- любовь (ЛП) - Ким Холден. Страница 50
— Так оно и было. Каждый раз. Видеть, как они делают первый вздох. Слышать их первый крик. Смотреть в их прекрасные лица. Пересчитывать пальчики на руках и ногах. Это было захватывающе прекрасно. Дети сразу запечатлеваются в душе.
Хоуп хлюпает носом. Ее глаза полны слез счастья.
— Это было похоже на надежду. — Я никогда не видел у нее подобных эмоций. Обычно она безразлична или мыслями где-то в своем мире.
Я не знаю, утверждение это или вопрос, но соглашаюсь. Потому что это правда.
— Это было похоже на надежду.
Фейт с улыбкой смотрит на меня.
— Думаешь, моя мама чувствовала тоже самое, когда родила меня? — Она выглядит довольной. Либо решила прекратить поиски матери, либо продолжает их, но не с таким отчаянием, как раньше.
— Уверен, что да. — Я действительно так думаю. Фейт обладает невероятной энергетикой. Мне кажется, что, когда она появилась на свет, сразу стало понятно, что этот ребенок — особенный.
Фейт
Неожиданно Хоуп вскакивает с кресла и тянет меня за руку.
— Пошли. Я хочу показать тебе кое-что.
— Хорошо. — Я встаю и выхожу следом за ней из комнаты ожидания.
Мы заходим в лифт, и она нажимает на кнопку четвертого этажа. Двери открываются, и нас приветствует улыбкой медсестра-регистратор.
—Доброе утро. Вы хотите узнать номер палаты?
Я ничего не понимаю, поэтому смотрю на Хоуп.
Она пытается улыбнуться женщине, но счастливые слезы в ее глазах сменила грусть.
– Палата номер четыреста.
Медсестра подвигает к нам планшет.
—Отметьтесь, пожалуйста. И мне нужно будет увидеть ваши удостоверения личности.
Я вписываю свое имя и уже собираюсь приступать к имени Хоуп, но она вытаскивает удостоверение личности и кладет его передо мной. На нем написано Джейн Мари Мартин. Женщина проверяет документы и пропускает нас в отделение.
— Тебя зовут Джейн?
Она останавливается и смотрит на меня. Порой Хоуп начинает рассказывать свои истории внезапно. И так дотошно, будто мне интересна каждая деталь ее жизни. Это одна из таких историй.
— Когда мне было восемнадцать лет, мама вышла замуж за Джонаса. Джонас переехал в дом мамы и сказал, что я не могу с ними жить. Мама знала женщину, миссис Липоковски, у которой была квартира. Миссис Липоковски была очень хорошей и дала мне работу. Но я не справлялась с ней, поэтому она заполнила какие-то бумаги за меня, и я стала каждый месяц получать деньги по почте. Она сказала, что это называется «пособие». Миссис Липоковски забирает из него немного за аренду, а на оставшиеся деньги я покупаю еду. Она очень добра ко мне. Жаль, что мама была не такая. Когда мне исполнилось двадцать лет, я сказала ей, что мне не нравится мое имя. Что Хоуп звучит лучше. И миссис Липоковски ответила, что я могу выбрать любое имя, которое мне нравится. С тех пор я называю себя Хоуп. Это особенное имя.
—А куда мы идем, Хоуп? — Я начинаю нервничать. Не знаю почему, но слезы, которые катятся по ее щекам, приводят меня в замешательство.
Она молча берет меня за руку и ведет к палате номер четыреста. Мы медленно приближаемся к открытой двери и заходим внутрь. На кровати спит женщина.
Я начинаю отступать назад, чтобы не потревожить пациентку, но Хоуп удерживает меня.
— Ты знаешь ее? — шепчу я.
Хоуп качает головой, даже не оглянувшись на меня.
— Нет, — тихо отвечает она.
— Тогда зачем мы здесь? — Я задаю этот вопрос, но уже знаю ответ на него. Я чувствую его в ее прикосновении.
Надежда.
Оно похоже на надежду.
ГЛАВА 61
У меня хорошо получается хранить секреты
Джейн
Флэшбек
— Ты хорошенькая.
Хорошенькая.
Я часто это слышу.
Иногда это говорят по-доброму, и я радуюсь.
«Ну разве она не хорошенькая?» или «Какая хорошенькая, вся в маму».
А иногда, когда эти слова произносит мама, даже несмотря на то, что она широко улыбается, мне становится грустно.
