Край непрощенных (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 2

  Других вещей нет. Сумки нет. Шарить по карманам покойницы не стал, понимая, что ничего полезного там не найдет, протянул руку и закрыл ей глаза. А ведь специально ждала, змея, пока он рукоять автомата отпустит. Хотя ничего ей плохого не сделал и даже не собирался.

  Чем дальше - тем веселее. Первая же встреченная живая душа попыталась его убить без какого-либо повода. Притом - женщина в недешевых шмотках и совершенно неподходящих для болота кроссовках. И с ружьем. Получается, Кирсан не единственный, кто оказался в этом странном месте, причем ему еще и повезло с экипировкой.

  Он двинулся прочь, шлепая по косточки в воде, по колено в тумане. Место зловещее, гиблое. Надо выбираться, и побыстрее. Вот три дерева - на одной прямой. Отлично. Кирсан прошел первое, подошел ко второму и остановился, выбирая новое третье дерево на одной линии с другими. Это замедлит продвижение, но другой способ двигаться по прямой в голову не приходил. Компаса нет, солнца нет - ориентироваться невозможно, либо идти, выстраивая линию из деревьев, либо ходить по кругу до смерти.

  Час спустя заурчал живот. Кирсан снял вещмешок и, к своей недолгой радости, нашел бисквиты и флягу. Бисквиты, впрочем, в горло лезли с трудом, казались гадкими, вода на вкус и запах отдавала затхлостью. Хреново. Выходит, он уже давно тут.

  Кстати, это весьма возможное объяснение. Женщина, оказавшаяся в этом заболоченном лесу, выбраться не сумела, ходила по кругу, промокла, замерзла, да и выглядела изможденной, оголодала. Кирсановы вещмешок, скатка и одежда, скорей всего, показались ей достаточной причиной для убийства. Помочь другому, попавшему в беду, поделившись бисквитами и плащ-палаткой, способны не все, напротив, многие готовы спасать свою шкуру ценой чужих жизней. Увы - но человек человеку, как правило, волк, и этот волк от других помощи уже не ждет, подсознательно считая любого встречного таким же волком.

  А бисквиты все же дерьмовые. Кирсан, кое-как, через силу заморив червячка, едва не выбросил недоеденный кусок, но удержался. Может быть, вскоре он будет рад даже такой паршивой пище.

  Еще час спустя мертвый лес внезапно закончился: вместо болота впереди показался асфальт. Несколько шагов - и стена тумана сменяется облупленной кирпичной кладкой. Это был город, причем почти без перехода от болотистого леса к каменным джунглям. И Кирсан, к своему ужасу, моментально сообразил, почему.

  Серые дома, частично полуразрушенные, с выбитыми стеклами, остовы машин, превратившиеся в труху, потрескавшийся асфальт, сквозь который пробивается трава, покрученные, мертвые деревья вдоль улиц, покосившиеся фонарные столбы... Мертвый, брошенный город. Причем давно мертвый.

  Вот груда ржавчины, в которой еще угадываются очертания 'ауди' одной из последних моделей. Кирсан как-то раз посмотрел передачу 'Мир без людей' и знал, что автомобиль под открытым небом превращается в такую вот ржавую труху примерно через семьдесят-восемьдесят лет. Да только вот незадача - семьдесят лет назад этой 'ауди' просто не было.

  Он стоял возле останков автомобиля и лихорадочно повторял шепотом, что та картина, неумолимо складывающаяся в голове - плод его больного воображения. Кирсан дорого бы дал, чтобы прямо сейчас оказаться в психбольнице, где его разбудит дебелый санитар, вырвет из плена чудовищного кошмара, пусть даже только ради того, чтобы вколоть очередное лекарство. Только санитар не спешил будить пациента, а калькулятор в голове беспощадно складывал цифры. Две тысячи десять - год выпуска машины - плюс минимум семьдесят лет, нужные на превращение этой самой машины вот в такие насквозь проржавевшие обломки. Итого - две тысячи восемьдесят.

  Кирсан сглотнул, сделал несколько шагов по улице, озираясь. Либо он в горячечном бреду, либо действительно как-то переместился в будущее. В очень дерьмовое будущее.

