Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий. Страница 9

Телевизор не выключался весь день. Какой-то итоговый концерт молодых талантов шел - не за что зацепиться, не на ком глаз остановить: то девицы полуголые с вульгарными лицами и движениями, то парни уж слишком смазливые все. Сама себе удивлялась: раньше ведь эстрада нравилась. Гм, так то - раньше. "Иронию судьбы" в сто тридцатый раз посмотрела. Скорее, прослушала, хотя и так все эпизоды знала наизусть. Все равно улыбалась в некоторых местах. И сердце замирало - от особенной какой-то романтики, особенной ауры этого фильма.

Еще в электронную почту заглядывала раз десять - ящик был пуст, практически стерилен...

"Дура... Размечталась... Сказано же тебе: семья, дочка. Интересно, что у него на праздник наготовлено? Дура..."

В половине восьмого вечера вышла прогуляться - район тихий, почти заповедный, не страшно одной. Думала купить сигарет, потопталась возле киоска - передумала, спохватилась, ушла.

Снега не было, уже не было. Растаял и истлел, превратив город в грязную лачугу... Такая зима, что поделаешь, не привыкать. Старую песню вспомнила: "Снег кружится, летает, летает, и поземкою клубя, заметает зима, заметает всё, что было до тебя..." Так - тихо, почти шепотом напевая, к своему дому и подошла. С настроением, в общем-то, не безнадежным. А возле подъезда - пьяный какой-то крутится. Не местный, не сосед. Расхристанный, и взгляд нагло-мутный какой-то. Заблудился, что ли? Может, "Третью улицу строителей" ищет?

- Эй, дамочка, вы в этом подъезде живете?

- Нет!

И прошла мимо. Испугалась. Круг сделала: на улицу вышла, дом обогнула и снова к подъезду вернулась. Никого. Торопливо код набрала, озираясь, и бегом - в лифт, из лифта - домой. Фу, знакомый запах родного жилья! Тепло, сухо.

Переоделась, в кухню пошла. Есть не хотелось, только чаем согреться. Пока чайник терпел и не сигналил - включила компьютер, а там!..

"Здравствуй, Инна!

Вот собрался и решил еще в этом году порадовать тебя. Ты ведь просила еще что-то почитать, посылаю с удовольствием. Пусть эта зимняя подборка станет моим скромным подарком тебе к Новому году. Не знаю, какая у тебя в городе стоит погода, а у нас зима пока не радует. В детстве, помню, снега бывало по пояс - это мне, первокласснику, а взрослым, наверное, по колено. У меня были санки, с которых я позднее, лет в десять, снял спинку, чтобы разгоняться и катиться лёжа. Мама переживала, а папа сказал, что я всё делаю правильно. Они на работе были, когда я со школы приходил. Поем быстро - и во двор. А там нас было несколько однолеток, и у каждого санки. Так мы ходили в одно место - "спуск" называлось: там горка такая длинная, метров сто, наверное, будет. А внизу она как бы соприкасалась с дорогой, по которой ездили большегрузные автомобили. Там поворот был, и машины притормаживали. А мы-то с горки без тормозов летим! Головой вперед! И перед самой дорогой носками ботинок за снег укатанный цепляемся, чтобы свернуть и под колёса машине не попасть. А тормозить - не получается! Адреналину было - полные штаны! И снежной крошки - полные ботинки, а щеки - как свеклой натерты у каждого. И не болел никто. Сейчас там по-другому всё, перестроили. А вообще, детство - это единственная тема в жизни, которую никогда не устанешь вспоминать и которую, как правило, окутывает светлая грусть. И грусть эта от того, что наше ожидание взрослости в те годы, ожидание самостоятельности еще не знало постоянных примесей этой взрослой жизни в виде ответственности, долга или каждодневных забот, о которых никто из нас даже не подозревал. И это был период настоящего счастья, о котором сейчас и хочется грустить.

Впрочем, что это я? Скоро праздник - рубеж обновления календаря и обновления жизни. Хочу тебе пожелать, чтобы твои обновления были направлены только в сторону позитива, и никуда больше. Ты тонкий и умный человек - я это чувствую и вижу. Спасибо тебе за то, что написала мне. Спасибо Господу за то, что подарил мне общение с тобой. Здоровья, исполнения желаний и любви тебе, Инна, в новом году! "

И стихи - много!

