- любовь (ЛП) - Ким Холден. Страница 4

— Хорошо.

— Если будут вопросы по поводу квартиры, я в магазине. — Миссис Липоковски смотрит на мою дочь и говорит:

— Кира, ты тоже спускайся, и я угощу тебя солеными огурчиками.

Кира, при упоминании ее имени и соленых огурчиков, мгновенно навострила уши. Это ее любимая еда, за которой следует телевизор и коты.

— Пять ломтиков? — возбужденно спрашивает она.

Миссис Л. Кивает.

— Пять ломтиков для пятилетней девочки.

Кира встает на диван и торжествующе вскидывает вверх руки, продолжая сжимать пульт и кота Огурчика.

— Ура!

— Привет, мальчики, — произносит миссис Липоковски, привлекая мое внимание к входной двери, в которую входит Кай с коробкой в руке и Рори.

— Здравствуйте, миссис Липоковски, — вежливо отвечает Кай.

— Привет, миссис Липоковски, — говорит Рори с безупречным британским акцентом. Месяц назад он открыл для себя Гарри Поттера и доктора Кто и сразу же влюбился во все британское. Его акцент поначалу напоминал смесь псевдо-австралийско-английских звуков, но в удивительное короткое время трансформировался в идентичный произношению Шерлока Холмса. Иногда, общаясь с ним, я даже забываю, что мой маленький мальчик вовсе не Бенедикт Камбербэтч.

Миссис Л. Одобрительно улыбается мне.

— Ты хорошо справляешься, Шеймус. Вы все очень сильные. — У нее нет детей, но по тому, как она смотрит на моих, я понимаю, что к этому приложила руку изменчивая судьба, а не она с мужем.

— Спасибо, — отвечаю я, радуясь в душе этому комплименту. Дети — это моя гордость и радость. Я люблю и поощряю их индивидуальность. Это одна из вещей, на которую у нас с Мирандой были разные взгляды. Ей нравится однотипность. Мне нет.

— Всем пока. Увидимся за обедом. Сэндвичи с меня, Шеймус.

В любое другое время я бы стал спорить и отказываться от такого великодушного жеста, потому что моя гордость не может принять благотворительность. Но дома совершенно нет еды, кроме полупустой упаковки сметаны, луковых чипсов и теплой бутылки «Санни Ди». К тому же, мне нужны деньги, чтобы сходить в магазин после обеда.

— Спасибо. Тогда скоро увидимся, — отвечаю я. Это выходит у меня неловко и немного с вызовом.

Как только она ступает на коврик, мои мысли возвращаются к квартирам на первом этаже и опущенным шторам. Я начинаю говорить, даже не успев сформулировать в голове вопрос. Обычно я думаю перед тем, как открыть рот; осторожно подбираю слова, потому что годы работы с подростками научили меня, что лучше всего не говорить первое, что приходит на ум.

— Кто живет внизу? Семьи? С детьми? Женатые? Одиночки? — На последнем слове у меня краснеют щеки, и я замолкаю, потому что, скорее всего, произнес его с каким-то отчаянием и крайней нуждой. Но я не испытываю ни того, ни другого. Не знаю, смогу ли я снова с кем-то встречаться. Развод сокрушил меня. Мое сердце, возможно, никогда больше не доверится так, чтобы влюбиться во второй раз. Помните, что я говорил раньше по поводу горечи? Горечь — практически мое второе имя. Наверное, мне стоит отзываться на Горечь, а не на Шеймус, подражая Принсу и Бейонсе. Одно содержательное имя — просто Горечь.

На ее лице расползается явно нахальная улыбка, она видит в этом мольбу о женщине, а не обычный вопрос, заданный из желания устроить социальную жизнь детей, а не свою.

— Две одинокие женщины. Фейт из второй квартиры — беззаботная молодая леди. Она очень энергична и у нее доброе сердце. А Хоуп из первой… — пытается подобрать правильные слова миссис Л., — ведет немного затворнический образ жизни. Она старше тебя и редко выходит на улицу. Зато она тихая, как церковная мышь, ты даже и не заметишь, что она тут живет.

Я застопорился на их именах — Фейт и Хоуп — Вера и Надежда. Это больше не имена, а понятия, которые были мне незнакомы в последние месяцы. Понятия, которые поджали хвосты между ног и дали деру, как только горечь, как ураган, стала сметать все на своем пути.

