Дневник Влада Жирковийского (СИ) - Мяхар Ольга Леонидовна. Страница 63

- Тумаю нет.

- Жаль. Тогда, может, покажетесь?

- Молотой челофек, а я и не пгячусь. Пгосто фи не хотите ототвинуть занавес и фсглянуть ф гласа сфоему стгаху.

Блин, тоже мне страх картавый. Берусь за ткань и резко дергаю ее на себя, отодрав штору вместе с карнизом. Ткань упала, карниз больно вонзился в ногу. Пока я орал - на меня внимательно смотрело аж шесть пар глаз. Не сразу понял, что все они умещаются на одном лице. Точнее морде... еще точнее - голове. Огромного такого полутораметрового паука. Черного. С длинными, постоянно находящимися в движении, гибкими лапами, количество суставов на которых зашкаливало. И пушистым черным брюшком...

Я упал в обморок. И мне не стыдно. Потому как психика имеет право защищаться хотя бы и так.

20:01

Мне дурно. Вишу под потолком внизголовой, закутанный в кокон. Паутина, к слову везде. Даже на плите. И по полу бегают сотни маленьких паучат, с кулак каждый. Маленькими я их назвал так как их родитель висит прямо напротив меня, все такой же здоровый, как и до обморока.

- Ти очнулся?

- Я... ты меня съешь? Где Слава? - дернувшись, но только сильнее запутавшись.

Осторожно верчу головой по сторонам. Не сразу замечаю подвешенного неподалеку парня, глаза которого закрыты.

- Не пойся. Я не пгичиню типе сла. Но ви откгили пгохот в тгукие мигы.

- Чего? Какой проход? Какие миры? Отпусти, сволочь. - Дергаясь как муха в паутине. Кстати, сравнение не такое уж далекое от истины.

Морда паука приблизилась, и я увидел свое отражение в черных овалах глаз. Стало жутко и резко расхотелось ругаться.

- Гавновесие нагушено. - Против воли хмыкаю. Вот-вот. Именно гавновесие. И меня сейчас стошнит. - Ти толшен его фосстанофить. Сакгой дыгу мешту мигами.

- Интересно как? И где эта дыра?

- Нушно исменить несколько событий: упить дгакона, спасти пгинцессу, вегнуть утгаченное и воскгесить метгтвых.

- Последнее, кажется, сделано. За мной недавно один труп бегал - ты не поверишь, один в один герой фильма "Восставшие из ада".

- В дгугих мигах. Садания. Бутешь фиполнять. Семь лет. Ти сокласен?

- А Слава?

- Еко я съем.

- Да щас! Он мне нужен.

- Сачем? - покачиваясь на такой тонкой с виду паутинке, прикрепленной к потолку.

- Затем. Без него я никуда не пойду.

- У неко нет тфоей силы. Я пытался пегетать. Но она исменилась. Ггясный. Ггясный. Не нушен. Съем.

Мрачно смотрю в выпуклые черные глаза и сообщаю, что тогда он может съесть и меня. И здравый смысл, бьющийся в истерике, наконец-то умер, покончив с собой где-то в области печени.

Паук секунд пять покачивался под потолком, после чего медленно ответил.

- Ти нушен... он путет шить. Но только если ти будешь слушать.

- Я буду. - Стараясь не реагировать на шевелящиеся жвала и живой ковер на полу. - И убери из моей квартиры своих паучат. И паутину тоже. Я не могу работать в таких условиях.

Дальше я булькал, так как мне когтем проткнули ногу. Ту самую, которую я поломал.

- Не нато наглеть, человечек. Теперь ти мой. И только я гешаю как тебе шить и как умегеть.

С чем меня и оставили висеть вверх ногами, покинув комнату и оставив на растерзаниям ордам паучат.

Никогда не забуду, как они ползали по мне, забирались на лицо, совали коготки в рот, уши, нос... то и дело я терял сознание. Кровь залила пол. И все, чего мне хотелось - вернуться в прошлое и никогда не открывать эту долбанную книгу. Хоть бы кота не съели. И пса... впрочем, те два куля под потолком, видимо, они и есть.

