Карпатские орлы - Малкин Василий Максимович. Страница 2

С началом войны Василий и его братья ушли на фронт. Прошло немного времени, и Ксения Сергеевна получила извещение: под Ростовом убит старший, Николай. Мать долго оплакивала его. А потом из фронтового госпиталя вернулся второй брат, Степан: ранило его в бою, списали из-за непригодности к службе. В августе 1942 года фашисты заняли Кубань, к сентябрю продвинулись к Новороссийску. Станица Раевская оказалась у гитлеровцев.

Лишь в сорок третьем Василий получил письмо от матери. Она сообщала: «Степана расстреляли фашисты. Меня выгнали из дому. Я поселилась у соседей. Их дом подожгли, я настрадалась в сыром погребе…»

От третьего брата, Григория, вестей не было.

Яков Варфоломеевич Гора, информируя меня о своих беседах с земляком, сказал убежденно:

— Сержант будет воевать геройски. Славный парень. Но вот страшно беспокоится о матери.

— Давайте напишем ей. Расскажем о сыне. Узнаем, может, чем-то посодействуем.

— Будет сделано, — ответил капитан.

Письма в войну, как известно, шли долго. И все же мы через сравнительно короткий срок получили от Ксении Сергеевны ответ. Под ее диктовку писала тамошняя учительница. Письмо было согрето материнской любовью к советским воинам. Оно заканчивалось словами благодарности командованию полка за заботу о сыне, пожеланиями счастья всем его однополчанам. Это письмо агитаторы зачитывали солдатам.

…Железнодорожные составы были в пути десять суток. Мы использовали их для того, чтобы во всех вагонах провести беседы о положении на фронтах, о расширении партизанского движения в тылу врага, о самоотверженном труде советских рабочих и колхозников, о гигантской работе Коммунистической партии по сплочению и мобилизации всех сил нашего народа, его армии и флота на разгром гитлеровской армии. Особое внимание партполитаппарат полка уделял разъяснению идей и заветов В. И. Ленина, выраженных в его труде «О защите социалистического отечества». На вооружении парторгов, комсоргов, агитаторов находилась художественная литература. Помню, в частности, как молодым воинам они читали стихотворение Степана Щипачева «Ленинское знамя», которое многие из ветеранов полка знали наизусть:

Широкий резонанс среди воинов вызывали статьи верного соратника В. И. Ленина, выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства Михаила Ивановича Калинина, публиковавшиеся в нашей печати. Мы заботились о том, чтобы содержание этих статей стало достоянием всего личного состава. Хорошим подспорьем в работе наших агитаторов служили публицистические выступления в газетах «Правда», «Красная звезда» Михаила Шолохова, Алексея Толстого, Александра Корнейчука, Бориса Горбатова, Ильи Эренбурга и других советских писателей.

Живо звучало в теплушках и слово самих красноармейцев — очевидцев событий в родных городах и селах. Хорошо помню, как в одном из вагонов бойцы внимательно слушали рассказ красноармейца Василия Супряги. Парень этот долго не получал писем от матери, очень тосковал. Командование отпустило его в деревню — она находилась на пути движения нашей дивизии. «Подсядешь в любой состав из идущих за нами вслед», — сказали бойцу. Он так и сделал. А возвратившись в свой эшелон, рассказал, что его деревня сожжена: фашисты мстили жителям за связь с партизанами.

— Мать с братишкой, — рассказал Василий Супряга, — в землянке ютятся. Хата сгорела, одна печь торчит. Колхоз восстановили. Бабы да ребятишки работают в поле. Буряк парят да едят. Жить можно. Ну а хату построю, когда вернусь с фронта. Я так матери и сказал: береги печь, вернусь — хату к печи пристрою.

И долго потом красноармейцы повторяли как грустную шутку:

— Вернемся с войны — хаты к печам пристроим!

Случилось так, что через много лет об этих беседах в вагоне о положении в разоренных войной районах мне напомнил сержант Алексей Часнык. Он прислал письмо из станицы Попутной Краснодарского края, из своего колхоза, куда после тяжелого ранения вернулся с фронта. Ранили сержанта осенью 1944 года под селом Боров в Словакии, это был его последний бой. Отличный младший командир, храбрый гвардеец, Часнык мечтал дойти до Берлина. Осколки вражеского снаряда прервали его армейскую службу. Припомнив беседы в вагоне, красноармейские разговоры о том, как побыстрее поставить на ноги артельное хозяйство, Часнык рассказал в письме о нелегкой работе по восстановлению родного колхоза после фашистской оккупации.

В письме Часныка были такие строки: «Отдыхать не пришлось. Только приехал, еще рана ноет, осколок в легких (он и сейчас там) — а меня бригадиром поставили. Ни бричек, ни лошадей. В колхозе одни женщины, малые дети да вот я, бригадир, — полукалека с фронта. Пришлось собирать хозяйство заново. Работали день и ночь. Трудно было, но колхоз на ноги поставили. После бригадирства заведующим молочнотоварной фермой меня поставили. Председателем ревкомиссии избрали. Старался безотказно работать там, где нужен был колхозу, народу. Сейчас уже стар. Работаю конюхом. К руководству пришли новые, обученные специалисты. Так и должно быть. Мне вскорости уходить на пенсию. Жизнь хорошую мы построили, ну а что она не мне и не моим сверстникам-старикам, не беда. Я вырастил двух сыновей, двух дочерей: агронома, зоотехника, шофера, колхозницу рядовую. Имею шесть внуков и внучек. Им все, людям советским, оставим…»

…Полк выгрузился на станции Хриплин под Станиславом. 3-й горнострелковый корпус, включая нашу дивизию, поступил в распоряжение 4-го Украинского фронта. В течение месяца мы занимались боевой и политической подготовкой. Одновременно совершали марш к фронту. Воевать в условиях горно-лесистой местности учились и ветераны полка и новобранцы. Тон в учебе задавали герои-севастопольцы, участники боев на Кавказе, в Крыму.

К середине августа сорок четвертого полк завершил переформирование, перешел на новые штаты. Возросла его огневая мощь. Нам создали условия для повышения маневренности подразделений, более четкого управления боем в горах. Вместо четырех полков ротного состава в дивизии оставалось три, но были сформированы батальоны (по два на каждый полк). По новым штатам каждый полк имел по одной роте автоматчиков, разведки, ПТР, саперов, транспортной, санитарной, батарею 76-мм горных пушек, батарею 107-мм минометов, взвод связи. Батальон состоял из стрелковых, пулеметной, минометной рот и взвода связи. Все роты — трехвзводного состава. Численность стрелковой роты достигла 110 человек. Обновилось вооружение: половина бойцов и все командиры получили автоматы, у остальных красноармейцев винтовки заменены карабинами — легким и более удобным для горной войны оружием.

Здесь, наверное, уместно хотя бы кратко сказать о боевой биографии полка, его командном составе. Полк находился в составе одной из старейших дивизий Красной Армии, совершал боевой поход в Иран. Воевал на Северо-Кавказском фронте, где был преобразован в гвардейский. За доблесть и мужество, проявленные при штурме Севастополя, ему присвоено наименование Севастопольского.

Доброго слова заслуживает командир полка гвардии майор Ефим Михайлович Моргуновский. Когда я познакомился с ним, ему едва перевалило за сорок. До войны он возглавлял горисполком в Николаеве на Украине. Не могу не сказать теплых слов и о заместителе командира полка по строевой части майоре А. П. Петрове, начальнике артиллерии А. В. Румянцеве, помощнике командира по снабжению капитане И. Ф. Агееве. Батальонами командовали по годам молодые, но уже накопившие в боях опыт капитаны М. И. Брагин и И. П. Кунин. Ротные и батарейные командиры также выращены из числа молодых, весьма энергичных лейтенантов, старших лейтенантов, получивших военное образование в училищах, а крещение огнем — на Кавказе, под Керчью и Севастополем. О всей дружной офицерской семье полка и его младших командирах речь пойдет впереди. А сейчас мне хочется рассказать об одном из самых волнующих событий в истории полка.