Космическая Лапа - Диксон Гордон Руперт. Страница 7

— Сделаю что? — ошеломление спросил Билл.

— Вызовешь его на поединок, конечно! — бросила Красотка, поворачиваясь и открывая дверь на улицу. — Естественно, он не отдаст тебе Грязные Зубы, пока ты не сразишься с ним за нее и не победишь, как сделал Пол-Пинты с тем горцем, который сбежал с женщиной-Коротышкой. Так что отправляйся лучше в долину и сделай это. Я достаточно долго ждала Костолома, и совершенно ясно, что во всей округе больше нет никого с достаточно крепкими нервами, чтобы справиться с ним.

Она вышла, захлопнув за собой дверь.

Мгновение спустя дверь открылась снова, и она сунула нос внутрь.

— Не беспокойся, что застанешь его не в духе, перед тем как вызвать на поединок, — добавила Красотка. — Он уже знает, зачем ты придешь. Несколько дней назад я сообщила ему, чтобы он ждал тебя.

4

Нос Красотки исчез. Дверь снова захлопнулась. Билл уставился на нее; в голове у него творилось нечто неописуемое. Чего он в любом случае не собирался делать, так это вызывать на поединок вожака разбойников, или кем бы он ни был, вроде тех, от кого он убежал и скрылся во дворе Жестяного Уха.

— Что ж, как видишь, — пробасил позади него Холмотоп. Билл обернулся, чтобы взглянуть на почтальона, и Холмотоп кивнул в сторону закрытой двери: — Она сумасшедшая, словно весенняя гроза. А с отцом, который больше думает о собственном брюхе, чем о собственной дочери, она скорее проникнется этими сумасшедшими идеями Коротышек...

Он замолчал, виновато глядя на Билла.

— Конечно, я ничем не хотел тебя обидеть, Кирка-Лопата, — прогремел он. — Что касается идей Красотки...

— Погоди минуту, — поспешно прервал его Билл. — Разве жители деревни не могут собраться и помочь кому-то вроде Жестяного Уха...

— Мог бы и сам догадаться! — возмущенно сказал Холмотоп. — Действительно, если сосед взывает о помощи, ты можешь протянуть ему руку — когда ты слышишь его зов. Но ввязаться самому и всей своей семьей в кровавую вражду с кем-то, кто тебе вовсе не родственник? Что ж, можно быть достаточно, сумасшедшим для этого. В конце концов, есть уважаемые разбойники. Костолом, пожалуй, принадлежит к таким. Они забирают свою дань из того, что жители Мокрого Носа могут им дать, — они не берут ничего из того, что необходимо местным жителям, чтобы остаться в живых. Если бы они это сделали, жители Мокрого Носа выступили бы против них, временно объявив себя кланом. Мы должны попасть в долину, прежде чем ворота закроются. — Он повернул свои массивные мохнатые плечи к Биллу и присел. — Забирайся, Кирка-Лопата.

Секунду поколебавшись, Билл забрался в седло на спине почтальона. Слушая Красотку, он пришел к выводу, что так или иначе ему не избежать путешествия в долину и разговора с вожаком разбойников. В отсутствие каких-либо распоряжений от начальства у него просто не было выбора. Но он вовсе не собирался вызывать на поединок Костолома, что бы там ни думала Красотка. Что он мог и должен был сделать, так это затянуть переговоры до возвращения Гринтри, максимум на четыре-пять дней.

— Конечно, — неожиданно сказал Холмотоп, когда деревья сомкнулись вокруг них, — теперь понятно, почему Хитрый Учитель не добился особых успехов, пытаясь научить нижнеземельцев пользоваться всеми этими орудиями и штуками, которые привезли вы, Коротышки.

Билл начал уже привыкать к неожиданностям дилбианского мышления. Он сообразил, что Холмотоп продолжает разговор, начатый внутри Представительства после ухода Красотки.

— Почему? — с интересом спросил Билл.

— Потому что нет никакого смысла учить крестьян всем этим новшествам, чтобы они могли выращивать больше еды, — ответил Холмотоп. — Разбойники все равно забирают все излишки. Чем богаче урожай они вырастят, тем больше они будут обеспечивать разбойников.

— Как далеко до долины? — спросил Билл.

— Пара шагов, — лаконично ответил Холмотоп.

Однако «пара шагов» в представлении Холмотопа казалась несколько большим расстоянием, чем можно было предположить человеку. Добрых полчаса Холмотоп быстро шагал по пересеченной местности. Дилбианское солнце почти касалось вершин холмов впереди, когда Холмотоп наконец резко свернул и начал круто спускаться по узкому ущелью, из которого внезапно открылся вид на напоминавшую парк зеленую долину, окруженную отвесными голыми скалами высотой от пятидесяти до ста футов. Покрытая мягким зеленым ковром травы, долина сияла в лучах вечернего солнца, освещавших черные бревенчатые стены строений в ее дальнем конце.

Солнечный свет падал и на сложенную из бревен стену высотой футов в тридцать, примерно в пятидесяти ярдах впереди. Тяжелая деревянная дверь в ней была открыта, а по сторонам ее стояли двое дилбиан, не только вооруженных мечами, которые Билл видел у разбойников на ферме Жестяного Уха, но и с тяжелыми квадратными деревянными щитами на левом плече. В мозгу Билла всплыли слова Красотки о поединке с Костоломом, оставив неприятный осадок.

Холмотоп, однако, явно не испытывал перед ними никакого страха. Приблизившись к воротам, он проревел двоим стражникам:

— А ну, с дороги! У нас дело к Костолому!

Стражники не двинулись с места. Их фигуры ростом в девять футов и весом, вероятно, в три четверти тонны продолжали загораживать дверь. Холмотоп вынужден был остановиться перед ними.

— Отойдите в сторону, я сказал! — рявкнул он.

— Кто это — я? — спросил стражник повыше ростом.

— Я — это я! — прорычал Холмотоп. — Не притворяйтесь, будто не знаете, кто я. Официальный почтальон имеет право входить в любой город, деревню или лагерь! Так что освободите проход и пропустите нас!

— Сейчас ты не почтальон, — возразил тот же дилбианин. — Сейчас ты не более чем обычный горец, который хочет войти в частные владения. Тебя кто-нибудь звал сюда?

— Звал меня? — Голос Холмотопа превратился в яростный рев, и Билл почувствовал, как могучие мускулы дилбианина напряглись. — Это Коротышка Кирка-Лопата, который намерен сразиться с Костоломом, сели это потребуется!

— Он? Сразиться с Костоломом? — Стражник расхохотался. — Хо, хо, хо!

Его напарник присоединился к нему.

— Ты считаешь это забавным? — прорычал Холмотоп. — Сегодня днем ваши друзья-грабители имели весьма глупый вид на ферме у Жестяного Уха. К счастью для них, этим все и кончилось... — Голос Холмотопа приобрел зловещий оттенок. — Помните, что Коротышка, такой же, как и он, победил Ужаса Стремнины!

К удивлению Билла, это напоминание произвело впечатление на стражников. Если Билл не верил, что Коротышка может победить дилбианина, эти двое так не считали. Их смех оборвался, и они бросили тревожный взгляд через плечо Холмотопа на Билла.

— Ха! — сказал один, делая слабую попытку ухмыльнуться. — Ужас Стремнины. Горец!

Билл почувствовал, как седло под ним приподнялось, когда Холмотоп набрал в грудь воздуха. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, стражник внезапно отошел в сторону.

— Впрочем, какая разница? — прорычал он. — Давай пропустим их, Трехпалый. Костолом сам с ними разберется!

— Самое время! — рявкнул Холмотоп.

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, он направился к воротам и мгновение спустя уже шагал по травянистому склону к видневшимся вдали бревенчатым строениям, красным в лучах заходящего солнца.

Когда они подошли ближе, Билл увидел, что строения различны по размеру — нечто вроде лыжной базы с разбросанными вокруг коттеджами для гостей. Главное здание, длинное, одноэтажное, стояло поперек дороги: его большие двойные двери были широко открыты, и за ними скрывалось черное, неосвещенное нутро. Когда Холмотоп приблизился к зданию, Билл почувствовал запах жарившегося мяса и каких-то овощей. Очевидно, наступал ужин, который, как было известно Биллу из гипноинформации, подавался у дилбиан примерно в это время. Холмотоп вошел внутрь и остановился, давая глазам привыкнуть к царившей там темноте.

Глаза Билла тоже привыкали к темноте. Постепенно из мрака возникли очертания длинного узкого помещения с голыми балками над головой и каменным очагом в стене справа. В нем потрескивали поленья, хотя день был теплым. Возле очага стоял небольшой квадратный стол, четыре табурета, дальше тянулись длинные столы со скамьями. Взгляд Билла словно магнитом потянуло к столу перед камином — его заинтересовал не высокий дилбианин с угольно-черной шкурой, сидевший на табурете, а его собеседник напротив.