Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга. Страница 20

Как только этот хрен выходит на улицу покурить, я догоняю его у машины. Спрашиваю сигарету, а когда он оборачивается, ударяю по башке так, что он впечатывается мордой в крышу собственной тачки. Он сгибается, хватается за нос, что-то ошарашенно мямлит. Он пытается обороняться, но оценив ситуацию, понимает, что выгоднее бежать. Позади шаги, нас догоняет Вероника, одновременно перекрывая путь к отступлению. Девушка ахает.

— Извиняйся, — говорю.

— Перед ней, что ли? — кивает на мою соседку. — А ты вообще кто такой? — пытается оглядываться, чтобы позвать на помощь, но некого, все внутри. А со стороны улицы нас не видно.

Предпринимает попытку сопротивляться, но не зря мы с Санни еженедельно устраиваем спарринги, офисный сорокалетний хмырь с пузом для меня вообще не проблема.

— Извиняйся вежливо, иначе на коленях будешь, — выкручиваю ему руку так, что он краснеет.

И тут я поднимаю глаза на Веронику и слегка удивляюсь. Она не испугана, не возмущена. Стоит, скрестив руки на груди и властно на него смотрит. Не осуждает мои действия. Наслаждается каждой секундой. Вот теперь узнаю ее: смелая, моя любимая бесстрашная соседка.

— Я жду, Август Рихардович. И, пожалуйста, искренне. С душой, — говорит ему жестко. Я улыбаюсь и подмигиваю ей, она делает вид, что не замечает. — Вы думали, дяди нет, так за меня заступиться некому?

— Я тебя похороню, тварь, — шепчет он мне, — ты не знаешь, с кем связываешься!

— Озерский Егор Дмитриевич, паспортные данные, — диктую их вслух на память, — буду ждать с нетерпением кровавой мести. А щас извиняйся.

— Извини! — вякает он.

— Извините, Вероника Павловна, больше не повторится, — учу, как правильно. Он старательно повторяет. Оказывается, как умеет просить прощения, молодечик. — Отлично.

— Прощаю, но чтобы больше такого не было! У меня в кабинете камеры, если не хотите, чтобы я передала записи в полицию и родственникам — больше не подходите даже. Оставшиеся вопросы решим по телефону.

Перед тем, как сесть в машину и уехать, он внимательно смотрит на меня, запоминает лицо. Я выдерживаю взгляд. Пусть пороет информацию, у моей семьи такие связи, что пикнуть побоится, по крайней мере, пока правящая партия не поменяется. А как только его «Ауди» отъезжает, говорю Веронике:

— Камер нет?

— Они не работают. После ремонта что-то не доделали в проводке. Надо починить.

— Надо. Я займусь. Опасное у вас тут место.

— Отказываться от помощи не стану. Если честно, я не справляюсь со всем навалившимся. Очень много работы, люди, что в моем подчинении — совсем меня не боятся. Опаздывают, вовремя не выполняют обязанности. Мне кажется, Ольга Валерьевна из бухгалтерии подворовывает, а я не могу набраться смелости и спросить у нее напрямую.

Я обнимаю ее одной рукой за плечи, чуть наваливаюсь весом, чтобы она ойкнула, пытаясь меня удержать. Улыбается.

— Егор, тебе не стоило этого делать, он опасный человек, — говорит полушепотом.

— Я тоже опасный, — отвечаю предельно серьезно, но она вдруг начинает смеяться, что неприятно царапает по самолюбию. Я хмурюсь, но развивать тему не хочется: — Ты до скольки работаешь?

— Мероприятие закончится — и свободна. Иногда у нас выкупают зал, когда не хотят приглашать домой, у нас есть соглашение с соседним рестораном… Где-то около трех.

— Так я посижу с тобой?

— Выглядишь неважно, — она поворачивается и гладит меня по вискам, вытирая ладошками пот. А я прикрываю глаза от удовольствия, мне не хватало вот такой незамысловатой женской ласки. Не секса, не совета. А просто нежного прикосновения. Она хмурится: — Егор, у Ксюши всегда будет ее родной малыш, она уже не одна. Это счастье. Правда. Мне мама рассказывала, что, даже оставшись одной с младенцем на руках, она чувствовала, как внутри тепло и приятно. Откуда-то берется невероятная сила, смелость. Желание спасти своего ребенка перекрывает любые страхи. Ксюша, если она не болезная, конечно, справится ради него. А ты один. Сейчас один, и потом будешь один тонуть в собственной лжи. Если малыш твой, она с помощью него на тебе еще отыграется за эти месяцы, вот увидишь. И не говори мне, что ограничиваешься марихуаной. Дальше будет хуже.

— Так я посижу с тобой? — упорно повторяю.

— Посиди.

Обещанную табуретку она мне не предлагает, мстя за завтрак на полу кухни. Когда спрашиваю: ничего, если полежу в одном из ящиков и подремлю — нашел подходящего размера, выпучивает глаза и крутит у виска. В конце концов мне выдают подушку, и я сажусь в углу комнаты, прикрываю глаза, пока она работает за компьютером и принимает клиентов. При мне приходят двое.

Вероника

Егор наломал дров, подкараулив Августа на парковке и разбив ему нос, и хвалить его за это — неправильно. Но… как же не хвалить? То чувство, что я испытала, когда за меня заступились перед кошмаром моей юности — стоило многого. Если бы не железная поддержка мамы и дяди, я бы сломалась в то время, не выдержала позора. Превратилась бы в ходячее бледное чувство стыда, а потом исчезла безвозвратно. Испарилась бы я в семнадцать лет. А теперь — посмотрите на меня: сижу за компьютером, нога на ногу закинута, спина прямая, как спица. Заполняю договора на поставку, параллельно переписываюсь с одной фабрикой, которая хочет заключить с нами договор. Вполне реальная. Настоящая. И даже, самую малость, — счастливая.

Кажется, я отомстила. Отрываюсь от монитора, смотрю перед собой, а внутри — ликую! Вибрация внутри чувствуется. Ох. Пусть мелочной и банальной физической болью, пусть с помощью Егора, но унизила Августа. До последнего не верила, что Математик не испугается, он, конечно, заливал, что они с другом в каком-то году какие-то медали получали по боям без правил, но лапшу эту я с ушей снимала так же быстро, как он вешал.

Сидит сейчас в углу кабинета с мобильным, рубится в какую-то стрелялку да поглядывает на меня периодически. Как символично: у его жены — успешный свадебный салон, у меня — похоронное бюро. Она — праздник, я — печаль. Она дарит людям лучший день в их жизни, я… провожаю с миром. Боже, я во всем ей проигрываю, затей мы вдруг соревнования. Мне даже кажется, что Саша снова стала дружить с Ксюшей потому, что я согласилась на эту работу. «Хорошо, что ты уволилась, от тебя в прямом смысле веяло смертью», — никогда не забуду ее слова, когда мы праздновали мое поступление в колледж и смену работы шесть лет назад. А теперь у Саши есть Ксюша, а у меня есть Егор. По крайней мере, сегодня вечером.

— Мадам, уже полчетвертого, — говорит он мне недовольно.

— Сейчас, еще немного осталось. Ты, кстати, можешь не ждать.

— Я знаю, что я могу не ждать, — отвечает сквозь зубы, впрочем, уходить не торопится. Зачем- то же приехал и сидит позади, затылок рассматривает, как и обещал. Волнительно. И даже подругам не расскажешь, не поделишься. Может, солгать, обозвав его другим именем? Придумать легенду, что познакомилась в метро с парнем? За эту неделю я практически попрощалась с ним. Заклеила балкон скотчем, вокруг натянула желтые ленточки, обозначив место преступления, чтобы случайно не забыться, не выйти на свежий воздух и не столкнуться с Математиком нос к носу. Я смотрела в окно, ждала, что увижу его с другой, чтобы разозлиться. Больше всего на свете я хотела на него злиться! — Вы в выходные работаете?

— Что? — оборачиваюсь. Он уже ноги вытянул, бедняжка. — В субботу только. А зачем тебе?

— Ну так камеры нужно починить, время выбрать, когда тут никого не будет

— А ты умеешь чинить электрику?

— Веро, мой папа актер, а я — писатель, я умею починить карандаш, наточив его точилкой. Но я знаю людей, которые это сделают для меня за деньги.

— Ты потом скажи сколько, я все отдам.

— Непременно, первым делом так и сделаю, — бурчит в ответ, а мне смешно. Ему хочется лечь и вытянуться, а не сидеть на жестком полу часы напролет. Интересно, кто его папа? Почему-то ни Саша, ни Ксюша ни разу не обмолвились на этот счет. Да и он сам заикнулся впервые. Может, я видела его по телевизору? Или на рекламном баннере?