- любовь (ЛП) - Ким Холден. Страница 25

И чувствую, как у меня внутри все умирает и увядает.

Эмоции, органы, мысли, воспоминания, надежды — все. Как лист, который гибнет без воды и света, они сворачиваются и морщатся причудливым образом, превращаясь в нечто неузнаваемое.

Домой я иду пешком, частично потому, что боюсь ехать за рулем и подвергать опасности других, — я в бешенстве — а частично потому, что хочу наказать себя. Я хочу, чтобы мое тело вынуждено было делать то, против чего восстает. Хочу, чтобы мои мышцы напрягались, а ноги протестовали. Хочу, чтобы в голове раздавался яростный стук. Мне нужно с чем-то или кем-то бороться, а так как я сейчас один, то борюсь с самим собой.

Проверив комод и обнаружив, что в нем нет никакой травки, я хватаю с дивана игрушечного кота Киры и направляюсь на почту в трех кварталах от дома. Даже с тростью, я падаю два раза. У меня на коленке дыра, но мне наплевать. Я надел эти брюки сегодня на встречу только потому, что они консервативные и выглядят как одежда для среднего класса, что должно было дать мне дополнительные очки. Но не дало. Ладонь левой руки кровоточит от столкновения с грубой поверхностью асфальта. Но мне удается отправить Огурчика экспресс-почтой за пять минутой до закрытия.

А потом я выхожу, сажусь на лавочку и встаю с нее только когда начинает садиться солнце.

По пути домой захожу в магазин и под влиянием душераздирающего гнева покупаю презервативы, вяленую говядину и бутылку дешевого вина. Засовываю бутылку в карман и с яростью вгрызаюсь зубами в мясо.

Когда я поворачиваю к своему дому, у меня болит все тело и я не в силах подниматься по лестнице. Я слишком устал, поэтому сажусь под деревом и опустошаю бутылку вина. А потом засыпаю, как настоящий пьяница, на земле, под сенью матушки-природы. Надеюсь, частный детектив все еще следит за мной, потому что сегодня я устраиваю целое шоу. Перед тем как заснуть, я поднимаю руку и показываю средний палец на случай, если у меня есть нежеланная публика.

Меня будит звук скутера Фейт, который останавливается возле ее квартиры. Когда она заглушает двигатель, сразу становится тихо. Я слышу звон ключей, после чего открывается и закрывается дверь.

Я с трудом встаю на ноги. От спиртного у меня кружится голова, а ноги будто сделаны из свинца.

Медленно иду к ее двери.

Неуклюже стучусь.

Фейт открывает дверь в своей ужасной футболке «Барбекью у Рика» и я моментально восхищаюсь тем, какая она красивая, а потом вспоминаю, что должен ненавидеть ее за то, что мне сегодня вручили награду «Самый дерьмовый отец года».

— Шеймус, что с тобой не так?

— Все, — бурчу я и, спотыкаясь, захожу во внутрь. — Задвинь шторы.

Она закрывает дверь и задвигает шторы, а потом внимательно смотрит на меня. Фейт живет в студии. Это просто одна комната, где негде даже сесть, кроме как на матрас на полу, на котором лежит одеяло и подушка. Я поворачиваюсь и пронзаю ее взглядом, вспоминая почему нахожусь здесь.

— Ты проститутка?

Фейт, прищурившись, смотрит на меня, но шок в ее глазах говорит сам за себя. Она невиновна.

— Нет. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?

Я раздраженно сжимаю переносицу; во мне поднимается злость.

— А ты когда-нибудь занималась проституцией? Брала деньги за секс? Умоляю, будь сейчас со мной откровенной, Фейт. От твоего ответа зависит состояние моего рассудка.

Она качает головой и встает прямо передо мной.

— Нет. Что происходит, Шеймус?

Я верю ей. Она всего лишь еще одна пешка в шахматной игре Миранды. Вся враждебность, которую я к ней испытывал, исчезает, но гнев все еще бурлит во мне, как вулкан, который вот-вот извергнется.

Я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по ее щеке. Легкое прикосновение, когда испытываешь злость, требует большого напряжения. Крушение вещей способно облегчить стресс и страх, а нежность только раздражает их. Добравшись до ее рта, я усиливаю давление большого пальца. Под моим прикосновением у нее оттягивается нижняя губа.

