Проект "Плеяда" 2.0 (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 31

Ближе к вечеру на реке стало появляться все больше кораблей под флагом Амурского войска, а когда почти стемнело и на другом берегу реки засветились огни города — видимо той самой Зеи — по реке прошел военный катер под знаменем Восходящего Солнца.

— В лес, быстро! — прошипела Алиса, больно вцепившись ногтями в руку Наташи. Та опустила голову, скрывая злорадство при виде явного страха на лице коммунистки. Иных причин для радости у девушки не нашлось — теперь ее уводили от реки. Высокие холмы по левому берегу постепенно переходили в горы хребта Тукурингра, поросшие лиственницей, черной березой и монгольским дубом. Под одним из таких деревьев они и заночевали. Наташу сторожили по очереди, давая выспаться только одному из ее конвоиров. Сама девушка почти не сомкнула глаз — ей было слишком холодно и страшно.

Утром они вновь двинулись в путь.

Дорога оказалась не из легких: приходилось то карабкаться вверх, продираясь сквозь заросли рябинника, смородины и спиреи, то спускаться в долины небольших рек. Порой межгорные впадины разрастались в заболоченные равнины-мари, где приходилось идти с большой осторожностью, чтобы не провалится в трясину обманчиво прикрытую зеленым ковром из мхов. С поваленных лиственничных стволов прыгали большие серые лягушки с кроваво-красными пятнами на животе, переползали ящерицы и углозубы, бесшумно струились болотные змеи. А после марей приходилось опять карабкаться в горы. За все время перехода они останавливались только трижды — перевести дух, перекусить сухим пайком, запивая водой вскипяченной в старом котелке, нашедшемся в одной из сумок.

К вечеру с вершин спустился белесый туман, порой застилавший все так, что Наташа с трудом различала своих пленитилей. Она надеялась, что возможно ей удастся сбежать в этом тумане, однако вокруг было слишком темно и страшно, чтобы у Наташи хватило на это духа. К тому же Алиса, понимая, о чем думает ее пленница, вцепилась в ее руку словно клешней, время от времени тыкая в бок пистолетом.

Перевалив через очередную, особенно высокую гору, трое сотрудников НКВД и бывшая советская докторша спустились к широкой реке, текущей откуда-то с гор. Из разговоров Наташа поняла, что это и есть неоднократно упоминавшийся Гилюй. Горная река шумела на перекатах и порогах, где-то внизу впадая в Зею. Николай принялся разжигать костер из вынесенного на берег топляка, а Петр и Алиса стояли на берегу. Наташе было позволено сесть и едва ее ноги коснулись земли, она без сил повалилась в густую траву.

Проснулась Наташа от двух вещей: во-первых, продрогнув до костей — пусть кто-то и заботливо перенес ценную пленницу поближе к затухающему костру. Во-вторых, вокруг находилось явно больше людей, чем трое: сквозь шум реки пробивались разные голоса, мужские и женские, трава шуршала от шагов множества ног.

— Говоришь, Семен, Зея на ушах стоит? — послышался голос Алисы.

— Спрашиваешь, — откликнулся незнакомый мужской голос, — две японские роты и казачий полк нагнали. Велят никого не впускать, не выпускать, розыск объявили. И приметы называют — особенно хорошо девку эту расписывают. И не только военные там, но и охранка японская, Кэмпэйтай — Шурыгина уже взяли. Вовремя вы мимо Зеи проскочили.

Наташа открыла глаза и увидела, что помимо ее вчерашних спутников ее окружают не меньше десяти мужчин, обвешанных оружием с ног до головы. Большинство было русскими или по-крайней мере славянами, — пару раз ухо Наташи уловило украинский говор. Но были тут и двое китайцев и один эвенк, разделывавший у костра тушу какого-то животного. В отличие от своих спутников одетых в разные вариации советской формы, на таежный абориген носил традиционный летний халат из черного сукна.

