Товарищи китайские бойцы - Новогрудский Герцель Самойлович. Страница 22

— Царских офицеров во Владикавказе было тогда свыше трех тысяч, — рассказывал нам Павел Иосифович Кобаидзе. — Сначала они играли в нейтралитет, уверяли, что стоят в стороне и не собираются поддерживать ни красных, ни белых, но к лету тысяча девятьсот восемнадцатого года подняли голову.

Бесчисленные слухи — первый признак поднимавшегося брожения — ползли по городу, сеяли смуту, сбивали людей с толку. На базарах, в шашлычных, духанах, церквах, мечетях упорно говорили: «К красным шло оружие из Москвы, да не дошло. Ждали они солдат, да не дождались. А без оружия и солдат какая у Советов власть?.. Такую власть толкни — упадет».

Будь подобные слухи порождением мелкого злопыхательства обывателей, на них никто бы не обращал внимания. Но источник был другой. Здесь проявляла себя не пассивность обывателя, а активность врага. Используя слухи, белые готовили почву для внезапного выступления.

Трудность заключалась не в том, чтобы разобраться во вражеских замыслах, а в том, чтобы их обезвредить.

Но как? Идти на открытое столкновение с местной контрреволюцией в тот период было нецелесообразно.

— Почему? — спросили мы Павла Иосифовича.

— По тактическим соображениям. Сил мало имели.

— В каком это месяце происходило?

— В июне. Примерно во второй половине.

— В июне?..

Да, в июне 1918 года вооруженных сил на Советском Тереке действительно было мало. Мы вспомнили запись Филиппа Махарадзе, подтверждающую это обстоятельство; ту запись, что явилась, как знает читатель, отправной точкой наших поисков.

«Во Владикавказе (во второй половине июня 1918 года), — писал Махарадзе, — красных войск в то время не было вовсе, были только красноармейцы, наполовину вооруженные, имелся также маленький батальон из китайцев, на который Советская власть и опиралась в первую очередь».

Итак, «маленький батальон из китайцев» представлял собой в те дни на Тереке основную опору Советской власти, а враг — грозный и многочисленный — бряцал оружием. Надо было его припугнуть.

Пау Ти-сан сумел это сделать как нельзя лучше, и то, что он сделал, свидетельствует о его несомненном воинском даровании.

Мы не знаем, доводилось ли китайскому комбату читать более чем двухтысячелетней давности трактат о военном искусстве, принадлежащий перу его соотечественника Сунь-цзы и считающийся одним из древнейших в мировой литературе, но план, с которым Пау Ти-сан явился ясным июньским утром к военкому Терской республики Бутырину, был очень близок к той части рас-суждений прославленного китайского полководца, где говорится об умении вводить противника в заблуждение.

Замысел Пау Ти-сана, по рассказу полковника Кобаидзе, сводился именно к этому. Комбат пришел к Бутырину и сказал:

— Яков Петрович, хорошо бы сделать так, чтобы белые думали, будто у нас китайских бойцов раз в десять больше, чем на самом деле.

— Хорошо-то хорошо, — ответил Бутырин, — но почему нужно удесятерять в представлении белых численность именно китайского батальона?

Пау Ти-сан пояснил:

— Потому что нас здесь плохо знают, потому что мы кажемся всем на одно лицо. С помощью моих бойцов легче будет обмануть врага.

Пау Ти-сан изложил свой план.

— Ох, и хитер же комбат! — восторженно произнес Бутырин, выслушав Пау Ти-сана. — Здорово придумал! Сегодня же доложу Ною — и будем действовать.

— Главное, железнодорожников подготовить, — предупреждал Пау Ти-сан. — Чтобы эшелон вовремя подали, вовремя отправили, чтобы по графику всюду, где нужно, прошел.

— Не беспокойся, сам съезжу на станцию, прослежу.

Ночью, когда весь город спал, от казармы к вокзалу в полной походной форме двинулись китайские добровольцы. То была вторая рота под командованием Лю Фа-ляя. Бойцы же первой роты несли в тот день усиленную караульную службу и патрулировали по городу в самых людных местах.

Да и сам Пау Ти-сан, которого горожане теперь уже хорошо знали, тоже без конца мелькал на своем иноходце то тут, то там.

