанным хлебом, сыром, мясом и тарелкой чем-то напоминавшим рагу. От этого блюда шел пряный аромат, услышав который мой желудок заурчал. Я схватила еще горячую тарелку себе на колени, и, вооружившись ложкой, с удовольствием начала есть. Это действительно было овощное рагу с кусочками мяса и большим количеством специй. Я уже приканчивала тарелку, как в комнату вернулся Брендан, неся с собой две дымящиеся кружки.

— Чай. — Пояснил он.

Я кивнула и, поставив тарелку на место, взяла два куска хлеба и накрыла их ломтиками мяса и сыра, протянула один из бутербродов парню:

— Меняю на напиток. — Улыбнулась я. Тот с усмешкой поставил мою чашку на поднос и принял у меня мини-сэндич. — Еда потрясающе вкусная. — Уверила его я. — Спасибо.

— На здоровье. — Произнес парень, откусывая чуть ли не половину бутерброда и запивая глотком чая. Я последовала его примеру, с удовольствием чувствуя, как от горячего напитка по всему телу пробирается тепло и уют. Лишь когда с подноса была съедена последняя крошка хлеба, и мы увидели дно своих больших чашек, Брендан соизволил начать разговор.

— Давай сначала ты ответишь на несколько моих вопросов?

— Как скажешь.

— Что ты помнишь про ту ночь? — Спросил он.

Мне не надо было уточнять, какую ночь он имеет в виду.

— Крекеры. — С готовностью ответила я.

Брови парня взлетели вверх, поздоровавшись с парой свисающих с челки прядей черный волос.

— Крекеры?

— А ты не помнишь? Когда мы пришли к машинам, нам дали колючие пледы, горячие чашки с очень сладким травяным чаем и соленые сырные крекеры. — Я откинулась на кровать рядом с Бренданом, закинув одну руку под голову, и задумчиво посмотрела в потолок. — Ты не отпускал меня тогда. Мы укрылись пледами, сложили два вместе, потому что я не хотела сидеть под ними по отдельности, и пили чай. И ели крекеры. — Я сглотнула комок в горле. Эта ночь преследовала меня всю мою жизнь. Но я ни с кем о ней не говорила. Даже со Стеллой. Тем более со Стеллой. Я повернулась на бок и встретилась взглядом с Бренданом. — Спасибо. — Сказала я то, о чем думала всю свою жизнь. Это было большое спасибо. Спасибо, что вернулся за мной. Спасибо, что защищал меня. Спасибо, что был рядом. Спасибо, Брендан.

Брендан не ответил мне, и я продолжала, снова скользя взглядом по комнате:

— Конечно, я помню машины. Огромные, я видела их перед этим только на картинках и по рассказам отца. Эти зеленые гиганты дико пугали меня, как и люди в форме, но я не хотела тебе говорить, никогда бы не признала перед тобой, что трушу. — Услышав смешок со стороны парня, я улыбнулась и сама. — Я помню… Маму.

Никогда и ни с кем я не говорила о родителях.

— В общем, — Я сглотнула. — Я думаю, что помню абсолютно все.

— Хорошо. Ты знаешь, почему это произошло?

Я пожала плечами:

— В ту ночь террористические акты были на всем юге страны. О нападение на города, стало поздно известно в верхушке и когда на помощь пришли андабаты, мало кого удалось спасти. — Выдала я версию, которую нам рассказали в Академии.

— Хорошо… Что ты знаешь о Катастрофе?

Я удивленно моргнула:

— Катастрофе? Ну, то что знала всегда и что узнала на уроках истории в Академии.

Брендан сделал движение рукой, веля мне продолжать рассказ. Я пожала плечами и заученным тоном, будто читая выжимку из учебника, проговорила:

— ВТК, или Великая Технологическая Катастрофа — это миг, когда мир поглотила тьма. Солнечные колебания изменили атмосферу и сделали Землю непригодной для использования техники. В один момент изменилось все: отключилось телевидение, перестали работать мобильные телефоны и, этот… Пауки… Паутина… Интернет, да! Грубо говоря, человечество отмотало назад множество лет развития. Государством были приняты экстренные меры для создания необходимых условий жизни людей. Все особо опасные объекты были уничтожены. Остались самые необходимые, они могут функционировать, но только в экстренных целях. Ну и конечно доступ к ним имеют только высшие эшелоны власти.

Я повернулась к Брендану и тот мне одобрительно кивнул:

— Хорошая ученица, — Погладил он меня по голове. — Никогда бы не подумал.

Я обиженно ударила его по ладони.

— Так к чему этот экскурс в историю?

Брендан устремил взгляд вперед и, пожевав нижнюю губу, ответил:

— Это сложно представить, поверить еще сложнее, но я хочу, чтобы ты серьезно отнеслась к моим словам.

Я повернулась на живот и, положив подбородок на скрещенные руки, обратилась в слух.

— Тогда, несколько десятков назад, эта ВТК… Это не природная катастрофа. Она была тщательно спланированной операцией, созданной правительством всех правящих стран.

В комнате повисла тишина, во время которой шарики в моей голове медленно перекатывались. Я нахмурилась:

— Ты шутишь? Кто может отключить ВСЕ? И, главное, зачем? Стирать достижения всего мира без серьезной причины, достигнутые таким кропотливым трудом человеческого мышления. Гениями! От былого величия остались сейчас лишь жалкие крохи, мы же просто деградировали. Кто специально спровоцирует деградацию?

Брендан терпеливо выслушал мою смесь вопросов и возмущения и продолжил:

— Те, кому необходима власть, конечно. В какой-то момент миром начала править четвертая власть, сми, массмедия, информационные войны были страшнее сражений. Люди стали сами себе хозяевами, ценили свое мнение. Независимые люди с собственным мнением никому не нужны. И многие захотели вновь создать иерархию…

— В мире всегда была иерархия.

— Но не такая ощутимая и видимая. Касты просто переписали весь мир под себя, под свои желания. Эленор, все работает, понимаешь? Все работает без угрозы для жизни. И работало всегда.

— Но… Но зачем?

— Представь верхушку фанатиков, которые хотят безграничного подчинения. Всегда были люди, которые хотят поработить весь мир. История стирала их с лица земли, когда им противостояли более сильные, сплоченные противники. И еще, это, чаще всего, была идея одного ума, родившаяся в одном воспаленном создании. Нет, потом они конечно обретали союзников и сеяли семя своей идеологии, но люди все равно боролись за чужую идею.

— Ты имеешь в виду кого-то вроде… Эм… Наполена, Гитлера? Тех, кто хотел захватить единоличную власть?

— Да, именно. А теперь представь, что в каждой стране есть такой Наполен, или Гитлер, которой хотел власти и процветания лишь арийской нации и нещадно губил все на своем пути. И все они объединяются, ведомые одной идеей. У них уже есть власть, есть силы, но они жаждут большего. Жаждут переписать историю, переписать судьбы людей и весь мир — под себя.

В комнате было достаточно тепло, но я все равно озябла и стала растирать плечи. Брендан заметил это и, оборвав свой рассказ, встал с кровати.