Взгляд василиска (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 37

— Шли бы вы отсюда, барчук, — нелюбезно посоветовал ему унтер, когда Сережа вздумал попросить его пропустить.

Делать было нечего, и гимназист с печальным видом поплелся домой.

— Не пыли стрюцкий [49], не видишь, флот идет! — вывел его из апатии звонкий голос принадлежащий пареньку, бегущему по дороге к воздушному шару.

На вид он был лишь немногим старше Сережи, н не смотря на это, одет в матросскую форму.

— Куда ты, пострел? — остановил его унтер.

Гимназист уже предвкушал, что странного мальчишку погонят прочь, так же как и его, но к большому удивлению, тот вытянулся и четко отрапортовал:

— Так что, срочное донесение для его императорского высочества!

— Какое еще донесение?

— Велено отдать лично в руки!

— Ну, пойдем.

Увиденное так заинтриговало Сережу, что он решил остаться еще ненадолго и посмотреть, чем закончиться дело. Предчувствия его не обманули, вскоре мальчик услышал непонятное тарахтение и на дороге появился самый настоящий автомобиль! Самобеглой коляской управлял внушительного вида мужчина в кожаной куртке с лицом закрытым защитными очками, рядом сидел морской офицер, но самое главное, позади пристроился тот несносный мальчишка назвавший его стрюцким! Но что хуже всего, когда автомобиль пронесся мимо Сережи, тот нагло усмехнулся и показал ему язык. Эта последняя выходка совершенно уничтожила нашего гимназиста, и он с печальным видом поплелся домой.

— Где ты был, Сережа?!! — встретила его мать.

Обычно, он придумывал какую-нибудь замысловатую историю, призванную если не оправдать его отсутствие, то хотя бы озадачить Капитолину Сергеевну. Но сегодня что-то сочинять не было ни малейшего желания, и потому он просто ответил:

— На Ляотешане.

— Что? — задохнулась от возмущения мадам Егорова. — И ты так спокойно об этом говоришь! Несносный мальчишка, ты, верно, хочешь свести свою мать в могилу!

— Капа, что ты так кричишь? — спросила входящая в квартиру сестра, — тебя слышно даже на улице.

— Да как же мне не кричать? Ты только послушай… постой Мила, а что на тебе за наряд?

Действительно, на Людмиле Сергеевне было одето простое коричневое платье с белым передником и нарукавниками, а на голове красовалась косынка с красным крестом.

— Нашу школу закрыли, — спокойно ответила она, — теперь там будет госпиталь, и я подала прошение, чтобы меня приняли сестрой милосердия.

— Как это, сестрой милосердия? Почему…

— Капа, я все решила и не смей меня отговаривать! Идет война, и я не могу и не хочу оставаться в стороне.

— Правильно, Мила! — закричал Сережа, — я тоже хочу пойти служить. Я подам прошение, чтобы меня приняли на флот!

— И этот туда же, — потрясенно прошептала мадам Егорова, — вы что сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?

— Ну что ты, Капочка, — кинулась к ней сестра, — я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же, ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…

— Который тоже собрался служить!

— Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.

— А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика одетого в морскую форму, и он был на службе.

— Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.

— Но я видел!

Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы, на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом [50]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.

— Видишь ли, дорогая, — промямлил он несмело глядя на супругу, — меня некоторым образом призвали на службу.

— Папочка, — восторженно воскликнул Сережа, — так ты теперь офицер?

— Ну, не совсем… волонтер Квантунской дружины.

— Держите меня, — прошептала мадам Егорова и упала в обморок.

Жизнь Алеши очередной раз переменилась. На другой день он сдал «Боярина» новому командиру, капитану второго ранга светлейшему князю Ливену. Офицеры в последний раз пригласили его как командира в кают-компанию. По обычаю налили, чокнулись…

— Благодарю за службу, господа офицеры, — немного дрогнувшим голосом проговорил великий князь. — Что же, каждому свое, вам воевать, а мне перекладывать бумажки. Не поминайте лихом!

— Для нас было честью, служить под вашим командованием, — громко заявил державшийся до поры в стороне Никитин.

— А для меня, командовать вами, господа.

Прощальное построение команды, традиционный поцелуй с боцманом…

— Спасибо за службу, братцы! Дай вам бог воинской удачи, да моряцкого счастья.

— Рады стараться! Покорнейше благодарим!

Уже когда было садиться в катер, к Алеше подошел Семенов и сказал на прощание.

— А всё же, в первый бой нас повели вы, Алексей Михайлович. Да какой бой!

— Дело и впрямь получилось жаркое, — скупо улыбнулся он, — надеюсь, вас всех достойно наградят.

— Жаль что уходите, вот ей богу, еще немножечко покомандовали бы, так был бы у «Боярина» георгиевский флаг [51]!

Впрочем, насчет бумаг великий князь погорячился. Конечно, канцелярской работы хватало, но хватало так же и живого дела. Первым поручением Алексею Михайловичу было устройство береговых батарей на мысе Ляотешань. Собственно оно уже началось, готовились позиции для двадцативосьмисантиметровых пушек, и плюсом к тому планировалось установить два шестидюймовых орудия снятых с «Ретвизана». Алеша решительно воспротивился разоружению боевого корабля и предложил простой и остроумный выход. На Ляотешане было устроено несколько командных пунктов с дальномерами соединенных телефонными линиями друг с другом и специально поднятым воздушным шаром. Прилегающая акватория была поделена на квадраты, и корректировщикам оставалось лишь сообщить, где именно находится вражеский корабль. Обычно японцы уходили восвояси, как только рядом начинали подниматься всплески от русских снарядов.

Следом за обустройством наблюдательных пунктов и артиллерийских батарей, на Алешу, нежданно-негаданно свалилось новое дело. Именным императорским указом город-порт Дальний был выведен из юрисдикции КВЖД и передан в главное управление портов Российской Империи. Управлял этим недавно организованным учреждением брат нашего героя великий князь Александр Михайлович и первое что он сделал, получив на руки рескрипт, это назначил нового начальника Дальнего. Им стал двадцатидевятилетний капитан второго ранга Романов А.М.

Первое появление великого князя в новом качестве вызвало среди чиновников КВЖД панику. Слишком памятен им, был последний визит нашего героя во главе полуроты вооруженных матросов. На сей раз свита у Алеши была несколько меньше, но не менее грозная. Вместе с ним прибыл начальник местного жандармского управления князь Микеладзе с парой своих подчиненных, а также порт-артурский градоначальник подполковник Вершинин.

«Императорский указ, это не тот документ какой можно оспорить, а великий князь не тот человек, которого легко выжить, саботируя его распоряжения. Нет саботировать то конечно можно, но так скорее себе формуляр испортишь, потому как, лица императорской фамилии виноватыми все равно не оказываются». Примерно так размышляли поначалу чиновники, узнав о внезапных переменах в их жизни. Но, как ни странно, Алеше удалось с ними сработаться. Первым делом он объявил, что все его новые подчиненные останутся служить на своих местах. Затем назначил себе товарищем [52] инженера Сахарова, когда-то построившего и город и порт. Тот взял на себя руководство городом и конторами, а великий князь вплотную занялся портом и особенно мастерскими.