Понедельник

15:41

Как-то друг попросил меня рассказать про девушку моей мечты. Я тогда пытался отшутиться, но он обладал упрямством, настойчивостью и упорством барана. В принципе, я и сам в тот момент не знал, какая она должна быть. Но я загадал. Загадал, что глаза у нее должны быть синими, волосы светлыми, характер - веселым, а внутри стержень, словно алмазный. Хрупкая и невысокая, она обязательно должна была быть очень гибкой, смелой, мягкой... И очень сильно меня любить. Я загадал, что у нее будут короткие ногти без маникюра и даже такую мелочь как то, что в ее глазах радужка не будет идеальной. На окраине она должна словно дробиться на тысячи мелких осколков темноты, утопающих в белом мареве. Но чтобы это увидеть, надо приблизиться. Так близко, что начинаешь ощущать ее дыхание на своих губах. Со вкусом мяты и меда. Чувствуешь тепло ее кожи, а свтлая челка щекочет лоб, не давая приблизиться еще немного...

Друг тогда задумался и сказал, что я псих. Идеала не бывает, и я слишком много фантазирую. Он сказал, что я никогда ее не встречу. А если и встречу, она только сморщит нос и даже не взглянет в мою сторону. Это было обидно и больно. Словно я уже ее видел, уже хотел подойти, уже почти знал, а у меня так грубо и нагло вырвали мечту из рук и, бросив на землю, растоптали. ... но он был прав. Бери что дают. Живи как умеешь. Радуйся тому, что есть. И не смей мечтать: о девушке; о друзьях, готовых умереть за тебя; о псе, который не подожмет хвост и не смоется при виде пьяной гопоты. О жизни, в которой нет места сожалениям. Только цель и движение вперед. Без компромиссов, уступок, уверток... И ведь это нормально, так живут многие. А я не смог. Не смог просто как-то жить. Взять что дают и радоваться немного стервозной невесте, раздражавшей буквально всем; низкооплачиваемой работе с психованным начальником и парой тройкой гниловатых личностей в качестве коллег. Я не смог. Я заболел. И словно пелена спала с глаз. А зачем? Зачем мне все это? Чтобы быть таким как все? Той же серой гниловатой массой, живущей по инерции и подчиняющейся законам эволюции? Чтобы сдохнуть однажды в окружении детей и внуков, мысленно уже поделивших наследство и даже подливших яд в чай, дабы не мучился на этом свете... Нет. Не хочу. Не стану. Больше никаких компромисов. Лучше быть одному, чем с кем-то. Лучше работать сторожем, чем подставлять, унижаться, идти по головам и не видеть лиц в толпе коллег. Лучше сдохнуть, чем подставить друга под пулю... Да, знаю, это не популярная философия и кто-нибудь умный наверняка может часами рассказывать о том, что одиночество, постоянная боль, оторванность от мира и прочие высокие лозунги - это все от недолюбленности в детстве, подростковых комплексов, кривой генетики и небольшой психиатрии. А я буду слушать, кивать и мысленно втыкать в добровольца острые предметы, прекрасно понимая, что все равно больше не смогу переступить через себя и подчиниться логике толпы. Хватит. Достаточно. В конце концов, никто и никогда не сможет причинить мне большей боли, чем я сам: медленно пожирая себя за каждый промах, каждую подлость, каждый компромис.

Зато здесь и сейчас. Подвешенный к потолку вверх ногами. Я предельно четко понял, что все нормально. Все хорошо. Последние пару месяцев я прожил так, что память упорно прогоняет перед мысленным взором именно их. В остальном - пустота. Вязкая, затягивающая, ноющая... только кот и был светлым пятном. Ну, еще детство. Или, по крайней мере, его часть. И как-то не жалко. Единственное, что бесит - не хочу тянуть за собой Славку. Вряд ли он понял, что этот паук со своей малышней пришел вслед за заклинанием, произнесенным под новый год. Там ведь было какое-то предупреждение, частично замазанное высохшей кровью. Но тогда я подумал: нормально. Времени нет, ингредиенты не нужны. Просто прошептать под нос и все в ажуре. Спешил вытащить друга из западни и... кажется, загнал его в другую.

- Влад.

Я дернулся. Сердце с бешеной скоростью начало прогонять кровь по жилам. Славка? Жив? Вроде справа голос раздался.

- Влад, ты живой? Не молчи, зараза.

- Да. - Хрипло. - Жив.

- Отлично. Пауков не видишь? Они мне лицо залепили.

- Они везде. Мелкие. Крупный куда-то ушел.

- Где везде? На полу?

- На полу, потолке, стенах. Пара по мне ползает. Да и на тебе трое. Не чувствуешь?

- Нет. Затекло все. Да, кстати. Может, объяснишь какого хрена?!

- Я... это моя вина.