«Ум нужен только тогда, когда нет красоты, Джейн» или «Просто улыбайся и молчи, Джейн».
Моя мама настоящая красавица. Мужчины постоянно твердят ей об этом.
Но когда Дэн говорит, что я хорошенькая, у меня в груди будто жужжат пчелы, громко и щекотно. И краснеют щеки, словно я провела на улице весь день, бегая за стрекозами. Мне хочется рассказать ему о пчелах и стрекозах, но я молчу. А вместо этого, просто улыбаюсь, потому что так велит делать мама, и благодарю его, так как мама твердит, что, если кто-то говорит тебе приятное, нужно обязательно благодарить. Как на день рождения, когда я получаю подарки. Комплименты ведь тоже подарки. По правде сказать, я не понимаю, что это значит, но делаю, как она просит.
Дэн широко улыбается. И в груди снова начинают жужжать пчелы. Я вижу все его зубы и начинаю мысленно пересчитывать их. Один. Два. Три. Четыре. Пять.
Но внезапно он спрашивает:
— Когда твоя мама возвращается с работы, Джейн?
— Моя мама работает в банке. Она считает деньги и возвращается домой в пять часов.
Дэн снова улыбается, и я вновь считаю его зубы, начиная с шестого. Семь. Восемь.
— Давай посмотрим телевизор?
Мы сидим на диване: я на одном конце, а он на другом.
И смотрим фильм. Я уже видела его. Он смешной.
Дэн много смеется. Мне нравится это. У него закрываются глаза, а лицо становится дружелюбным. У меня никогда не было друзей. Мама говорит, что они мне не нужны. Но я хочу хотя бы одного.
— Хочешь леденец?
Мы сосем леденцы. Он придвигается ближе и садится рядом со мной.
Фильм мы досматриваем, держась за руки.
Я видела, как мама улыбается, когда мужчины держат ее за руку. Она выглядела очень счастливой и красивой. Мне кажется, что я знаю почему. «Потому что пчелы жужжат не только у меня в груди, но и в голове». Это так смешно и приятно. У меня уже болят щеки от улыбок, но я не могу ничего с собой поделать.
В четыре сорок пять он говорит:
— Мне пора.
— Хорошо, — отвечаю я. Пчелы превращаются в гориллу, которая крепко сжимает мою грудь. Так же я чувствовала себя, когда мама возвращалась с работы, и бабушка Тресса уходила домой. Я не хотела, чтобы она оставляла меня.
— Увидимся завтра в школе, Джейн.
— Хорошо. — Горилла больше не сжимает грудь. И мне не грустно, потому что завтра я снова увижу его в школе.
***
Среда мой любимый день недели, потому что Дэн провожает меня домой.
Он задает мне вопросы.
— Ты переехала сюда недавно, Джейн?
— Нет, я живу здесь всю свою жизнь, — говорю я ему. — Просто раньше не ходила в школу. — Бабушка Тресса учила меня на дому. Мама говорит, что школьная система находится в руках дьявола и они учат только лжи и пакостям. Не знаю, что она имеет этим в виду. Но бабушка умерла прошлым летом, и теперь я хожу в настоящую школу. Потому что маме нужно работать в банке весь день.
— Ну и как? Тебе нравится в школе? — спрашивает он. Его улыбка вызывает во мне желание ответить утвердительно, хотя это и не так.
— Да, — произношу я. Но дети очень жестокие. Они обзывают меня разными словами, например, «дебилка». Мне становится грустно от этого. Но Дэн делает меня счастливой, поэтому я добавляю: — Ты мне нравишься. Ты очень добр ко мне.
Он улыбается так широко, что я могу пересчитать все его зубы.
Мы заходим домой и садимся рядом на диван. Я собираюсь включить телевизор, но он внезапно целует меня. Я не знаю, что делать, но Дэн говорит:
— Просто расслабься, Джейн, и делай тоже, что и я. — Я расслабляюсь и делаю тоже, что и он. Пчелы перестают жужжать, а внизу живота все скручивается, но не так, как при тошноте. Это очень приятно, как будто что-то барахтается и щекочет в нижней части тела.
Нам не хватает времени на леденцы.
Когда он уходит, мои губы выглядят опухшими, а в животе довольно урчит. Мне хочется, чтобы Дэн снова поцеловал меня.
***
Я едва дождалась среды.
Дэн провожает меня домой.