  Думай же, башка, думай! Надейся на лучшее, готовься к худшему. Если все-таки Кирсан бредит от горячки или лекарств - все хорошо, волноваться не о чем. Горячка пройдет, сон закончится... Но пока что единственный разумный выход - это допустить откровенно неразумную, чтобы не сказать - совершенно идиотскую - мысль, что все это - взаправду. Что он, разведчик Кирсан, действительно примерно так в две тысячи восьмидесятом году. В мире постапокалиптической разрухи, мертвых лесов, покинутых городов.

  Кирсан любил читать - кстати, еще одна подробность вспомнилась. Ну не то, чтобы любил, но в кармане с собой носил на всякий случай книжечку, ведь в солдатских буднях часто выдается время, когда заняться нечем. Читал фантастику, книги о конце света, о вирусах, превращающих людей в зомби - словом, всю ту беллетристику, после которой смотришь вокруг себя и понимаешь, что мир, полный нищеты, войн, неравенства, мразей-политиков, религиозных фанатиков и прочей дряни - далеко не самый худший вариант... Что ж, может быть, все это чтиво ему теперь хоть немного поможет сориентироваться.

  Он медленно брел по улице, прямо посередине проезжей части, озираясь, обходя остовы машин, переступая через упавшие столбы, и пытался сообразить, что к чему. В машинах нет останков людей, и на улицах костей тоже не видно. Город вроде бы относительно целый, над ним поработал величайший, но неторопливый разрушитель - время. Следов ядерного удара нет. Конечно, изуродованные деревья можно было бы объяснить радиацией и мутациями, однако Кирсан никаких признаков лучевой болезни не ощущает. Следов военных действий нет. Казалось, в какой-то момент жизнь в городе просто остановилась. Словно люди внезапно пропали, прямо как в той передаче на канале 'Дискавери'. Химическое оружие? Тоже отпадает. Трупов-то нету, а они были бы в этом случае.

  Он остановился, взглянул в небо. Тяжелые серые тучи, пасмурный полумрак. День? Вечер? Кирсан поклялся бы, что сумерки, но за часы в лесу сумерки уже должны бы смениться ночью. Значит - день, но очень-очень сумрачный. Не узнать наверняка, солнца ведь нет и даже непонятно, в каком месте на небе оно хоть приблизительно находится. И туман. Туман у ног стелется, туман окружает его стеной. Пятьдесят-шестьдесят метров - вот и весь обзор. И тишина, странная, необъяснимая, жуткая. Из города исчезли не только люди - но и животные. И в том мертвом лесу птиц не слыхать было.

  Он пошел дальше, размышляя. Хорошо, пускай в будущем. Но как он вообще попал сюда? Как Рип ван Винкль, заснул и проспал много лет, пока мир катился к чертям? Герой Ирвинга постарел, пока спал. Кирсан поднес к лицу руку - рука тридцатилетнего человека. Его автомат - новый, смазанный, ухоженный. И потом - та женщина. Она тоже была холеная, ухоженная, во вполне нормальной одежде. К тому же, такой летаргический сон, сам по себе невозможный, тем более не мог бы приключиться сразу с двоими.

  Эксперимент по перемещению во времени? Амнезия - побочный эффект? Возможно. Послать в будущее разведчика - вполне логично. Но тогда присутствие тут женщины в штатском необъяснимо, ее-то зачем посылать?

  Трещина во времени или другая аномалия? Возможный вариант, доводов 'против' нет. Кирсан читал о всяких временных тоннелях и прочих аномалиях, когда люди плутали по лесу, выходили и обнаруживали, что их часы отстают, но не верил в такое. Однако теперь попробуй не поверь своим глазам!

  Сбоку - автобусная остановка и газетный киоск. Если там остались журналы - а их часто пакуют в целлофановые пакеты, в которых журнал может храниться очень долго - то можно узнать дату выпуска последнего из них. Кирсан подошел к киоску, посмотрел на первый попавшийся глянец - и его брови поползли вверх. Тысяча девятьсот восемьдесят шесть. Название - 'Работница'. Советский, мать его за ногу, журнал. Или, точнее, не мать, а редактора его за ногу.

  Кирсан остановился, сосчитал до десяти, выровнял дыхание. Анализ новых данных приносит странные результаты. Если он отправлен в прошлое - пардон, но прошлое таким не было. А здесь - город, жизнь которого прервалась в прошлом веке. Хотя даже в этом случае журнал из тысяча девятьсот восемьдесят шестого и тачка из две тысячи десятого требуют объяснения. Нестыковочка.