Молодой Блейз - Диксон Гордон Руперт. Страница 7

Теперь он продел свой пояс в петли брюк и туго затянул его.

– Под твоей кроватью стоит еще один сундук. – Джошуа кивнул головой на одну из кроватей. – Возьми вот эти носки и белье. Я покажу тебе, как их полагается складывать. Отец любит, чтобы во всем был порядок.

Он уже собирался закрыть свой сундучок и задвинуть его под кровать, когда заметил, что Блейз дрожит от холода.

– Ты замерз? – Джошуа снова открыл сундучок и бросил Блейзу что-то темное и мягкое. – На еще вот этот свитер. Он проносился на локтях, но я помогу тебе починить его. Ты умеешь вязать? Неужели нет? Мы все вяжем, иначе зимой здесь просто нечего делать. Я тебя научу.

Он закрыл сундучок и задвинул его под кровать. Блейз тем временем облачился в свитер, обнаружив, как, впрочем, и ожидал, что тот слишком велик и что ему придется подвернуть рукава.

– Ну а сейчас быстрее за стол, – сказал Джошуа. – Уилл накроет его, а отец как раз закончит молиться. Он ушел в свою комнату: из-за того что он ездил за тобой, ему пришлось пропустить две молитвы.

– Две молитвы? – спросил Блейз.

– Да. – Джошуа посмотрел на него почти таким же потерянным взглядом, какой был у Блейза. – Разве там, откуда ты приехал, вас не созывали на молитву? Мы молимся четыре раза в день: утром, когда встаем, в полдень, перед обедом и перед сном. Некоторые церкви требуют молиться шесть или даже семь раз в день, но у нас так не считают. Отец говорит, что сейчас развелось ужас сколько вероотступных церквей.

Но тут уж ничего не поделаешь. А мы принадлежим к церкви Истинного Евангелия и Истинного Пути.

Последние слова Джошуа эхом отозвались в голове Блейза: «…Истинное Евангелие… Истинный Путь». На сердце у него сразу потеплело от мысли найти нечто, к чему его влекло. Верить в единую правду для всего сущего и в обещанную стабильность…

Размышляя об этом, он шел за Джошуа. Как тот и предсказывал, стол уже был накрыт. Скатерть когда-то имела рисунок в красную и белую клетку, но от многих стирок выцвела и стала почти белой. На столе лежали деревянные вилки и ложки, а также самодельные ножи – и довольно острые: Блейз обнаружил это случайно во время еды, порезавшись таким ножом.

– Ну что? – обратился к ним Генри. – Ладно. Садитесь. Ну а ты, Уилл, будешь нам прислуживать.

Перед Блейзом оказалось большое деревянное блюдо с куском мяса. От него исходил странный запах, похоже – овощной, но вызывающий аппетит, и Блейз почувствовал себя ужасно голодным. Он вспомнил, что с тех пор, как он покинул космический корабль и в последний раз поел, прошел целый длинный день.

Он уже собирался схватить деревянную ложку, когда заметил, что все за столом сидят, сложив перед собой руки, и смотрят на Генри. Наконец, когда каждому была положена еда и Уилл занял свое место, дядя произнес:

– Спасибо, Уилл.

Глава 4

– Господи, благодарим Тебя за пищу, которую Ты даешь нам. За все, что Ты даешь нам… – зазвучал высокий чистый голос Уилла. Молитва продолжалась с исключительной серьезностью, и мальчик вкладывал особую силу в каждое слово, которое произносил.

Блейз, глядя на него, подумал, что в этот момент Уилл не просто благодарит Бога, в которого верит, а непосредственно говорит с невидимым всемогущим существом. Оно находится здесь же и взвешивает каждое слово, сказанное мальчиком, оценивая его правильность и искренность.

На Блейза это произвело сильное впечатление. Как глубока темная река веры в правду своей религии у этих трех людей, рядом с ним!

Наконец Уилл закончил молитву. Но никто из мальчиков не шелохнулся, до тех пор пока Генри не поднял свою ложку.

– Теперь мы будем есть, – сказал он. – Джошуа, передай своему кузену сыр и хлеб.

Блейз только сейчас заметил, что на столе было еще два блюда: одно с толсто нарезанными ломтями темного, грубого на вид хлеба, второе – с белыми кубиками сыра. Он принял блюда от Джошуа.

– Спасибо, Джошуа.

– У нас принято говорить: «Благодарение Господу», – заметил Генри. – Помни это, Блейз.