Поняв, что не дождется от меня ответа, миссис Л. вежливо машет на прощание рукой и спускается по лестнице.

— Пока, Шеймус, — кричит она.

— До свидания, — отвечаю я, раздраженный своей ненамеренной грубостью.

Две секунды спустя Кай закрывает входную дверь и объявляет:

— Давайте распаковывать вещи.

Я киваю, соглашаясь с мини-версией ответственного взрослого, который стоит передо мной.

— Давайте распаковывать вещи.

***

Вечером, после ужина, я оставляю Кая на пару минут за старшего и иду к миссис Л. на чашку чая. Она приоткрывает дверь и выглядывает из нее, а, увидев, что это я, распахивает полностью. Запах, который стоит в квартире, сложно с чем-то спутать.

— Здравствуйте, миссис Л, я хотел бы воспользоваться вашим предложением и попросить чашечку чая. Можно просто налить в кружку, и я выпью его дома. Не хочу оставлять детей надолго одних. — Я все еще стою за дверью, на коврике, и вижу свое окно и входную дверь.

— Конечно, — говорит она. — Подержи вот это, а я пока возьму чашку.

С этими словами она вручает мне косяк и уходит на кухню.

— Черт, — ворчу я, пытаясь понять, что делать с этой контрабандой. Захожу внутрь, чтобы не стоять в проходе, где меня легко увидеть. Мистер Липоковски лежит на диване и смотрит местные новости. Он выглядит очень расслабленным, наверное, так они отдыхают. «О вкусах не спорят», — думаю я про себя.

Миссис Л. возвращается меньше, чем через минуту и обменивает косяк на кружку чая.

— Спасибо, миссис Л.

— Всегда пожалуйста, Шеймус. Надеюсь, тебе понравится. — Она показывает мне знак «мир» ⁴и закрывает дверь.

Глава 5

Подарок на новоселье

Шеймус

Настоящее

— Черт возьми, кто съел все хлопья?

— Следи за языком, Рори, — напоминаю я ему, а мысленно говорю себе: «Только не смейся. Только не смейся».

Он трясет над тарелкой пустую коробку, но все, что из нее вылетает — это крупинки зерен и сахарная пудра. Рори смотрит на меня, не веря своим глазам.

— Прости, дружище. Твоя сестра съела остатки за завтраком, пока смотрела телевизор. Хлопья — один из немногих продуктов, которые употребляет Кира. Помимо этого, в список входят макароны с сыром, соленые огурчики, бананы, хот-доги и сэндвичи с болонской колбаской.

Он бурчит что-то себе под нос, подходит к мусорному ведру и с трагичным выражением лица выбрасывает в него коробку. А потом поворачивается ко мне и говорит:

— Это отстой.

Не знаю, к чему конкретно относятся его слова: к ситуации в целом или к коробке в мусорном ведре, но, тем не менее, киваю головой, соглашаясь с ним.

Он кивает мне в ответ, явно польщенный моей солидарностью, и берет два кусочка хлеба, чтобы сделать на завтрак тосты.

Неожиданно кто-то стучится в дверь. Это не обычный стук костяшками пальцев, а целая последовательность ударов различной продолжительности и интенсивности. Звук настолько странный, что я не тороплюсь открывать дверь. Интересно, это своеобразная просьба войти в квартиру или азбука Морзе? Наконец, я прихожу в себя и иду встречать гостя.

Незнакомка, которая стоит передо мной, одета в белый топ без лямок с большим красным сердцем на нем и поношенные джинсовые шорты. У нее длинные дреды различных оттенков синего, зеленого и фиолетового. Это смотрится настолько ярко, что ей могла бы позавидовать радуга. Моей первой реакцией было мгновенное стопроцентное мужское одобрение. Она привлекает внимание — лицо ангела с удивительно пропорциональным телом. Девушка протягивает руку, будто предлагает мне ее пожать, но потом я замечаю, что она держит в ней манго.

— Доброе утро, сосед.

Я перевожу взгляд с манго на ее искрящиеся голубые глаза и прихожу в себя после неожиданного появления этой богини.

— Доброе утро.

Она улыбается, что делает ее еще моложе. Невиннее. Дружелюбнее. Я переключаюсь с режима «мужчины, восхищающегося женщиной» на режим «сосед, приветствующий соседку».