— В тот день, куда я ни шел, Костя всюду мне на глаза попадался, — вспоминал Павел Иосифович. — В конце концов при очередной встрече я не выдержал и спросил: «Костя, можно подумать, будто тебе делать нечего. Что ты все скачешь взад-вперед?» — «Я не просто скачу, а со смыслом скачу», — с шутливой многозначительностью ответил Пау Ти-сан. И больше тогда ничего не сказал. Только уже потом поделился со мной подробностями.

А дело было так.

Смысл показной бурной деятельности, которую комбат развил в тот день, смысл усиленного патрулирования китайцев по городу заключался, оказывается, в том, чтобы все население могло видеть: китайские добровольцы по-прежнему находятся во Владикавказе и никуда отсюда не ушли.

Но в городе на самом деле находилась только одна китайская рота, а другая, под командованием Лю Фа-ляя, отправилась, как мы знаем, ночью на станцию и расположилась в поданном ей воинском составе. С наступлением утра паровоз медленно, не торопясь, потянул эшелон от Владикавказа к Беслану, от Беслана к Дарг-Коху, от Дарг-Коха к Муртазово и дальше.

За один день эшелон с китайскими бойцами побывал на многих железнодорожных станциях Терской республики, прошел мимо десятков аулов и станиц. Тысячи горцев и казаков, работавших в поле, пасущих скот, толпившихся на привокзальных платформах, глазели на мелькавшую мимо длинную цепь товарных вагонов, битком набитых китайскими солдатами.

Китайцы сидели на подножках, стеной стояли в широко распахнутых дверях теплушек, даже свешивали любопытные головы с железных, нагретых солнцем крыш.

— Ну и ну… — говорили казаки, глядя на эшелон с китайскими бойцами. — Аж в вагонах не помещаются…

А горцы, провожая взглядом состав, только покачивали головами и задумчиво причмокивали.

Никому в голову не приходило, что это всего-навсего ложная демонстрация и что, если не считать красноармейцев, Висящих на подножках и закрывающих собой проемы вагонных дверей, теплушки в составе пустые.

Ночью эшелон вернулся во Владикавказ. Лю Фа-ляй построил роту и снова повел ее по уснувшим улицам города к зданию казармы.

Утром базары, шашлычные, духаны, церкви, мечети полны были слухов о крупных воинских пополнениях, присланных из центра в распоряжение Терского правительства. Со всей достоверностью утверждалось, что в город прибыло не менее десяти тысяч китайцев.

Древний полководец Сунь-цзы был прав. Ловкий обман противника стоит иной раз выигранной битвы. Белогвардейцы, окопавшиеся во Владикавказе, поверили тому, что на помощь Терской республике пришли новые крупные части. Это возымело свое действие. В городе стало спокойней.

12. Белый траурный цвет

Товарищи китайские бойцы - i_014.jpg
те же самые дни произошел эпизод, который мы услышали из уст Ли Чен-туна и о котором хотим рассказать. Эпизод к боевым событиям прошлых лет отношения не имеет, но для уяснения душевного склада китайских воинов революции он дает многое.

История такая.

Пау Ти-сан, как мы знаем, выполнял в своем батальоне обязанности командира и комиссара. Как командир он учил солдат военному делу, а как комиссар воспитывал их в духе революции.

Человек конкретных действий, комбат и политическую работу среди бойцов старался вести конкретно. Вместо отвлеченных рассуждений в «мировом масштабе» он беседовал с красноармейцами о вещах, им близких, понятных, доступных.

И вот зашел у него как-то разговор о Ленине, о деятелях большевистской партии, о тех, кто всю свою жизнь отдавал революции.

— Одного такого человека и вы знаете, — сказал он бойцам. — Это — товарищ Ной, здешний председатель.

Пау Ти-сан имел в виду председателя Совета народных комиссаров Терской республики Ноя Буачидзе. Он рассказал бойцам о прошлом испытанного революционера, о том, что Буачидзе знаком с Лениным и что Ленин очень уважает и ценит его.

Кто-то из солдат караульной службы, часто стоявший на часах у входа в здание Совнаркома, спросил командира, почему у Ноя такой болезненный вид: