Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт. Страница 21

Я помню, Билл Хендерсон рассказал, что не так давно стало известно о нескольких случаях растления малолетних детей, но похищений раньше не случалось. Не могу сказать, почему это не ввергло меня в панику и не удвоило мои страхи. Еще много месяцев после этой трагедии я находилась в неком ступоре. А тогда мой разум попросту не мог уловить что-то общее между этими случаями и исчезновением Мадлен. Те, о ком рассказывал консул, были жертвами насилия, но, несмотря на весь ужас этих преступлений, положение Мадлен было намного хуже. Наш ребенок был похищен. Мы не знали ни где она, ни что с ней.

Примерно через час ожидания на допрос вызвали Джерри, Мэтта и Джейн. Помню, что постоянно смотрела на часы, определяя, сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз видели Мадлен. Мой страх усиливался с каждой минутой. Тело мое, как и разум, пребывали в оцепенении. Билл и Анджела пошли за едой, но мой организм не требовал пищи.

Джерри рассказал потом, что, когда он предложил задействовать для поисков вертолеты и улавливающее тепло оборудование, полицейский, который его допрашивал, сказал: «Здесь вам не Англия». У судебной полиции нет вертолетов и инфракрасных приборов, пояснили ему. Джерри также настаивал на том, чтобы они поговорили с Джесом Уилкинсом — тот, вероятно, мог видеть человека с ребенком на руках, о котором рассказала Джейн. Позже мы узнали, что один из полицейских вместе с переводчиком Робертом Мюратом (тем самым человеком, который переводил для меня утром) посетил Джеса и его подругу Бриджет О’Доннел в их номере в тот же день.

В своей статье, которая была опубликована в газете через несколько месяцев, Бриджет рассказала, что полицейский записывал ее ответы не в блокнот, а на отдельном листе бумаги. Однако примечательнее его реакция на отксерокопированную фотографию маленькой девочки, которую он заметил на столе в их номере. Он спросил, не их ли это дочь. Бриджет ответила, что это Мадлен, похищенная девочка, которую полиция должна искать. «Мне стало очень жаль Макканнов», — вспоминала она.

Между тем в полицейском отделении Портимана продолжался допрос. Меня вызвали только в два часа. Пока Жоао Карлос вел меня по лестнице, я поинтересовалась, есть ли у него дети. Он ответил, что нет, и прибавил: «Но не волнуйтесь. Мы найдем вашу дочь». Именно эти слова мне в ту минуту больше всего хотелось услышать.

Меня ввели в просторную комнату с несколькими письменными столами. Джерри попросил Жоао Карлоса разрешить ему остаться со мной, потому что волновался о моем психологическом состоянии. К счастью, ему позволили остаться, но при условии, что он будет сидеть у меня за спиной. Сейчас я знаю, что в полиции обычно этого не разрешают, так что я благодарна за это Жоао. Он задавал вопросы на португальском, молодая женщина переводила их для меня на английский, а мои ответы — для него на португальский. Наш разговор не записывался ни на магнитофон, ни на видео. Жоао Карлос сразу вносил мои ответы (так, как передавала ему переводчица) в компьютер. Как вы догадываетесь, на все это уходило немало времени. Я то и дело посматривала на часы — либо на висевшие на стене, либо на мои наручные. С каждой прошедшей минутой, с каждым часом я внутренне сжималась все больше и больше.

Офицер начал с вопроса о том, как мы оказались в Португалии, а затем сосредоточился на том моменте, когда я обнаружила исчезновение Мадлен. Когда он спросил, бывала ли я раньше в Португалии, у меня вырвалось: «Нет, и больше я сюда не приеду!» Переводчица укоризненно посмотрела на меня и сказала: «Миссис Макканн, это могло произойти где угодно». Конечно, она была права, и мне стало немного стыдно за вырвавшиеся сгоряча слова, но стоит ли удивляться, что в тех обстоятельствах я была в таком состоянии? Когда я начала рассказывать о том, как увидела аккуратно сложенное одеяло Мадлен, у меня задрожал голос. Джерри положил мне руку на плечо и легонько сжал, пытаясь успокоить.

