Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий. Страница 4

Просьбу Жака де Моле выполнили, повернув его лицом к Собору Нотр-Дам. Изумление и восхищение собравшейся публики превратилось в сплошной гул голосов.

Затем на костер поднялся Жоффруа де Шарне. Его раздели палачи, привязали к другому столбу, рядом с Великим магистром.

- Я преклоняюсь перед вашим мужеством, мессир! - сказал он. - Вы - великий человек и великий мученик! И я счастлив разделить с вами последние минуты!

- Благодарю вас, Жоффруа, - тихо ответил Жак де Моле. - Всем нам зачтется на небесах. А смерть, мой друг, это только начало...

Вдруг из монотонного ропота толпы, окружавшей место аутодафе, раздался чей-то внятный крик, заставивший  всех прислушаться. Через несколько слов стало понятно, что голос принадлежит какому-то трубадуру, по случайности или же намеренно примкнувшему к сотням парижан в этот вечер. Над головами зевак звучали свежие стихи, вероятно, сочиненные по случаю увиденного.

"Бог всемогущий слишком далеко,

Сумели западню устроить без него,

В ней головы сложили

кувшины, что по воду ходили,

И тамплиеры в ту же яму угодили.

Расплату понесли они за преступленья,

Не получив у судей снисхожденья,

А может быть, наветы им послало провиденье...

Осуждены людьми гореть в кострах,

Чтоб удостоиться венца на небесах".

Уже не гул, а рев одобрения прокатился вокруг эшафота. Но этот рев, равно как и с опозданием возникшее сочувствие парижан, уже не могли остановить маховик запущенного механизма. Спектакль должен был завершиться хорошо известным финалом.

Тем временем палачи заложили проход к столбам тюками соломы, набросали поверх них связки хвороста, так что зрителям оставались видны только бюсты двух седоволосых мучеников. Вскоре эти тюки подожгли со всех сторон. Едким, тяжелым дымом заволокло столбы и фигуры, и пламя принялось за свою зловещую трапезу. Оно ослепительно полыхало, хищными языками поджаривая темное парижское небо, отвоевывая у темноты клочья освещенного пространства. Теперь это был единственный источник света во мраке ночи - света, отправляющего души во мрак.

Через несколько минут все было кончено...

2

Утро без настроения - это даже не катастрофа. Это особое состояние души, когда любой шорох может стать раздражителем, - не то что случайный телефонный звонок или голос на лестничной площадке. Это действительно особое состояние души, когда не только посторонний звук, но даже запах или пустяковый предмет, обнаруженный не на своем месте, - могут вызвать прилив таких эмоций, которые способны смести всех и всё на своем пути. И хорошо еще, что у одинокой женщины подобное состояние чаще всего проходит, оставаясь незамеченным для окружающих. Зная свои "возможности", одинокая женщина предпочитает оставаться дома - собственно, в одиночестве. Конечно, когда не нужно идти на работу.

Было воскресенье. И было именно такое утро. Не то что без настроения - оно было, это настроение, но какое! Накануне вечером в разгар любимой передачи "Что? Где? Когда?" тихо погас экран телевизора. Никого не мучил, а просто скончался в один момент - и все.

Ночь была наполнена отсутствием сна, столпотворением мыслей о никчемности всей жизни, стойким желанием снова закурить и отчаянной борьбой против собственного желания.

Она не курила уже два года. Мужественно продержалась почти семьсот пятьдесят дней - считала намеренно, отмечая в календарике. Для чего? Не ответила бы сама. Не рекорд ведь какой-то побить хотела. Когда бросала, не думала о рекордах. Просто поняла, что ее дети  - старшеклассники - как-то с пренебрежением стали поглядывать в ее сторону. То ли от того, что вид у нее замороченный был, то ли - того хуже - от запаха дыма, от перегара табачного, въевшегося уже в одежду. И бросила. Сказала себе, дала установку - и бросила. Смогла.

