Музей воров (ЛП) - Таннер Лиан. Страница 23

— Какой проблемы? — пробормотал Комфорт — О чем он говорит?

— Я знаю. Я чувствую, — вздохнула девочка. — Комнаты менялись уже три раза.

— И пять раз за ночь. Сильно менялись.

От удивления рот Хоуп открылся и она, оттащив Комфорта от дверей, прошептала:

— Разве такое возможно? Меняющиеся комнаты?

— Никогда о таком не слышал. — Комфорт недоверчиво потряс головой.

— Но это объясняет, почему мы тут блуждали. И почему те два идиота не смогли нарисовать два одинаковых плана этажа. О его честь определенно захочет узнать об этом…

Хоуп на цыпочках вернулась к двери. Но когда она снова прислонила к ней ухо, то услышала только удаляющиеся шаги.

— Быстро! — прошептала она Комфорту. — Надо проследить за ними!

Она попробовала повернуть дверную ручку, но дверь была заперта. Она поморщилась. Возможно это и к лучшему. Клубок почти закончился. Бесполезно идти дальше, если нет возможности вернуться назад.

Она начала возвращаться по своим же следам, сматывая по пути нить.

— Это точно была девочка Рот, — сказала она. — Мы поймали ее. Разве не так?

— А мальчик? Кто тот мальчик? — спросил Комфорт.

— Всему свое время, коллега. Сначала мы должны разобраться с этими изменяющимися комнатами, чтобы выполнить задание его чести. Затем мы наведем справки о мальчике. — Хоуп усмехнулась — А затем мы вернемся, и оба этих негодника узнают, что случается с плохими детьми в Джуэле.

— Музей, — сказал Тоудспит, — как бриззлхаунд. Иногда он рычит. А иногда трясется от возбуждения.

Дети стояли в центре Дамской Мили. Не было и следа Морг, но Бру был там, словно поджидал их. Когда он увидел Голди, то завилял хвостом и запрыгал вокруг нее.

— Если ты положишь руку на стену, — сказал Тоудспит, — То ты почувствуешь его настроение. Но не задерживайся на одном месте. Это музей ненавидит больше всего на свете.

Голди заколебалась, вспомнив, как она сделала это в первый раз. А затем медленно коснулась рукой стены.

От нее потребовалась вся сила воли, чтобы сразу же не отдернуть ладонь. Дикая музыка, казалось, поднималась от горячего центра земли и вливалась в нее. Она заставляла кости вибрировать и переворачивала все в животе. От этого хотелось одновременно и плакать и драться. Когда она наконец убрала руку, то вся дрожала.

Тоудспит странно на нее посмотрел.

— Когда я сделал это в первый раз, — пробормотал он, — я упал. А сейчас все стало намного хуже.

Затем он быстро повернулся к стене, словно сказал больше чем собирался.

— Его надо гладить, — сказал он, — как Бру.

Он провел рукой по камню, словно успокаивал животное.

— А затем надо петь. Что-то вроде Хо-о-о-о. Мм-мм, о-о-о-о-о. И если все делаешь правильно, то музей будет тебе подпевать. Это его немного успокаивает. Хо-о о-о. Мм-мм, о-о-о-о-о.

Его голос скользил вверх и вниз, и порой от этого волосы на шее Голди вставали дыбом.

— Это песня херро Дана, — сказала она.

Тоудспит кивнул.

— Херро Дан считает, что это самая первая песня, которая появилась в начале времен. Еще до появления людей. Он считает, что все остальные песни появились из этой. Музей не слушает никаких других. Мм-мм-мм хо-о-о-о. Мм-о-о-о, мм-о-о.

Голди снова положила руку на стену. Дикая музыка лилась через нее, но теперь она немного отличалась. Казалось, она отвечает на звуки песни Тоудспита и играет с ними. Словно гигант побрасывает побрякушки в воздух. И в то же время гигант доволен ими и хочет играть еще и еще, и дикая музыка казалась довольна песней Тоудспита. Постепенно она менялась, становилась спокойнее, и вскоре музей и мальчик пели практически в унисон.

ХО-О-О-О. ММ-ММ О-О-О-О-О, — пел музей. — ММО-О-О ММ-О-ОМ, О-О.

Музыка все еще была ужасающе большой и даже сейчас были ноты, которые казалось, выбивались из ряда. Но больше они не вызывали в Голди желания плакать и драться.