Допрос длился долгих четыре часа. После этого мы встретились с Гильермину Энкарнасаном, главой судебной полиции Алгарве, который приехал из Фару, чтобы наблюдать за ходом расследования. Он сказал, что вечером с нами свяжутся, сообщат, как идут дела, и оставил нам номер телефона, по которому мы могли звонить, если у нас возникнут вопросы. Это был номер одного офицера в Портимане по имени Таварес де Алмейда. Энкарнасан добавил, что, если мы захотим поговорить с ним, в Портимане знают номер его мобильного и свяжутся с ним в любое время.

Тем временем в полицейское отделение привезли Фиону, Рассела, Рейчел и Дайан. Их допрос продлился до вечера.

Была уже половина восьмого, когда один из офицеров СП повез нас обратно в гостиницу. Нас сопровождала Анджела Морадо. Минут через десять-пятнадцать после того, как мы выехали, полицейскому позвонили из отделения. Он сказал что-то Анджеле, и та пояснила нам, что ему приказали везти нас обратно. Объяснять, почему, ему запретили. Мы ехали пугающе быстро, но он резко развернул машину, и, вдавив в пол педаль газа, помчал нас на сумасшедшей скорости обратно в Портиман. Не могу передать, что я тогда чувствовала. Что случилось? Они нашли Мадлен? Живую? Мертвую? Мы с Джерри тесно прижались друг к другу. Не выдержав пытки неизвестностью, я заплакала и стала неистово молиться.

В полицейском отделении мы провели как минимум еще десять мучительных минут в приемной, прежде чем кто-то показал нам фотографию, явно сделанную с записи камеры видеонаблюдения какой-то автозаправки, на которой была изображена женщина со светловолосой девочкой. Объяснять нам ничего не стали, только спросили, не Мадлен ли на снимке. Это была не она. Больше мы были не нужны, и нас, полностью опустошенных, снова выпроводили.

Мы были совершенно не готовы к тому, что увидели, вернувшись в гостиницу около девяти вечера. Вдоль дороги, ведущей к нашему корпусу, в пять-шесть рядов стояли, как нам показалось, сотни репортеров и телевизионных журналистов.

Хотя Джерри мне тогда ничего не сказал, но, едва увидев эту армию журналистов, он понял, чем обернется для нас такое вторжение в нашу личную жизнь в столь трудное для нас время. Сами мы до этого никогда не попадали в поле зрения медиа, но могли представить, что при этом происходит с людьми, какими назойливыми могут быть представители СМИ, особенно таблоидов. Но тогда такие мысли не возникли у меня в голове, сосредоточиться на чем-то одном у меня получалось лишь на секунду.

Мы вышли из полицейской машины в море микрофонов, ослепительных вспышек, щелкающих и жужжащих фото- и видеокамер. Неожиданно оказаться в центре такого внимания — жадного и в то же время отстраненного, холодного, как к каким-то диковинным животным в зоопарке, — было очень непросто и еще больше усилило стресс. Все это в тот миг показалось мне очередной фантастической сценой какого-то безумного, кошмарного сна, от которого я не могла пробудиться.

Наш новый номер 4G был полон людей. Среди них были мои мама с папой и тетя Нора, приехавшие из Великобритании. Нора, прилетевшая погостить из Канады, должна была как раз сегодня возвращаться домой, но отказалась лететь, чтобы приехать сюда с моими родителями и поддержать нас. Обнимая всех по очереди, мы не хотели размыкать объятий. Все плакали. Встреча при таких обстоятельствах была отнюдь не радостной. Для меня все было как будто окутано туманом, я даже не могу точно сказать, кто еще там находился, но, кажется, помню Джона Хилла, Эмму Найтс и Крэйга Мэйхью из компании «Марк Уорнер», а еще посла Джона Бака, британского консула Билла Хендерсона и Анджелу Морадо, которые приехали с нами из Портимана. Были там и несколько новых лиц: Лиз Доу, британский консул в Лиссабоне, пресс-атташе британского посольства Энди Боус и Алекс Вулфол, специалист по связям с общественностью в кризисных ситуациях из английской компании «Белл Поттингер», приехавший по приглашению руководства компании «Марк Уорнер», как и психолог из Центра кризисной психологии (ЦКП), расположенного в Северном Йоркшире.

Работники «Оушен клаб» принесли в номер еду, но я по-прежнему не могла себя заставить съесть хоть что-нибудь. В ту минуту у меня было одно желание — увидеть Шона и Амели. Пока нас не было, за ними присматривала Эмма, и незадолго до нашего возвращения она уложила их спать, но я все равно пошла к ним. Моя потребность быть с ними пересилила страх потревожить их сон.