«Повстанцы!» — мелькнуло в голове у Наташи. Она знала, что Зея и Тында считались крайними форпостами, где японцы чувствовали себя более-менее уверенно. Дальше на север начинались горы, представлявшие собой своеобразную «подушку безопасности» пролегшую от Зеи до Алдана за которым начинался советский «Якутский фронт». Собственно фронтом это называлось чисто формально — у Советов, ведущих тяжелые бои по всей Евразии, не было возможности держать здесь сколь-нибудь крупные силы. Впрочем, и японцы с канадцами не горели желанием наступать за Становой хребет и дальше в якутскую тайгу, так что установилось некоторое позиционное затишье. Орудовали тут в основном бесчисленные отряды «красных партизан» с которыми с переменным успехом боролись японские и казачьи каратели.

Алиса стояла у потухшего костра, разговаривая с рослым чернобородым мужиком, в потрепанной гимнастерке и таких же штанах. Куда лучше выглядела перекинутая через плечо новенькая — явно трофейная — английская винтовка. Рядом с ним стояла женщина, вернее даже девушка — единственная женщина из вновь прибывших. Высокая, стройная, с длинной черной косой, девушка была, похоже, даже младше Наташи. Узкие темные глаза и высокие скулы выдавали китаянку или кореянку, хотя чистокровной азиаткой она не выглядела — кто-то из ее предков явно был славянином.

Почувствовав, что блондинка смотрит на нее, полукровка подняла глаза и у Наташи невольно прошел мороз по коже. Этот взгляд — холодно-бесстрастный, как бы «пустой» был пострашнее фанатизма Алисы или откровенной ненависти капитана Шурыгина. Те, при всем своем отношении, все же видели в ней человека. В этих же узких глазах читалась холодная злоба, отрешенная от всего человеческого вообще.

— Так, когда нам ждать япошек? — спрашивала Алиса у бородатого мужика.

— Не позже полудня, — пожал плечами тот, — хорошо еще, что пока самолетов не появилось. Тутумэ, — бородатый Семен кивнул в сторону эвенка, — был недавно у Бомнака, говорит — эвенки больше партизан не потерпят. Говорят, что от нас все беды — пустишь на постой, а потом японцы деревни жгут. И еще, якобы объедаем мы их сволочей и оружие плохое даем — канадцы, мол, щедрее гораздо.

— Ясно, — скрипнула зубами Алиса, — значит надо уходить.

— Да, — кивнул Семен, — и поскорее, к Становому хребту. Там вроде пока еще тихо, до аэропорта они не добрались. Поедим, — он кивнул в сторону эвенка насаживающего на деревянные вертела куски капающего кровью мяса, — и пора сматываться.

— Хорошо, — ответила Алиса, — но…пара часов же у нас есть? Я тут хочу наконец с нашей барышней поговорить — она, похоже, не поняла еще, что с ней не шутят. Да и бойцам полезно будет послушать, о чем она поет.

— Если только в темпе, — усмехнулся Семен, — у нас Сун по таким вещам специалистка.

Он кивнул узкоглазой девице и та, не меняя каменного выражения лица, поднялась на ноги, бросив на Наташу еще один взгляд от которого у девушки неприятно засосало под ложечкой. Не говоря ни слова, Сун зашагала вдоль реки, внимательно вглядываясь в доходивший до пояса папоротник.

— Ее отец — китайский коммунист, а мать советская девушка, комсомолка, — пояснил командир красных партизан, — отец и муж Сун были в Нанкине во время резни, — он улыбнулся, видя как бледнеет Наташа, — понимаешь да? К японским прихвостням у нее особая любовь. И олень, как нарочно, убит тот, что надо — важенка на сносях. Молока полное вымя. Эй, Тутумэ, — повстанец кинул эвенку несколько слов и тот, обернувшись, заулыбался во весь щербатый рот. Несколько ловких взмахов ножом и он шагнул вперед держа в руках влажно поблёскивающий ком плоти, капающий кровью и какой-то белой жидкостью. Наташа поняла, что это такое и тошнота подступила к ее горлу.