– Да, дядя, – кивнул Блейз. – Благодарение Господу за пищу.

После этого он положил себе хлеба, пару кубиков сыра и вернул блюда Джошуа, который тут же передал их Генри, сам не взяв ничего.

Впервые слабая улыбка, явно адресованная старшему сыну, появилась на лице Генри.

– Блейз сегодня наш гость, Джошуа, – сказал Генри, – ты старший, и я попросил тебя обслужить его первым. Но я рад, что ты, прежде чем что-то положить себе, передал эти блюда мне.

Взяв, что ему хотелось, он передал оба блюда через Джошуа Уиллу, и только теперь они оба позволили себе взять то, что на них было.

Блейз изо всех сил старался произвести хорошее впечатление на окружающих, в особенности – на Генри.

Несомненно, у него имелась некоторая надежда, хотя и слабая, повлиять на этого человека, что он не раз проделывал с некоторыми из взрослых, знакомыми его матери. Почти всех их он завоевывал сначала своей предупредительностью, затем – игрой на их слабостях.

Генри, однако, не производил впечатления человека, легко поддающегося какому-либо влиянию.

К счастью, в данный момент Блейз имел возможность поразмышлять об этом. Все молчали, поскольку рты были заняты мясом, сыром и хлебом.

На столе, возле каждого прибора, стояли большие чашки с темной жидкостью. Блейз попробовал ее и решил, что это настой какой-то местной травы, вероятно считающийся здесь эквивалентом кофе. Жидкость оказалась горькой и неприятной на вкус, но он сделал несколько глотков не только потому, что намеревался показать, как ему все здесь нравится, но и потому, что ему ужасно хотелось пить.

Зато все остальное на столе ему показалось вкусным, особенно мясо. Вероятно, козлятина, подумал Блейз. Правда, позже он узнал, что ошибался. Планета буквально кишела дикими кроликами, и именно мясо кролика они и ели.

Ну а козы, сказал он себе, безусловно являются самыми главными на этой ферме. Их не только запрягают в экипаж, но они еще могут тянуть плуг, дают кожу, мясо и молоко, из которого сделан этот сыр.

Что касается сыра, то у него был довольно знакомый вкус, хотя не совсем такой, как у козьего сыра, который он иногда ел, живя с матерью.

Итак, как же понравиться Генри?.. Очевидно, что религия для него и его сыновей – это все. Иезекииль рассказывал Блейзу, что таковы почти все жители Гармонии и Ассоциации. Они всегда готовы вцепиться друг другу в горло из-за каких-нибудь разногласий в понимании религиозных ритуалов и доктрин.

Блейз инстинктивно чувствовал, что, цитируя Библию во время поездки из космопорта, задел Генри за живое. Теперь возникал вопрос: как вести себя дальше? Здесь, в своем доме, на своей земле, Генри казался человеком абсолютно цельным и непоколебимым во всем, за исключением, возможно, религии, и только то, что касалось его веры, давало единственный путь к той свободе, которой желал и добивался Блейз.

Вообще-то, ему не хотелось ни как-либо зависеть от людей, ни испытывать какие-либо ограничения, так же как он в свое время пытался быть независимым от матери. И еще – он желал построить свою жизнь в окружении, которое бы ему нравилось. Мысль о том, что придется мириться с обстановкой этого дома – с его топорной мебелью и домашней пищей, – была невыносима. Но он готов был пойти и на это, если такой была цена независимости; к тому же он не собирался ни в чем ограничивать себя.

Он ощущал сильную потребность в чем-то таком, чему он не мог бы дать словесного определения. Он знал только, что это нечто большее, о чем могли бы мечтать все, кого он знал, включая и его мать.

Теперь, в первый раз, он ощутил надежду, что сможет обрести это здесь – на Ассоциации. Но первое и самое главное условие – его полная свобода…

Голос Генри прервал ход его мыслей:

– Блейз, в какой школе ты учился?

Блейз внутренне растерялся в поисках ответа на этот вопрос. На самом деле он никогда не ходил в школу. Время от времени у него появлялись учителя по тому или иному предмету – о которых его мать вдруг вспоминала. Но поскольку она и он постоянно почти нигде не жили, всегда возникали сложности с поиском преподавателей на короткий период. Ни о каких других возможностях, с точки зрения матери, нечего было и думать. В результате Блейз вынужден был заниматься самостоятельно и достиг в этом более чем значительных успехов, однако он ориентировался на то, что его интересовало, или на то, чем он мог бы поразить друзей матери, чтобы заслужить ее одобрение.