...За окном разлаписто падал снег. Ложился на мокрый асфальт и таял. Прибавлял южному городу грязи. Может быть, и хотел задержаться, привнося в декабрь красоту, да никак не мог. Такая уж была зима. Из года в год повторялась. Но в окно смотреть было некогда, да и незачем. Нужно было срочно что-то предпринимать. Не хватало еще на новый год без телевизора остаться! Тогда вообще - хоть в петлю полезай.

Во вчерашней газете, как всегда по субботам, целая колонка была посвящена всяким объявлениям.

"Не стану мудрить, - подумала она. - Наберу первый подходящий номер".

Но прежде чем позвонить, почему-то посмотрелась в зеркало. Так, наверное, делают все женщины...

- Ну, что скажешь? - спросила, глядя в глаза той, что была так похожа. Такая же фигура, овальное лицо, серо-зелено-голубые глаза - это в зависимости от освещения, светлые волосы до плеч - пшеничные с легкой рыжиной. И еще взгляд - какой-то замкнутый, едва ли не обреченный.

- А ты что скажешь? - спросила та, что была напротив. Потом скривила мину и отвернулась.

- Слушаю. - Мужской голос был с бархатистым оттенком, опереточный какой-то.

- Я по объявлению. У меня телевизор перестал работать.

- Как именно перестал? Какая у вас модель?

Положив трубку на рычаги, она тут же принялась ждать. Мастер пообещал подойти в течение часа. Деньги приготовила разными купюрами, чтобы тому не пришлось искать сдачу. Положила в карман халата. Не полезет же она при чужом человеке в шкаф на заветную полочку.

Вяло просмотрела субботнюю газету. На всех страницах город отчитывался за истекший год, готовился к празднику. И вдруг вспомнила, что через три дня у нее начинались каникулы. Точнее, не у нее, а в школе. Но ведь учителей тоже ждала неделя отдыха.

"Классно! - подумала она. - Можно будет выспаться! И сходить на каток. И перечитать что-нибудь из Набокова. И повязать свитер, наконец".

И когда дверной звонок заикнулся о госте, ее настроение уже заметно отличалось от прежнего, утреннего. В лучшую сторону отличалось.

Мужчина средних лет - обладатель бархатистого голоса - стоял на пороге. Пузатый коричневый портфель - потертый, из тех, старых, с пружинной застежкой - с заметной грузностью оттягивал его руку.

Женщина принуждено улыбнулась.

- Входите. - Одним жестом она показала и "наконец-то", и "проходите", и "курточку можно на вешалку".

Телемастер вошел, торопливо разделся в прихожей, скромно оставив свои полусапожки у самой двери.

Хозяйка провела его в комнату.

- Вот, - указала она глазами.

- Хорошо, сейчас посмотрим, - сказал он.

Он отыскал на стене розетку, спрятавшуюся за шторой, подключил к ней телевизор, потом раскрыл портфель, и через несколько секунд уже погрузился в свои исследования.

Хозяйка получила возможность рассмотреть мужчину. Она делала это с осторожным любопытством. Не каждый день в ее доме появлялся представитель сильной половины человечества. Далеко не каждый день. В последний раз это было... не вспомнить уже с точностью, когда. Лет семь, наверное, назад... Или восемь... Так, эпизод...

Телемастер был довольно высок, аккуратно, но скромно одет и не полон. Она терпеть не могла полных мужчин. Женщин объемных не любила, а мужчин и подавно. Лицо у гостя было слегка вытянутым, с острым подбородком и глубокой морщиной в виде буквы "У" над переносицей. Обыкновенное лицо, даже симпатичное. Правда, прическа - удлиненные волосы, скрывающие уши, что-то в стиле семидесятых - не понравилась хозяйке. Показалась неопрятной. И было еще что-то, что незаметно отталкивало ее от этого человека. Она чувствовала, что в ней как-то исподволь, практически беспричинно нарастает внутренняя неприязнь к гостю. Но никак не могла понять - почему. Силилась понять, и не могла. И стояла поодаль, наблюдая за манипуляциями телемастера. Какая к черту неприязнь? При чем тут это? Главное, чтобы сделал все, как надо.