Прочитала залпом, как говорится, не переводя дыхания - как одно сплошное стихотворение. Они-то и цеплялись друг за дружку - темой, образами, выстраивались в целую подборку. Опомнилась, когда чайник на кухне охрип и чуть не расплакался.

"Ой, что это я? Так и пожар можно сделать! Дура!"

Потом неспешно, обстоятельно, с паузами - каждое стихотворение. По второму кругу. И по третьему... А они короткие, строк по двенадцать-двадцать всего. Не любил, видно, Андрей Глыбов растекаться мысью по древу. И так всё понятно было, успевал главное сказать...

                                   Разъезжен снег, разбросан по кюветам,

                                   изрезан чёрным скальпелем дорог,

                                   освобождён от девственного цвета

                                   и от прикосновения продрог -

                                   прикосновенья гусениц к асфальту,

                                   прикосновенья тысячи подошв,

                                   размыт цивилизованною фальшью,

                                   как горстку пепла размывает дождь.

                                   И я стою, уже не веря в чудо,

                                   ловя губами сырость января.

                                   Теперь мой город - грязная лачуга,

                                   испачканная ретушью заря.

                                   И я стою, лишившийся наследства -

                                   той чистоты, струящейся в тетрадь,

                                   которая вросла корнями в детство,

                                   и без которой страшно умирать...

Опешила. Остановилась здесь, перевела дыхание. "Господи! Как такое возможно вообще? - подумала вдруг. - И я ведь сегодня, вот только что, город с лачугой сравнивала... Это мистика какая-то... Или телепатия... Или еще что-то..."

Она читала стихи, и они застревали в ее воображении цветными картинками - близкими, понятными, осязаемыми. И оставались жить в нем, полностью совпадая по группе крови... Через полчаса некоторые строки уже просто знала наизусть. И радовалась, как девчонка радовалась - что они у нее есть...

***

"Ты рассказал мне о детстве... Вот так просто взял - и рассказал. Мне, в общем-то, незнакомому человеку, поведал какие-то тайны своей души. Один отдельный эпизод - а как трогательно... Спасибо.

Я тронута и растеряна тем, что ты вообще написал мне. Так я должна была начать ответ на твоё первое письмо. Но ты написал снова, и я... почувствовала, что почему-то тебе нужна... Зачем? Я уже привыкла быть одна, давно научилась закрываться в своей раковине, быть и казаться всем грубой, шершавой, обросшей мхом и водорослями. Утрирую, конечно, но всё же... Я будто вижу, как ты, читая эти строки, пытаешься мне возразить. Как ни уверяй меня, я не хочу казаться никому человеком. Мне так проще жить. Говорят: вот этот человек, эта женщина, Инна эта, то да сё, - а я не обращаю внимания. Это про Инну какую-то говорят, про другую, а я-то - раковина, камень, подорожник. У меня 25 жизней. Я знаю, что никогда не умру, как бы меня ни убивали. Всё преимущество теперешнего воплощения только лишь в том, что я могу тебе писать, но кто его знает, возможно, и камень может общаться - по-своему? Душа ведь у всего на свете есть. Бывает, что служит и он - камень - орудием или великой наградой в руках Господа. Может, и мы - всего лишь исполнение Его предназначения? Не хочется думать, что орудие или наказание... лучше бы сладкая награда...

С первого твоего письма я хожу и в любую свободную минуту говорю с тобой. Глупо, да? Уж слишком я наивна, да? Для учителя неприемлемо? Когда я читаю твои письма, душа моя отзывается под левой ключицей сладкой болью. Этого не надо пугаться, это пройдёт... Меня посещает состояние непонятных вибраций. Они похожи на то, как бывает перед началом концерта симфонического оркестра. Музыканты вразнобой пробуют инструменты - зазвучит то скрипка, то флейта, приглушённый гул зрительного зала, дирижёр стучит своей палочкой по пюпитру, вот-вот погаснет в зале свет, вспыхнут софиты, и начнётся сказка... и вот меня словно настраивают на этот оркестр, проверяют звучание, и диссонанс отзывается болью в затылке и в стенке аорты. Такое ощущение времени и пространства у меня сейчас. Короче, улетевшая дурочка, никогда не слышавшая добрых слов. Пора ставить диагноз: Чучело, в котором только - солома, шляпа, крест, а всё остальное - фантазии, фантазии и ничего от реальной жизни. И сомневаюсь, что я тебе по-настоящему нужна.