— Шеймус? — шепчет она мое имя. Фейт тяжело дышит: то ли от страха, то ли потому, что ее охватывает страсть. Сейчас я не в том состоянии, чтобы определить это точно.

Я прижимаюсь к ее лбу своим и, опустив ладони на шею, нежно ласкаю эту часть тела.

Фейт кладет ладони мне на грудь. Она не отталкивает меня, а разводит пальцы и потом с силой сжимает их. Она повторяет это движение снова и снова, как человек, который сдерживает себя, пока ему не дадут разрешение.

— Мне нужно забыть обо всем на несколько часов, Фейт. Заставь меня забыть кто я есть.

Я вижу вспышку понимания в ее глазах. Проявление грусти и печали. Сочувствия. Согласия. Битву собственных демонов. Ей тоже это нужно.

Наши губы обрушиваются друг на друга. В этом союзе сквозит такое отчаяние, что поцелуй становится невозможным. Это скорее борьба за то, чтобы ослабить боль и одновременно успокоить ее. Нет никакой нежности. Только пиршество укусов и засосов.

В попытке быстро снять рубашку, отрываются пуговицы. Звук расстегиваемой ширинки кажется выстрелом в тихой маленькой комнате.

— Ненавижу эту футболку. Она ужасная, — говорю я, срывая ее через голову.

— А я ненавижу эти брюки. Они такие скучные, — парирует Фейт, сдергивая с меня одним движением и до самых лодыжек боксеры и брюки.

Наступает временное перемирие, и мы стоим, осматривая друг друга с ног до головы. На ней не было трусиков. Мы оба обнажены — как физически, так и эмоционально.

— Я ненавижу ее, — шепчу я.

— Я знаю, — отвечает Фейт, добровольно впитывая в себя яд.

— Мне нужно выплеснуть эту ненависть. Ее так много, что я не могу дышать. — Моя ненависть и злость настолько сильны, что, клянусь, я даже вижу, чувствую и ощущаю их запах. Это сводит меня с ума.

— Отдай мне свою ненависть, Шеймус, — тихо произносит она. — А я отдам тебе свою.

— Согласен, — шепчу я ей в губы.

И мы снова набрасываемся друг на друга. Нет никакого обмена эмоциями, никакой очередности. Мы просто два человека, которые соперничают за собственное телесное удовольствие. Вино раскрепостило меня, и я чувствую себя другим человеком. Мы кормим и кормимся друг от друга. Мой рот прокладывает себе путь к ее груди. Ее зубы покусывают мое ухо. Мои руки движутся по ее телу так, будто пытаются запомнить дорогу к Земле обетованной. Она изучила каждый сантиметр моего тела выше талии, а сейчас крепко сжимает меня ниже пояса. Все закончится так же, как если выдернуть чеку из гранаты — одним гигантским взрывом.

— Мне нужно лечь. — Мне тяжело стоять, а то, что происходит между нами делает все только хуже.

Я хватаю с пола брюки, вытаскиваю из кармана упаковку презервативов и открываю ее. Вытягиваю из пачки один пакетик и бросаю коробку на пол, а потом направляюсь к ее постели на полу.

Я лежу на спине, а она сворачивается рядом со мной и сосредоточенно наблюдает за тем, как я разрываю пакетик и одеваю презерватив. Когда я поворачиваюсь на бок, Фейт крепко прижимается ко мне. Ее глаза и пальцы медленно и нежно скользят по моему лицу. Та животная страсть, которая была между нами до этого момента просто превратилась в близость. Близость управляет моей ненавистью, берет ее под контроль и разбавляет природной добротой Фейт. И все, что остается — это потребность излить свою любовь в эту женщину. Потребность показать ей какой она заслуживает любви.

***

За шестьдесят минут, которые следуют после этого, я узнаю кое-что важное.

Любовь — это совместный акт.

То, как наши тела и мысли сплетались, чтобы доставить друг другу удовольствие — было актом любви. Я в полном блаженстве лежу под Фейт; ее тело все еще дрожит от взрыва эмоций, а мое расслаблено после оргазма, который я получил всего пару секунд назад.

Поцелуи.

Бережное внимание.

Связь.

Слова.

Темп.

Тихие заверения.

Ритм.

Оргазм.

Каждая деталь была актом любви.

Никто и никогда не дарил мне ничего подобного.

Никому и никогда не дарил подобного и я.