Она нежно погладила стену.

Мм-о-о, — пропела она, изо всех сил стараясь попасть в мелодию. Ее голос казался жалим и смешным по сравнению с могущественной музыкой, поднимавшейся из глубин. Она остановилась, гадая, где же херро Дан и надеясь, что ничего с ним не случилось.

Тоудспит толкнул ее локтем.

— Продолжай.

Мм-мм. Мм-ммо-о, — она попробовала снова и опять не очень удачно.

Бру посмотрел на нее, склонив голову.

Он выглядит таким маленьким и безобидным, — подумала Голди, — но внутри он большой и намного более дикий, чем кто-либо может представить. И музей точно такой же.

Что-то всплыло в ее памяти. На секунду она вернулась в Старый Квартал. Она снова была в цепях наказания и мечтала о свободе. И она поняла, что не только собака и музей внутри гораздо больше.

Она снова положила руку на стену. Глубоко вдохнула.

Хо-о-о-о, — запела она, позволив толике своего любопытства и огорчения просочиться в голос. — Мм-ммо-о-о-о-о.

Музей, казалось, замер, прислушиваясь. А потом начал подхватил ее мелодию! Он подбросил ее в воздух и вплел в песню! Тоудспит ободряюще улыбнулся.

— Продолжай.

Голди гладила и пела. Бру прыгал около ее лодыжек, тявкая точно такие же странные ноты, и музыка бурлила в ней, так что вскоре она вся была переполнена энергией.

Когда она наконец отняла руку от стены, то чувствовала себя огромной. Размером с музей. С небо. Все казалось ясным и ярким. Гобелены, мох, белые цветы. Невозможно было поверить в то, что приближалась беда.

— Жаль… Ох, жаль, что мама и папа не могут прийти сюда, — сказала она.

На лице Тоудспита появилось отсутствующее выражение. Он достал из кармана монетку и начал перекатывать ее между пальцами, заставляя то появляться, то исчезать.

— Они в тюрьме, — сказал он, не отрывая глаз от монеты.

— Тебе не нужно напоминать…

— Тебе стоит знать, что произошло с ними. Им, скорее всего, придется окончить свои дни в Доме Покаяния, — в голосе мальчика проскользнула застарелая горечь. — Как ты смогла так сбежать и оставить их на милость Благословенных Хранителей?

Голди открыла рот, чтобы возразить, а потом закусила губу. У нее появилось странное чувство, что Тоудспит говорит не с ней.

— У тебя есть братья или сестры? — спросил он, все еще глядя на монету.

— Нет, — ответила Голди и с любопытством посмотрела на него. — А у тебя?

— А если бы были? Если бы у тебя была младшая сестра. Ты бы беспокоилась о том, что с ней?

— Думаю, да.

Между ними повисла тишина. Наконец Голди сказала:

— Я ведь видела тебя прежде. В Старом Квартале?

Тоудспит кивнул.

— Я сбежал в прошлом году.

— Не может быть! — Голди удивленно посмотрела на него. — Я бы знала! Все бы говорили об этом.

Тоудспит зло рассмеялся.

— Благословенные Хранители сказали нашим соседям, что мы переехали. Они не хотели, чтобы у детей стали появляться мысли.

— А где твои родители?

— А как ты думаешь?

— В Доме Покаяния?

Тоудспит коротко кивнул.

— А моя сестра в Приюте…

Он умолк. Голди услышала тихий далекий хлопок.

— Что это? — спросила она.

— Пушки! С той стороны Грязных Ворот! Быстро!

Тоудспит спрятал монету в карман, и, положив руку на стену, начал петь. Голди повторила его движение.

Дикая музыка вернулась, захлестывая ее руку. Сначала их песня, казалось, не произвела эффекта. Их голоса беспомощно барахтались в могучем потоке звука. Затем Голди услышала третий голос, который присоединился к ним откуда-то из глубин музея — не человеческий голос, а звуки арфы. Это был Шинью, который играл, как никогда.

Целое мгновение ничего не менялось. Затем, мало помалу, дикая музыка начала спадать, подчиняясь их пению, пока окончательно не стихла.

Голди убрала руку со стены.

— Этот хлопок… — сказала она.

— Пушки?

— Да. Я думаю, это их услышал херро Дан. Сразу перед тем как исчезнуть.